Нападение на беззащитного старика красны молодцы учудили средь бела дня. Аня предупредила парочку атлетов, что именно в обед никто и никогда глухого «дуралея» не навещает.
Как бы там ни было, единственная дочь беспокоилась, заезжая в гости утром и вечером, особенно в последние дни. Словно предчувствовал что страдающий отец. В недавней беседе Катерина разрыдалась, прося прощение за трусливое безразличие к почтенному старчеству. Это была будто исповедь. Между ними вдруг разрушилась высокая стена. Стали так низменны планы. Стали так никчёмны прожитые годы. Без отца и матери. Неужели, философски подумала Катя, и её дети так же, как и она с папой, с нею поступят? В заключение важного разговора Валентин Трофимович, открыв комод, достал из него газетный свёрток и протянул. Оба молчали, понимая. А ничего и не надо было говорить. То, что загадывала меркантильная наследница получить, сполна получила. Её эта громоподобная ситуация серьёзно видоизменила. Всего за несколько дней она преобразила одинокое ветеранское гнездо. Всего за несколько дней она вернула себе детство и юность. Всего за несколько дней искупила половину дочерних грехов. Ах, если бы старшая любимая внучка знала!..
Старый дед не имел моды закрываться на запоры. Ну, кто полезет к уважаемому ветерану?! Тем более в родной деревне, где все его знали в лицо! В преддверии Дня Победы на стуле уже висели наглаженные Катериной новые брюки, новая белая рубашка и проверенный временем парадный пиджак. Заложник своего нелёгкого прошлого, дедушка смотрел телевизор. Показывали современные военные фильмы, реалистично подогнанные под неустаревающую действительность. Однако не «халтурили»! В юбилейный год планировался грандиозный парад. И в деревеньке – особенный митинг. А в клубе – торжественный концерт. Командир танка, орденоносный товарищ Брюханов готовился возложить к Обелиску Победы четыре гвоздики, за себя и за любимую покойную супругу, обливаясь слезами чести и замерев на мгновение у молодого караула, будто у развёрнутого красного знамени.
Валентин Трофимович слышал, как к его ограде подъехал мотоцикл. Но не обратил на это внимания. Мало ли кто! Прошлым летом, приключилось, аж легковой автомобиль ночевал. Как появился внезапно, так и исчез. Вот и сейчас, подумалось празднующему, нечего понапрасну выходить на разведку. Однако кто-то заходил. Слуховой аппарат обеспечивал слуховую чёткость. «Может, поздравлять? – порадовался ветеран. – Так опять рановато!» И вовсе не поздравлять, а убивать…
Кирилл и Антон ворвались к деду как два террориста. Он, сидя в старинном кресле, успел запомнить их лица, хотя встретил впервые. Они забыли выполнить самое главное условие разбойного нападения, гласившее, что «жертва не должна видеть своего убийцу». Как и планировал, Кирилл ударил Валентина Трофимовича по голове плашкой, взятой при входе с поленницы. Старик потерял сознание. Но не умер. Было внятно слышно, как он тяжело дышал. Тогда Антон, вспомнив про обещание, что добавит, выхватил у подельника страшное орудие преступления и ещё дважды огрел по темечку. Вот сейчас сразу стало ясно: старикан сдох, обливаясь ручейками собственной крови. Не требовалось и проверять, нащупывая пульс. Безжалостные сломки, никогда не видевшие воочию настоящую войну, сдёрнули с всё ещё мощной ветеранской груди тоненькую верёвочку, на которой болтался комодный ключ, и забрались, окаянные, в комод, как две крысы в хлебный ларь, чтобы покормиться. Перевернули всё вверх тормашками. Никаких больших денег не нашли. В ящике лежало лишь триста рублей. Поняв, что они, «святая» троица, пролетели, бугаи кинулись заканчивать «мокрое» дело. Кирилл загнал моцик в ограду, закрыв ворота, где подлецы посадили «покойника» в люльку, укрыв его с головой. После этого рванули за деревню, оставив стариковскую усадьбу без присмотра. Там, на обрывах, выбрав подходящую высоту, спустили труп накатом вниз. Внимательно оценив безлюдные окрестности, жестокосердные потомки не ошиблись, рассуждая о том, что на такой глубине никто не найдёт седовласого солдата, уж своё отвоевавшего. Больше не за это переживали предатели Родины, а за триста рублей вместо тысяч. Вот Анютка-то расстроится, когда узнает. А что будет? Вдруг она рассердится и не подпустит к себе? Вроде бы силачи морально настроились. А когда парню отказывает в этом деле его девушка, он резонно нервничает, круша всё на своём пути. Вернувшись, бугаи-сломки не порадовали Аннушку. Они при шизофреничке в красках расписывали, как отправили деда к праотцам. Заработав всего три сотни, не заслужили женской любви. И то Анютка одну забрала себе. Гениальный план так же гениально провалился. «А куда же он, дуралей, мог деньги-то перепрятать?! – вопросительно воскликнула любимая внучка. – И огрело же его плашкой! Может, поискать? – вдруг пришла в голову идея. – Пока не нашли да официально не закопали!» Эти мысли злоумышленница не озвучила вслух. В парнишечьих услугах горе-девочка больше не нуждалась. Выпроводив их восвояси, она решила вместе горевать с матерью, когда та не найдёт дедулю-глухаря. Возможно, между делом прощупает комод сама. «А вдруг завалялись где? – осенило Анюту. – Зато все мои будут!» Надежда никак не покидала демоницу. Она в нетерпении ожидала мамкиного вечернего прихода.
Продолжение следует...