А дом как-то сразу осиротел без хозяйки. Все такие незаметные домашние дела при ней вдруг стали просто кричащими и требовали немедленного участия.
В хлеву мычала Маруська с раздутым выменем, беспокоились куры, повизгивал голодный поросёнок.
Но самое главное — Мишка, которого срочно надо было из дома куда-нибудь определить, чтобы не пугать и не отвечать на его вопросы, на которые и у самого Николая не было ещё никаких ответов.
Алёна повезла Мишку в соседнюю деревню к его крёстной матери, пусть побудет там с её детьми, отвлечётся, пока они дома колготятся с похоронами.
А Николай попробовал управиться с хозяйством, пока соседки занимаются Матрёной.
Всё бы ничего, только Маруська его не подпускала к вымени, она так долбанула копытом по дойнику, что тот выкатился из хлева. Николай постоял, подымил цыгаркой, сходил в хату, принёс Матрёнин платок, повязал на голову и опять попробовал подступиться к Маруське. Но результат тот же, только на этот раз копыто летело в колено, и Николай еле успел увернуться.
Он постоял, покрутил задумчиво ус и опять направился в хату. На этот раз он принёс Матрёнину юбку, нацепил и её, но Маруська косила лиловым глазом, беспокойно переступала ногами, раздувала ноздри и было видно, что сдаваться она не собирается.
Выручила Алёна, которая успела вернуться домой:
— Ну, папка, ты даёшь! Лучше бы меньше свои самокрутки смолил, она же не любит запах махорки.
А в хате на скамье уже установили гроб, и Матрёна, прибранная бабами, лежала спокойная, серьёзная и родная.
Всю ночь Николай просидел около Матрёны, разговаривал с ней, вспоминал, утирал скупые слёзы, гладил её холодные руки и всё не мог смириться с тем, что теперь нет его милой Матрёнушки, что отныне он один, как перст.
Дети? Дети — это совсем другое. Он даже и мысли не допускал, что на месте Матрёны может быть кто-то другой.
Николай плохо помнил, что делалось вокруг него в день похорон, он видел только лицо Матрёны. Когда, наконец, народ разошёлся после поминок, и дети в хате прибирались, он исчез. А на улице уже стемнело, и только Луна заливала светом округу. Сыновья Иван и Анатолий, вышли на улицу и пошли искать отца. Во дворе не нашли.
— Куда он мог деться? — спросил Иван, — ещё бы не надумал чего, с него станется.
— Похоже, я догадываюсь. Пошли.
Вышли со двора, и Анатолий показал рукой на кладбище, которое находилось в деревне совсем недалеко.
— Ты же видел — он во время похорон был, как замороженный. Может теперь даёт выход своему горю, очень любил мамку.
— Пошли проверим.
На подходе к кладбищу они действительно услыхали голос отца, но что он говорил они не могли разобрать.
Пробираясь к могиле матери, парни старались не шуметь и не напугать родителя. В лунном свете они увидели, как отец, лёжа на могиле вниз лицом, что-то причитает.
Долго парни наблюдали молча, отец то затихал, то снова что-то говорил. Наконец Иван пошёл к могиле и на ходу стал выговаривать отцу:
— Вот ты где, батя, что же ты нас пугаешь, всех бросил, мы тебя ищем, ждём, пошли домой.
Отец затих, потом поднялся на колени и было видно, что силы его покинули. Подошёл и Анатолий, вдвоём они подхватили его под руки и повели с кладбища.
Дома дети посоветовались и решили, что Паша, самая старшая из детей, и Алёна, со своими детьми побудут в деревне с отцом, потом отведут девять дней.
На том пока и порешили.