Они выехали из города пять часов назад и всё никак не могли добраться по бездорожью. Вязкие горные пути раскисли после проливных дождей. Когда выехали на равнину, то машина побеждала побыстрее. Грузовик мчался по нескончаемой лесной дороге и мокрые деревья с мохнатыми перепутанными ветвями, теснились, подступая к самым обочинам.
Люба учительница русского языка и литературы была печальна. Выросшая в большом городе, она не могла себе представить, как будет жить в глухой деревне. Уже шестой час ехала она мимо густых Закарпатских лесов, низменных полей, холмов и равнинных рек, а большой ночной город с яркими витринами и с весёлой перекличкой трамваев всё ещё стоял перед её глазами. Она смотрела вокруг так, словно видела всё впервые, хотя до войны часто приезжала сюда к отцу, служившему на границе, но всё теперь ей представлялось чужим и непривычным. Под серым, низко нависшим небом чернели низкорослые леса, кое-где разорванные полянами. Осинник набегал на дорогу. Серое небо цеплялось за такие же серые голые ветки. Вот проехали хутор с чёрными покосившимися заборами и низкими хатёнками под соломенной крышей. Незнакомая женщина в тёмном платке и валенках сошла с дороги, чтобы пропустить машину и, улыбнувшись, кивнула, как знакомым:
- Здравствуйте!
Машина проехала, а женщина всё ещё стояла и задумчиво смотрела в след, словно соображала: кто и зачем?
Леса расступились и пошла вырубка, поросшая молодыми деревьями. Вот уже совсем близко приземистые избы, плетёные ограды, колодец с упёршимся в небо журавлём.
- Подъезжаем... - тихо и радостно сказала вторая пассажирка, Валентина, которая в отличие от своей хмурой попутчицы всю дорогу была весела и ожидала скорейшей встречи со своим будущим.
Люба взглянула на неё и удивилась непонятному её веселью и почти восторженному выражению прозрачных карих глаз и остановившейся, забытой на лице улыбке. Сидя в кузове меж тюками и корзинами, Валентина всматривалась в окружающее так же напряжённо, как Люба, но не печаль, а радостное волнение охватило её и с каждым часом ею овладевало всё сильнее.
Большое, просторное небо, не загороженное домами, так мягко обнимало землю, так ласково льнуло на горизонте к высоким сопкам и пушистым горным макушкам, что Валентине хотелось встать на тюки и дотронутся до этого неба.
Воздуха было много, он тёк широкими, спокойными влажными волнами, наполняя грудь свежестью. Молодые берёзки на вырубках испуганно убегали в сторону, тонкие сосенки задумчиво качали вершинами, чуть вздрагивали нежные, дымчатые ветки осинника, маленькие ёлки доверчиво протягивали пушистые ветки, как детские ладошки с растопыренными пальцами.
Вот и въехали в большое село, дорога пошла под уклон и машина в низинке остановилась возле широкого двора с бревенчатым домом посередине.
Валентина перелезла через тюки и спрыгнула на землю.
- Валюшка, сношенька, голубушка приехала!
Тётка Василиса встретила её на крыльце, обняла сухими, лёгкими руками, прижала к себе. Обдало резким запахом хлеба, герани, молока.
- Милушка моя! Иззябла, чай? Мужа-то своего узнаешь, али как?
- Витька, да никак он дома уже?
- Не, на заставе. Он, поди, тебя и не ждал так рано, думал, что лишь в ноябре к снегам заявишься, - вытирая глаза платком, говорила свекровь. - Тут дома сынок мой младшенький пока, тут тоже прибыли все вместе колхоз поднимать... Мы же сразу поближе к сынку переехали, Валюшка, писали ведь тебе о том, он нас сюда выписал в ближайший колхоз. Чай ты забыла, что мы в Ростове-то не остались, как только Виктору назначение сюда пришло на границу.
- Нет, мои дорогие, я не забыла, помню, но думалось, что вы мама, тут одна, без Макарушки.
На порог вышел крупный, коренастый парень, сгрёб Валентину в охапку и затащил к горницу.
- Макар! Ты ли?! Ох, раздавил меня, медведь! Да откуда ты такой взялся? Ты же маленький был! Ох, маманя, это вы его с бабусей такого выкормили? - говорила Валентина глядя на брата мужа.
