Прошли 9 дней, за ними 40, а боль утраты ни у мальчишек, ни у Николая не проходила. У братьев добавилось обязанностей по дому, теперь на них легла забота о младшем брате, потому что отца никто не освобождал от полевых и ремонтных работ.
Николай никак не мог смириться со своей потерей. Казалось, что в груди повис тяжёлый камень, который не давал ни жить спокойно, ни просто дышать. В редкие минуты, которые выпадали на отдых, он заливал свою беду горькой, и сыновья в такие моменты его буквально волоком тащили с кладбища.
— Батя, ты совсем очумел, нельзя же так. Мамка тебя бы очень ругала. Ты подумай головой, нам скоро уезжать, а Мишка с кем будет?
Но отец только мычал что-то и мотал головой. В такие моменты Мишка сидел на печи и боялся спускаться, он не понимал, что происходит с отцом.
С холодами пришло время отъезда парням на учёбу в город. С тяжёлым сердцем покидали они дом, долго настраивали Мишку, как и что делать без них, обещали приезжать, уговаривали ничего не бояться, учили мало-мальским делам по дому и хозяйству.
Мишка кивал вихрастой головой, сглатывал слёзы и утирался рукавом застиранной рубашонки.
В один из дней, когда ремонтные работы в МТСе приостановились из-за отсутствия запчастей, Николай опять напился, и по пьяной привычке ноги его понесли на кладбище. Провалявшись там до вечера, он не заметил, как уснул лёжа головой на могилке.
На улице уже подмерзало, а Николай всё не мог очнуться от тяжёлого сна, ворочался, скрипел зубами, что-то бормотал. Вдруг он затих — перед ним стояла Матрёна. Она протягивала к нему руки и с упрёком говорила:
— Помоги мне, Коленька. Не могу дотянуться к сыночку нашему Мишеньке. Плохо ему без меня, очень плохо, а ко мне его не пускают, и ты не помогаешь. Прошу тебя, помоги мне.
Николай вскинулся и понял, что Матрёнушка ему приснилась, и что он на кладбище. Вокруг стоит темень, и похоже, что времени уже за полночь.
Он не помнил, как добежал до своей хаты. Протрезвевшим взглядом окинул своё осиротевшее подворье, опять засаднило за грудиной, и мысль о сынишке его подхлестнула:
— Матрёнушка не может до Мишани дотянуться, видимо решила, что ему с ней лучше будет, если просит помочь ей. Что же я делаю?
А Мишка уже и плакать перестал, голодный и холодный забрался под тулуп и уснул беспокойным сном, иногда вздрагивая и всхлипывая во сне.
Проснулся парнишка от того, что тепло разлилось по хате и пахло едой. Он свесил голову с печи — на столе стояла крынка с молоком, картошка в чашке ещё парком исходила, хлеб, нарезанный ломтями, горкой возвышался рядышком.
За столом сидел отец, положив голову на сомкнутые руки. И не понятно было, то ли он спал, то ли думал о чём-то. Только с этого момента Николай перестал заливать горе водкой. Мишка и домашние хлопоты его свободное от работы время теперь занимали полностью.
Постепенно у отца с сыном сложился определённый образ жизни. В свой внутренний мир никого из посторонних они не пускали. Только, если старшие дети со своими семьями навещали их, тогда у них царило какое-то оживление. Уезжали, и опять наступала тишина.
Николай и раньше не очень был разговорчив, только для жены у него находились слова. С детьми же, если только кто из них закарабкается на руки, то приголубит, погладит по головке молча и всё на этом.
Теперь же они с подросшим Михаилом занимались каждый своими обязанностями по дому без слов, понимали друг друга и так.
Мальчишка рос молчаливым, со сверстниками побегать, похулиганить у него желания не возникало. В школе тоже особой дружбы не водил.
Прошло несколько лет. Когда Михаил закончил семь классов, Алёна с мужем настояли на том, чтобы отец с Михаилом переехали к ним в город. К тому времени они свой дом построили, места хватало.
Отец сильно сдал, здоровье стало подводить, а Михаилу надо было учиться дальше.
Долго в городе отец не прожил, не прошло и трёх лет, как он отправился к своей Матрёне, которой оставался верен до конца своих дней. И не понятно — то ли непривычная среда на него повлияла, то ли здоровье так подрастерял, хоть к врачам он никогда не обращался.
Михаил к тому времени учился в речном училище. Он совсем не помнил мать, и жизнь с отцом наложила на его характер свой отпечаток. Был Михаил довольно привлекательной внешности, но молчун. Разговорить его было невозможно, если его не занимали какие-либо дела — сидел где-нибудь в укромном уголке с книжкой.
На похоронах отца сильно рыдал, уткнувшись в ладони. Почти ни с кем не разговаривал и после кладбища сразу уехал в училище.
По окончании учёбы ходил по рекам Сибири. Всю жизнь прожил бобылём, ни одна женщина не покорила его сердца.
Изредка навещал семьи сестер и братьев. Одарив племянников и племянниц подарками, погостив пару дней, уезжал.
Алёна как-то попыталась его разговорить по поводу женитьбы:
— Миша, ты уже мужик зрелый, когда женишься? Сколько же можно быть одному, детишек пора иметь, а ты всё один.
— Сестрёнка, ещё не родилась та женщина, которая смогла бы стать моей женой. Трудный я человек, со мной тяжело ужиться. Да и привык я один. Никто мне не нужен, понимаешь — никто. И давай больше не будем на эту тему.
Вот и весь сказ. Похоже, что жизнь не только его не баловала любовью, лаской и вниманием, но и не научила любить и находить чему радоваться. Жил себе и жил по инерции.
А, как только списался на берег, так и закончился его жизненный ресурс. Умер в одночасье у себя в холостяцкой квартире. И лежал бы, гнил, если бы старушка соседка не заглянула в открытые двери квартиры и не позвонила в пароходство. Пароходство его и хоронило. Родные ничего не знали о его смерти, а коллеги не знали о том, что у Михаила столько братьев и сестёр. Никогда он никому не рассказывал об этом.
Так и прожил человек, как в плену, без радости и просвета.
Уважаемый читатель! Благодарю за прочтение. Подпишись на канал, чтобы не пропустить следующие публикации.
