Иннокентий Михайлович Смоктуновский — актёр театра и кино, народный артист СССР. Участник Великой Отечественной войны.
Пыльный, зловонный московский чердак, загаженный голубями и кошками. Но это лучше, чем было вчера, вчера пришлось ночевать в парке — так успокаивал себя тридцатилетний актёр-неудачник Иннокентий Смоктуновский, проснувшись впервые за несколько дней в относительном тепле. Лежа на мягких, но влажных и колючих опилках, он вспоминал как в детстве приходилось воровать на базаре, чтобы хоть что-нибудь поесть. Теперь ему, фронтовику с боевыми наградами делать так, конечно, нельзя. Придётся опять напрашиваться на обед к знакомым. Смоктуновский вспоминал самое вкусное — запах бульона, который когда-то мать, сотрудница комбината, варила из украденных на работе костей. Голод сопровождал его все эти три десятилетия. Страшнее всего был плен, благо недолгий, всего лишь месяц, потом сбежал. Но «всего лишь» — это только для тех, кто не был в фашистских лагерях, где месяц — за целую жизнь.
Кормили баландой, в которой вместе с кишками болтался, извините, кал животных. Самое ужасное — чувство, что жизнь твоя тебе не принадлежит. Любой фашист мог подойти, приставить к затылку пистолет и всё.
Это был декабрь 1943 года, перелом в войне уже произошел — немцы отступали. Шталаги заранее отводились поглубже в тыл. Измождённых военнопленных три раза за тот месяц перегоняли с места на место. Тех, кто падал, убивали сразу. В последний из таких переходов, больной дизентерией Смоктуновский понял, что не дойдёт. И, собравшись с последними силами, решился бежать. Ему удалось спрятаться под мостом. Пока ждал ночи, фашист, охранявший переправу, чуть не наткнулся на беглеца, но, поскользнувшись на льду, прошел мимо, отряхивая с себя снег. Под утро обессиленный Смоктуновский вышел к деревне. Кроме как снова рискнуть, выбора не было. Он постучал в крайнюю избу и ему открыли.
Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытьё. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Мыли несколько девушек,и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими рёбрами.
Смоктуновского спасла пожилая украинская крестьянка Василиса Шевчук. Он называл её баба Вася и навещал потом всю жизнь. За укрывательство красноармейца фашисты легко могли расстрелять всю её семью. Но смелая женщина три месяца выхаживала будущего артиста в своей избе, а после познакомила с партизанами, которые взяли его в отряд.
На фронт из пехотного училища он впервые попал в августе 1943 года и сразу на Курскую дугу. Несколько раз видел, как от пережитого ужаса люди сходили с ума. И сам бывал на грани. Форсировали Днепр. В штабную землянку вызвали тех, кто повыше ростом. Нужно было вброд через протоку переправить на остров секретные документы. Назначили Смоктуновского и ещё одного паренька.
В глазах командиров я вдруг прочёл старательно скрываемую ими опасность, или, вернее: «Жалко ребят, молодые такие, ещё могли бы жить да жить...»
Стояло утро, и всё просматривалось как на ладони. У немцев был пристрелян каждый метр. Накануне фашисты прямой наводкой утопили здесь две такие же экспедиции и в этот раз сразу открыли огонь. Смоктуновский с товарищем продвигались по илистому дну, то и дело погружаясь с головой под воду, держа над поверхностью важный пакет.
Затея эта была обречена, и это понимали все. Мой напарник сразу был ранен. Где-то у середины протоки, захлёбываясь, едва успевая схватить воздуха, увидел, как он, странно разбрасывая руки, боком, как споткнувшийся или пьяный, тяжело падал в воду, барахтался, вставал и опять валился на бок. Грохот разрывов усилившегося обстрела заглушал всё кругом.
Каким-то невероятным чудом Смоктуновский добрался до штаба дивизии. Все удивлялись, что под градом снарядов его даже не царапнуло. Пакет с донесением и тот не намок. Пройдёт 49 лет, и однажды на сцене МХАТа артисту после очередной премьеры вручат не цветы, а более важное — медаль «За отвагу» — награду, потерявшуюся в 1943 году.
В двадцать лет у него уже были седые виски. Любой бы поседел пережив то, что пришлось пережить Смоктуновскому. У польского города Торунь на исходе войны из 130 наших бойцов в ту ночь выжили только девять. Вдумайтесь: только девять!
Писк, вой, скрежет, свист, грохот, остервенелое месиво взрывов, резкий стукоток осколков, пыль и осыпающаяся земля. Было нечем дышать. Рву затвор на себя — диск пустой! И опять этот «хромающий» звук летящих на нас гранат на длинных, деревянных ручках.
Утро было не менее страшным, когда стало видно, что в живых не осталось почти никого. На Смоктуновском снова ни царапины, хотя поле боя, которое немцы поливали шквальным огнём, было для всех одинаковым. Может быть помогла молитва, которой научила его Баба Вася — та самая украинка, спасшая бежавшего узника от смерти. А может быть просто инстинкт, смекалка, естественный страх и необходимость победить.
Я не делал ничего такого, чего не делали бы все остальные: здесь упасть, отползти, пригнуться, встать за укрытие, переждать секунду артналёт, лёжа на дне воронки, нырнуть в канаву от летящей сверху бомбы — в общем, я делал всё то, что делали все.
Это был март 1945 года. Два года чудовищной, изнурительной, изматывающей фронтовой жизни не смогли убить невероятного желания жить, радости весны и близкой победы — так писал Смоктуновский в своих мемуарах «Ненавижу войну». Победный май он встретил в Германии, заслужив перед этим ещё одну боевую медаль «За отвагу»
Лёжа в сырых опилках на старом московском чердаке бывший фронтовик, а пока безработный артист Смоктуновский, вновь переживал свои воспоминания. 10 лет как завершилась война, 10 лет скитаний по стране из-за месяца, проведённого в плену. Крупные города для «неблагонадёжного» долго были закрыты. В Сибири Смоктуновский закончил актёрскую студию, играл в разных театрах, но в основном небольшие роли. В 1955 году приехал в Москву. Здесь тоже долго не везло: везде отказы. Ночевал, где придётся, ел, что придётся. Но поседевший на войне человек, не мог просто так взять и сдаться. Он стучал во все двери. И в конце концов достучался. Смоктуновский пришёл на большую сцену уже в зрелом возрасте, но очень быстро стал одним из самых знаменитых артистов в СССР. Так или иначе, его главная роль уже была прожита. Когда-то он сам сформулировал это на одной из последних фронтовых дорог.
Какое счастье — мы побеждаем зло, фашизм. Мы будем жить. Мы дали людям жизнь. И мы спасли весь мир. Мы будем свободны. И так будет всегда.
Слушайте программу «Офицеры» в эфире Радио ЗВЕЗДА.