В комнату вошла позабытая всеми Люба и нерешительно остановилась у порога. Она и боялась помешать встрече родных, и считала невежливым уйти к себе, не простившись с Валентиной.
- До свиданья, Валя, - сказала она торопливо и застенчиво.
- Куда же ты, Люба? Я тебя никуда не отпущу! У нас такая радость, а ты уходишь. А ну, Макар, сними-ка с гостьи пальтишко, - скомандовала Валя, - а то ей добираться до своей постоялой хаты ещё далече. Нас вместе с ней, вот, прислали, ваш колхоз восстанавливать. А то у вас тут, говорят, нет ни одного специалиста. Но с местным секретарём мы ещё поговорим, куда нас направит, но я просилась только сюда, потому как муж недалече на заставе служит и распределение потому сюда нам дали, а у Любушки тут отец и брат в дивизии, что на границе стоит.
- И правда, Любочка, - вступилась в разговор Василиса, - зачем идти? Мы знаем где вас поселят, это на окраине у Полюхи. И комната ваша не топлена, Полюха одна живёт и без постояльцев ни разу не тапливала. Нахолодало там. Заночуйте нынче у нас!
Дружеские слова помогли Любе преодолеть застенчивость, она сняла пальтишко и повеселела.
Валентина говорила без умолку:
- Нет, какой ты стал, Макарка! Ну, кто бы мог подумать, какой ты стал! Ты же в два раза выше меня! И такой ты стал большущий, и такой симпатичный, что я просто горжусь, что ты мужев брат!
Она смеялась, но откровенно любовалась братом мужа. Он был высок, широкоплеч. Его крепкое красивое лицо с продолговатыми глазами было правильно, особенно хороши были глаза - тёмно-карие, почти чёрные по-цыгански, с влажными блестящими голубоватыми белками. Всё лицо дышало спокойствием и здоровьем.
- Макар, маманя, рассказывайте, как жизнь, как колхоз?! - требовала Валентина.
- На жизнь не жалуемся. Правда, бывает всякое, особо банды по местным лесам лютуют... А с колхозом худо.
- Как так? Почему? А, как ты мог такое допустить, активист? - она весело улыбалась, в шутку трепала парня по голове и плечам. - А ну-ка докладывай, ты же отличником всегда был! В комсомол ещё не вступил, нет?
- Времени не было, да и в учёбе я отстал...
- Василиса за него вступилась:
- Он ведь у нас за последний год так вымахал, а сам мальчонка ещё. В сорок первом году ему четырнадцать стукнуло, а уж он всю мужицкую работу ворочал. Взрослые у нас наперечёт были, да и те - бабы. Выйдем в поле - кто сеет? Недолетки да бабы. Кто жнёт? Опять они же. Кто на лесозаготовках морозится? Опять же они!
Валентина заторопилась, когда немного отдохнули с дороги:
- Макарушка, скорее пойдём в сельсовет позвоним Виктору. Он не ждёт меня. Я сама не знала, что успею выехать сегодня.
Люба побежала в школу, а Валентина с Макаром отправились в сельсовет.
Через несколько минут она уже кричала в трубку:
- Девушка, соедините меня с седьмой заставой с дежурным... Хорошо, подожду!
Макар стоял рядом и весело смотрел на свою красивую родственницу. Через пару минут её уже вызывали:
- Застава номер семь, дежурный по отряду Назаров! Кто на проводе?
- Жена старшего лейтенанта Виктора Богданова, приехала сегодня, позовите его к трубочке, если есть такая возможность. Мы договорились с ним...
Дежурный, предупреждённый заранее о возможном звонке, тут же переключился на телефон в кабинет коменданту, где сейчас находился его заместитель Богданов. Комендант Волынцов передал трубку счастливому мужу.
- Валечка когда приехала? - радостным голосом спрашивал Виктор.
- Сегодня вместе с Любой учительшей. Остановилась у наших в Городищах.
- Это километров сорок от заставы, далеко ездить целоваться, Валюшка!.. Может быть в Юшки переедешь? Там все наши живут, семьи с заставы, как?
- Давай дома всё обсудим... Когда можешь быть? - кричала она в трубку.
- Я заместитель коменданта заставы капитана Волынцова и только заступил на своё дежурство. Завтра приеду.
