Жизнь Степана в родительском доме пошла наперекосяк. Дня не проходило, чтобы он ни напивался. Он вдруг потерял ту правильную дорогу, по которой хотел пройти бок о бок со Степанидой. Степан не помнил, в какой момент все пошло не так. Галинка Крыловецкая, однажды отшив его, теперь проходила гордо вскинув голову. В сторону Степана она даже не смотрела. По вечерам напившись с дружками, Степан вспоминал Стешу, ее мягкую улыбку и тоска захлестывала его с такой силой, что трудно было дышать. Вслед за тоской накатывала ярость, он злился на матушку. Вспоминал те гадости, которые Клавдия Михайловна говорила на его молодую жену и скрежетал зубами. Степан бежал домой, намереваясь все высказать ей, но завидя мать, смотревшую на него с презрением и насмешкой, терялся, пыл его угасал. Он падал на кровать в тот закуток, где они со Стешей провели столько ночей, и сотрясался в сухих рыданиях.
Клавдия Михайловна слышала, как мучается сын, как кружит его приворот, который они с Мельничихой на него сделали. Отец, заслышав рыдания сына, вышел на кухню:
-- Спивается сын, пропадает. Будто кто порчу на него навел, что делать, ума не приложу?
Он посмотрел на жену, ища поддержки, но увидел, как она покраснела и спрятала глаза.
-- А ну-ка рассказывай, что знаешь?
-- Да ничего я не знаю, -- выкрикнула Клавдия Михайловна.
-- Смотри, Клава, если узнаю, что это твоих рук дело, пощады не жди, запорю вожжами. Я на тебя никогда руку не поднимал, хотя знал что творите с Мельничихой гадости, но сына я тебе не прощу.
-- Ваня, да ты что, не наводи напраслину на меня, -- всплеснула руками Клавдия Михайловна.
Для себя она решила еще раз сходить к Мельничихе и попросить её снять приворот, который они сделали на Степана, когда привораживали к Галинке.
Валерка рос крепким мальчишкой. Похож на отца, вылитый как две капли воды, малыш вызывал слезы и тоску по мужу. Она отвлекалась днем, старалась не думать о нем, но наступала ночь, и Стеша рыдала в подушку, оплакивая свою горькую одинокую участь. Мать, заслышав рыдания дочери, уже не могла уснуть, ее материнское сердце разрывалось за свою любимицу.
Ну что пошло не так, ведь он любил ее дочь, она это видела? Что или кто перешел дорогу молодым?
Село Сагатай было расположено в ста километрах от Якутска. Несколько семей якутов основали то село, нашли себе подходящее место рядом с тайгой, там и осели. Наслег состоял сплошь из охотников и их жен с детишками. Был среди них старый, можно сказать древний, якут, по имени Байбал, что в переводе на русский означало Павел. Но русским именем его никто не называл, для всех он был Байбал. Обладал старик неким даром, видеть будущее, предсказывать его, предостерегать от надвигающейся беды. Младенцы, которые рождались в Сагатае, наделялись именами, которые им давал старик якут. Имена так подходили к малышам, что когда детки подрастали, то обретали именно те качества, которыми было наделено имя.
Жил Байбал почти у самой кромки тайги подальше от народа. Зверей он не боялся, он умел с ними ладить, разговаривал, понимая их язык. Никогда не имея семьи, по молодости он так и не женился, старый якут любил уединение. Иногда сельчане у него спрашивали:
-- Байбал, пошто не женился, не завел семью?
Старик не спешил с ответом, долго смотрел на собеседника острым орлиным глазом, как бы заглядывая в нутро самого человека, отчего тому становилось неуютно, а потом отвечал:
-- Так, однако, Духи не разрешили, -- отвечал и уходил, тем самым давая понять, что разговор окончен.
Дважды в месяц Байбал приходил в село в сельмаг, чтобы отовариться, купить табаку, и чаю. Еще он любил конфеты леденцы. Покупая табак и чай, никогда не забывал про конфеты. Это была его слабость. Вот о нем думала Елена Николаевна несколько ночей подряд. В том наслеге жила ее давняя подруга детства Зоя Гричик. Вот она-то и рассказала однажды Елене о старом якуте.
--Тебе Лена к нашему шаману надо сходить, к Байбалу, он все видит, посоветует как быть.
Договорившись с Зоей, что та приютит ее на несколько дней, Елена отправилась в село Сагатай к старому якуту Байбалу. Стешу она предупредила, что уезжает.
-- Помнишь мою подругу тетю Зою Гричик?
Стеша с трудом ее вспомнила.
-- Я к ней съезжу денька на три, а ты тут хозяинуй, мальчишки подсобят тебе с хозяйством.
-- А что случилось? -- спросила Стеша.
-- Да прихворнула подруга, вот позвала проведать ее, -- слукавила Елена.
Проводив матушку на автобус, Стеша тихо брела по улице. Она катила колясочку с Валеркой и размышляла о своей жизни. Солнышко тускло светило, скупо отдавая по крупицам свое тепло. Стеша с тоской вспоминала раннюю весну на Кубани, когда там буйным цветом зацветали сады, а в палисадниках цветы. Сердце, как всегда, защемило больно и тягуче. Стеша остановилась, стараясь унять боль в груди.
