Начатый, но не доведенный до конца гротеск — чтение разочаровательное.
Рассказ Аверченко "Дети" можно прочитать здесь: https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D1%82%D0%B8_(%D0%90%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE)
Взрослый человек остаётся на три дня с чужими детьми: запрещает им учить уроки, они вместе курят, купаются в реке голышом и воруют картофель. Потому что воровать интереснее, чем просить. И вообще ночуют на улице. "К концу третьего дня мои питомцы потеряли всякий человеческий образ и подобие". Комично, и читатель уже не пытается воспринимать это как реалистичную историю.
Когда родители возвращаются, главный герой спрашивает перед ними детей. "-... Дети! Кого вы любите больше: отца с матерью или меня? — Тебя! — хором ответили дети, держась за меня, глядя мне в лицо благодарными глазами. — Пошли вы бы со мной на грабёж, на кражу, на лишения, холод и голод? — Пойдём,— сказали все трое..."
Преувеличение дошло до абсурда, это и обаятельно. Нужен соответствующий финал.
Но всё тут же скатывается в мелодраму со счастливым концом. Отец спрашивает сына: "— Так ты бы бросил меня и пошёл бы за ним? — Да! — сказал бесстрашный Лёлька, вздыхая.— Клянусь своей бородой! Пошёл бы. Лёлькина борода разогнала тучи. Все закатились хохотом..."
Язык у Аверченко нейтральный, почти разговорный, и в этом случае на первый план должен выходить приём, но прием не был доведён до конца. Вместо гротеска получился анекдот, в котором рассказчик заврался.
Если бы "Шинель" Гоголя закончилась тем, что сослуживцы скинулись Акакию Акакиевичу на новую шинель, а он каждую пятницу стал ходить к ним на вечеринки, то сентиментальность победила гротеск, и "Шинель" мало значила для русской литературы.
--------
Инсайт[д]ы литературоведа в Telegram