Валентина прижалась щекой к холодной эбонитовой трубке так крепко, словно по проводам тепло её щёк могло долететь до Виктора. Значит ещё один день в разлуке, сколько таких дней уже было позади, и ещё этот!.. Самый длинный... Уже рядом - и всё-таки не вместе!
- Завтра, это точно? - она чуть ли не плакала.
- Точно, дорогая, точно!.. - слышался в трубке его родной голос. - День проживёшь у наших, а потом и перевезу тебя к нам поближе, если надумаешь, а там видно будет где тебе хозяйство поднимать. После войны везде разруха и рук не хватает, тем более специалистов.
- Да-да, я поняла!
Они шли обратно с Макаром. Голова была вся в тумане, она слышала его родной голос и была уже этим счастлива. Её приезд был праздником для всего семейства и Валентине стало стыдно от того, что она не подумала об этом.
- Да, Макарушка, и вправду хорошо. Поговорю с тобой, посмотрю как колхоз.
Несколько часов они просидели дома с Макаром, Василисой и гостями, пришедшими повидаться с ней, потом она прошла по главной улице, осмотрела фермы и вышла в поле.
Мелкие холодные дождинки острыми иголками кололи лицо. И поле и небо были одинаково лёгкими, бесшумными и белёсыми с охристой и бурой травой, и село лежало на холме, будто окутанное со всех сторон ватой. Тишина была такой глубокой, что казалось - прислушайся и услышишь, как падает на землю моросящая небесная дробь и превращается в дождевой оркестр.
У амбара Валентина встретила местного председателя Василия Моторина. Они вошли в амбар, наполненный трестой, и сели на чурбан.
- Ты, что ли у нас специалист теперя в одном лице?
- Да, я изучала все ваши условия, прежде чем выбраться сюда, мне областной секретарь всё о вас рассказал.
- Ну и как, огляделась, изучила наши условия в сельсовете-то? Или только звонила оттудова? - он оглядел её неприязненно.
- Огляделась. Это вы распорядились держать скот на половинном рационе?
- Не выкай, не на уроке! - громко и со злостью гаркнул он. - Хочешь работать тут, так работай как положено и называй нормально людей, не оскорбляй...
- Да, разве это оскорбило вас?
- Как ты думала, милка?! Это на "ВЫ", значит к чужому человеку так обращаешься, нет доверия ему значит... Не свой я тебе получается, поняла?
- Простите, как по вашему, я ещё не освоилась, но называть буду, как прикажете... то есть, прикажешь!.. Так как насчёт рациона?
- Я перевёл, не отрицаю...
Скоту надо дать не половинный, а полуторный рацион. Если ты не хочешь загубить стадо, надо сегодня же - слышишь сегодня! - увеличить рацион вдвое.
- А я, дурачок, и не знал, что надо! - с недоброй усмешкой отозвался Василий. - Спасибо тебе, умница, что научила.
- Не сердись. Если ты этого не сделаешь, то в марте-апреле начнётся массовый падёж скота.
- А если я это сделаю, то падёж начнётся в феврале, потому что кормов при полном рационе хватит только-только до февраля. Мало заготовили, а те стога сена, что в пологих местах схоронили и оставили на чёрный день, бандиты пожгли.
- Вон что?!
- А ты как хотела? Ты куда приехала-то знаешь? Муж-то, чай, рассказывал тебе, что тута не курорт, - Василий нагнул голову и поглядел на мыски своих сапог.
- Всё-равно к февралю надо достать минимум сто тысяч и купить корма.
Прищурив глаза, насмешливо и любопытно Василий смотрел на упрямое лицо Валентины. Резкость её суждений раздражала его.
- Говоришь, надо достать сто тысяч. Я вот тоже брожу по лесу, гляжу, не валяются ли на дороге тысячи!
- Нашёл или нет? - она сверкнула на него глазами.
- Не сто тысяч нашёл, а весь мильон. Лежит под ногами, а в руки не даётся.
- О чём ты, Василий Степанович?
Он не был расположен к откровениям, но её взгляд был так внимателен и упорен, что он разговорился, сам того не ожидая.
- Вот они, тысячи, под нашими ногами, это я по крестьянскому обычаю, по хозяйски тебе говорю, - он взял комок серой свалявшейся тресты. - Если тресту (льняная солома) хорошо, по-хозяйски обработать на лён-волокно да сдать государству не трестой, а высокосортным волокном, то на одном центнере можно заработать от пятисот до восьмисот рублей. Вот тебе и первые тридцать тысяч. Правильный расчёт?