-- Все, не буду думать о нем, зачем я себя мучаю?
Сколько раз она зарекалась не думать о Степане, но мысли всегда плавно перетекали в воспоминания о нем.
-- Все, хватит, надо воспитывать сына!
Это единственный мужчина в ее жизни, кого она беззаветно любила, не считая Степана.
Клавдия Михайловна крикнула мужу, что отправилась в гости, к кому намеренно не стала уточнять.
-- Не дай бог еще проверит, -- думала она.
Её напугали предупреждения Ивана. И если сейчас он узнает, куда она на самом деле отправляется, то ей точно не избежать порки. Она накинула на себя теплую шаль, на голову повязала подшальник весь в розах, покусав перед зеркалом губы, чтобы они покраснели, погляделась в зеркало. Увиденным осталась довольна, крутанулась на каблучке и выплыла в сенцы. Как только стало смеркаться, она вышла за калитку. Хотела оставить в тайне поход к Мельничихе. Зачем она к ней шла, толком и не знала. Хотела, конечно, снять приворот со Степана, ведь Галинка Крыловецкая в первый мясоед вышла замуж в соседнее село за тамошнего учителя. Клавдия Михайловна, на девку почему-то разозлилась, при встрече не здоровалась, отворачивалась, поджимая губы.
-- Мы к ней со всей душой, а она, вертихвостка, Степу отшила, а за другого замуж выскочила. Как я раньше ее не рассмотрела, -- думала женщина.
-- Ну ничего, я до тебя еще доберусь, дай мне с сыном разобраться, -- разозлилась вдруг женщина.
К Мельничихе она подошла, когда уже стемнело. Клава не боялась темноты, в своем поселке она знала каждый камешек и каждое деревце. Подойдя к избе, стукнула в окно. С той стороны окна отдернулась занавеска и белое пятно прилипло к стеклу.
-- Я это, открывай, давай. -- С недовольством прошептала Клава.
-- Приперлась? А зачем? Мы вроде с тобой еще тогда все дела закончили? -- прошамкала старуха, обдав Клаву запахом щей с кислой капусты.
Женщина поморщилась и незаметно прикрыв нос шалью ответила.
-- Значит, не все закончили дела. Это не тебе решать, а мне. Пришла -- значит надо так. Я к тебе не с пустыми руками, -- Клава откуда-то из-под шали выудила шмат сала и десяток яиц.
-- На вот, возьми, нонешнего года сало, на рождество кабанчика закололи.
-- А колбаска есть? -- Спросила старуха, бережно принимая Клавины подаяния.
-- Есть колбаса, и мясная, и кровяная.
Старуха облизнулась:
-- Принесешь в следующий раз колбасы.
-- Посмотрю, как сможешь помочь моему горю.
-- А что за горе тебя ко мне привело? -- спросила старуха.
Клава, достала из рукава белоснежную хустку и промокнув глаза проговорила:
-- Ты в курсе, что отчибучила Галька Крыловецкая?
-- А что? -- Не поняла старуха.
-- Что, что, замуж она выскочила на мясоед, -- выкрикнула Клавдия Михайловна.
-- Да ты что? -- Всплеснула руками Мельничиха.
--Да, выскочила, а мы с тобой к ней Степушку моего привязали, забыла что ль?
Старуха сидела задумавшись, что-то перебирая в голове.
-- Да, надо было и ее приворожить к нему, ну хто ж знал? Ты говорила, что она вроде убивалась за твоим Степкой.
-- Вот убивалась, а за другого замуж выскочила, вертихвостка.
-- Ну а от меня то ты что хочешь, я все в толк не возьму? -- Спросила старуха.
-- Степа запил, мается, криком иной раз кричит, как бы чего страшного не удумал. А я слушаю его крики и думаю, пусть бы он с этой... -- Тут она запнулась подбирая слово, как бы позабористей назвать Стешу, ничего не придумав, сказала с издевкой:
-- Женой своей жил. Давай, снимай приворот с сына. Пусть он с этой живет, я уже на все согласна, -- выпалила Клавдия.
-- Эко ты, однако, девка, дюже быстрая. То приворожи, то отворожи, шутки тебе это что ли?
Старуха разозлилась и теперь грозно со злом смотрела на Клавдию.
-- Ты что, не хочешь помочь мне? Я прошу тебя, на колени стану, только верни все, как было, -- умоляла женщина.
-- А ты знаешь, глупая твоя голова, что когда я приворот сниму, то силы темные накажут и тебя и меня?
-- Пусть, пусть накажут меня, я на все согласная, только бы не слышать и не видеть, как он жизнь свою пропивает, -- тут Клава не сдержавшись заплакала.
Старуха ни один год знавшая Клавдию, первый раз увидела слабость этой железной женщины. Дочка атамана показала, что и у нее душа есть.
-- Ладно, ступай, я подумаю, что тут можно сделать. Постараюсь, чтобы силы темные не вышибли из нас с тобой дух. Давай, иди, мне думать надо.
Клавдия поднялась, накинула на голову шаль и тихо вышла в ночь...
Продолжение следует...
Спасибо, что читаете мои истории, ставите лайки, пишите комментарии