Гвен Стефани с красной точкой на лбу заливалась горлинкой, заводя девчонок:
- Донт спиик, та да да да, та да да…
Девяносто седьмой плавно плыл к концу, No Doubt пели даже с электрочайников, школа закончилась, нам помахали ручкой на прощание и мы отправились во взрослую жизнь.
Самая спокойно-вкусная стабильность девяностых полностью наступила в тот год. Тогда кончилась первая большая война новой страны и мы старательно её забывали. Даже Невзоров, сняв «Чистилище», успокоился и перестал накидывать на вентилятор правых идей.
Столица всегда жила сама по себе, а провинция старательно косила под неё.
Открывались магазины, а в Самаре запустили «Колизей», настоящий символ конца девяностых, тот же рынок, но типа с фирменными лейблами и под крышей двухэтажно-кирпичного кольца. Твой Кировский Вещевой оставался популярен, но в «Колизей» желалось попасться всем и вся. Мы ещё не привыкли ко многому и ТЦ из «Коммандо» с его лифтами, травелаторами и детско-игровым залом казался далёким и выдуманным.
- Да в Колизее что угодно купишь, там всё есть.
Сашка Алясов тогда чего-то горячился и как всегда был убедителен. Поди не кажись таким с его габаритами и напором. Санёк пока перестал гонять на моцике, подстриг рокерские сивые патлы и старался быть пацанским пацаном. Не сказать, что нам тосковалось по его красной бандане, оседланному «Уралу» и прочей неформальной байде, но так казалось интереснее.
- И шипованный напульсник?
Аляс чуть не закипел, но успокоился. Нефорскую атрибутику торговали в других местах и Сашу слегка подкололи. Тошибе, всему в новой косухе, джинсах в обтяг как у Метлы девяносто первого и в казаках, можно было всё. Антоновские родители вздыхали, платили и даже не косились на полку шкафа, прячущую труселя со сношающимися скелетонами.
- Ты ж его носить не станешь.
Шипованный напульсник имелся, вроде, у Димана. И он его носил. Диман оказался самым счастливым с нашей шоблы, тётя Люба умела зарабатывать и ему не светила армейка, а в наличии имелась учёба в технаре, краснеющем купеческими стенками особняка исторического центра Самары, съёмная хата и даже новенький бумбокс. Диман уже узнал много нового-интересного и скептически относился к нашему пустому трёпу.
- В Ганге продают медальоны с рунами.
«Ганг» открылся под конец святых-лихих неподалёку от «Блюза», две культовые точки того времени обитали у Ленинградки и прятали море интересного нашим молодым глупым мозгам. «Ганг» пропах благовониями, звенел металлом подвесок входной двери и заставлял щуриться от дикой яркости ненужной лабуды вроде вееров, коробок с шарами для релакса, вырвиглазно-кислотных дизайнерских маек, как-бы японских бумажных картинок под Хокусая из страны Киталия и фальшиво-серебряного блеска поддельной бижутерии с узорами, кельтикой, волками, молотами Тора и теми самыми рунами.
- А я своей настоящий диск Донт спик там купил.
Мимо проходил Андрюха Сомов, которого, как-то так вышло, знали все и все знали по разным причинам. Кто через дом на улице, где жила бабушка, кто через группу детского сада, кто со школы, а кто с баскета. Андрюха был свой в доску и странно честный. Диск Стефани и Ко он купил в «Блюзе», когда катался с родаками на рынок Ленинградки за шмотьём нового учебного года в технаре.
Мск вовсю слушала диски, Питер, если верить «Брату», тоже, а мы только-только приучались к ним, к лучшему звучанию двух недолгих пятилеток, с буклетами из Союза с Мистерией или так себе полиграфией от Нау с нашего городского рынка.
- Давай, пацаны, мы пошли.
Аляс по своим, Андрюха по своим, а мы все к Тошибе, на днюху. Донт спик орал неоднократно, златовласая Тошкина Полина, приехавшая на ненадолго с той самой Самары, сладострастно извивалась в зале двухкомнатной квартиры. Мы пили «Толстяка», санкционированного Тошкиной мамой и «Родник», принесённый кем-то тайком. Мы пили, веселились и девяносто седьмой казался классным, лучшим и вообще.
Гвен и Но Дабт развалились быстро и неумолимо.
«Колизей» протянул двадцатку и всё же помер.
«Блюз» остался в памяти города вывеской у сквера Высоцкого.
«Ганг» есть только на фотках, переехав на Безымянку и померев из-за доступности всей своей байды, как-то незаметно ставшей ненужной.
Рок-атрибутика всплывала при уборках, а Катина анархия живет на рюкзаке нашего сына.
Андрея Сомова сбил сзади какой-то пьяный водятел и Андрей не выжил.
Тошиба, под Новый 2007-ой, попал в аварию и его плита хорошо заметна на Южном.
Аляс разбился на новом любимом мотоцикле лет десять назад.
Девяносто седьмой перерос в следующий, дутая стабильность породила дефолт, а через год началась новая война и на неё довелось поехать мне.
Такие дела.