- Дальше! - заинтересовалась Валентина.
- Дальше идёт вопрос о липе. За вторым прогоном у нас свои липовые рощи. Дери дранку, крути верёвочку, заплетай рогожку. Вот тебе вторые тридцать тысяч.
- Так в чём же задержка, товарищ председатель?
- Из лесу дранку надо возить, а в лес лишний раз не сунешься... Того и гляди подстрелят тебя, как того тетерева. Вот тебе первая задержка. Опять же, из лесу надо возить, а на чём? Тягло всё на лесозаготовках. Тресту на волокно переработать - нужны руки, а эти руки на ногах, ходят не в ту сторону. Даньку Конопатова возьми. Я говорит, минимум трудодней заработал, так теперь буду кротов бить. Договор на кротов заключил... Нету рук-то!
Их спор продолжался до темна, а в это время на седьмой заставе разгорался свой, не меньший.
Капитан Волынцов рассматривал на макете границы своего участка.
- Вот куда они могли запрятать наше оружие, что выкрали? Теперь скандала не оберёшься, комиссия едет с проверкой... Достанется теперь нашему комсоставу и оперативникам, - бурчал себе под нос капитан в присутствии Богданова.
- Уже досталось... Что ещё одна комиссия на нашу голову? - переспросил Виктор.
- Конечно, а ты как думал? Но завтра, так и быть, отпущу тебя домой, решай свои семейные дела... Жена-то, когда приехала? - спросил он сощурясь.
- Сегодня!.. Ох, и ждал я её, - Богданов тряхнул головой и провёл ладонью по волосам, заглаживая каштановую чёлку на верх.
- Видал её портрет, показывал ты помнится, красавица она у тебя! Такую можно ждать хоть всю жизнь! У матери твоей, пока что, остановилась?
- Да, у неё с братом, они тут уж с прошлого года ко мне поближе перебрались. В Городищах... А Юшки километрах в десяти всего от нас или в семи, вот я и предложил Валентине тоже перебраться к нашим гарнизонным, ведь они там свои семьи держат?
- Там-там!.. А удобно ли ей будет-то? - спросил Волынцов.
- Вот завтра и решим с ней наши дела... А, что ты сегодня невесёлый такой, товарищ капитан, смотришь волком из-под лобья уже с самого утра?
- Понимаешь, какое дело - зашёл сегодня к Лунину оформить постоянный пропуск моей будущей невестке, а у него, как на грех этот оберст сидит, что-то там они с бумагами колдуют. Лунин к нему меня и перенаправил, у него эти бланки-то были. А тот, немец-то, посмотрел на меня и спрашивает - кем, мол, эта девушка мне доводится? Я и ответил, как положено, а он начал возражать.... Понимаешь, никто до этого не возражал и пропускали её всегда, потому как знали, что сын мой с ней гуляет, а он... - Волынцов в сердцах мазнул рукой.
- А причина? - переспросил Богданов.
- Что, говорит, ваш сын не мог на этой стороне себе девушку найти? Я ответил, что они уже поженятся скоро, что же тут теперь-то? А он - мол, не серьёзно это, как вы допустили такое? Почему вы ему разрешили с полькой встречаться? Тут я и вскипел, выругался на него при Лунине, а он посмеялся только... Говорю, это вам не Германия, там свои порядки устанавливайте, если будете начальником, со своими подчинёнными так разговаривайте, а я комендант и имею право... А он вскочил с места и говорит, что в том-то и дело, что комендант, а такой неразумный! Это мне-то, он немчура ещё будет тут указывать, за кого сына отдавать? Тьфу, заговорился!.. Женить на ком!.. - Волынцов даже раскраснелся от этого монолога и протёр взмокший лоб платком.
- Ты знаешь, он по своему прав!.. Он же сейчас сидит на переводах документов, оформляет пропуска в город нашим, следит за передвижениями пленных стройбатовцев. Тоже, кое о чём имеет своё понятие... Опять же, скандал этот с оружием. Он хоть и немец, а работает пока у нас. Они немцы в работе аккуратные и обязательные, а иначе бы его Березин тут не оставил, понимаешь?
- Ты что же это, на его стороне что ли? - капитан зло сверкал глазами на Богданова. - А жену тебе тоже, может быть, этот немецкий оберст выбирал?
- Зачем ты так? - Богданов сел за стол и сложил руки на груди. - Мы с Валентиной с детства в одном дворе росли на Дону. Я чуть постарше, она чуть помоложе... Поженились ещё до армии, она поехала в Ростов учиться на агронома, от колхоза ей рекомендацию дали, оказалась очень способной, потом в Москву направили, я в армию ушёл, потом война началась... Да, что я рассказываю? Это к тому, что всё знаю про неё. А ты про сноху-то свою будущую, всё ли знаешь?
- Брось эти немецкие замашки! - вскипел Волынцов. - Если сын её любит, значит доверяет.
- Всё верно, любит!.. Но ведь он не простой парень, он пограничник и служит вместе с отцом-комендантом. То есть, на него уже другая ответственность накладывается. А она с польской стороны, вот этот немец тебе и указал, что лучше бы сперва всё узнать про неё, как следует...
- Хватит! - вскричал капитан. - Брось эти глупости. Андрей сам решать будет, и не крепостное право сейчас, чтобы родители детям жён и мужей выбирали. Что ты, как старый дед рассуждаешь?
Богданов замолчал, но видно было, что остался при своём мнении. Он покачивая головой, наблюдал со стороны за капитаном и ловил на себе его скользкий взгляд. Было заметно, что всё же эти невольные замечания Богданова коменданта несколько покоробили и вывели из равновесия. Он пожимал плечами, подёргивал бровью, и видимо, уже начинал сомневаться в том, что зря обидел своего заместителя, но упорно не хотел видеть в любовной привязанности своего сына, какую-то крамолу. "Нет, всё это чушь какая-то! Она хорошая девушка, вот и Андрей с её родителями познакомился! - думал капитан. - Но, после этой встрече в Перемышле, что-то он явился домой совсем никакой, и толком ничего не объяснил. Лишь на утро признался, что не ловко ему было знакомиться с поляками... И только! Не привык ещё, видать!"
Всю ночь на переправе, натужно гудя моторами, двигались тяжело гружёные машины с кирпичом и другими строй материалами для восстановления Варнау и Перемышля. У моста их встречали и проверяли пограничники под контролем Богданова и майора Лунина. В некоторые минуты затишья они переговаривались между собой, обсуждая текущие дела по гарнизону.
- Вы, старший лейтенант, до войны служили в милиции? - спрашивал его майор.
- Да, было дело, служил... Нас ещё в школе завербовали с приятелем моим Колькой. Попробовали, понравилось... Сперва простыми постовыми начинали, а потом пересели на патрульные машины.
- А после, как отслужите здесь, на границе останетесь?
- Не знаю, куда комсомол пошлёт. Ведь он путёвки даёт не только на границу или на полюс, в романтику белых ночей, - рассмеялся Богданов.
- А сами куда хотите? - настаивал Лунин по ходу дела считая проехавшие мимо грузовики. - Ведь ещё и призвание должно быть у каждого человека.
- Верно, призвание! Но только наше мужское призвание сейчас - это страну из руин поднимать, порядок в ней наводить, чтобы не плакали больше наши жёны и матери над могилами своих детей и мужей. Вот какое оно сейчас наше призвание!.. А куда пошлют, и где его исполнять, это не важно, ведь мы дома у себя, на своей земле. А тут и каждая травинка в помощь!
- Молодец, хорошо сказал! - Лунин заулыбался ещё шире. - А я вот, на границе привык и к товарищам своим привык тоже. Даже не представляю, как мы когда-нибудь с ними расстанемся и каждый дорогой своей пойдёт. Что будет, когда я сам возьму на себя ответственность за свою судьбу?
- Товарищ майор, а как же ваша семья, жена, дети?
- Мы с Ириной ещё до войны живём вместе, так же как и вы, но не женаты ещё, не когда было по сельсоветам бегать, а двоих ребятишек уже имеем. Дочку Ксеню и сынка Димку. Она у меня военврач, тоже с нами всю войну прошла по разным госпиталям, а перед самой Победой служила вместе со мной в Пятой Ударной армии у Берзарина. Так что, мне с этим повезло!.. Сынок у меня совсем недавно народился, и потому я жену с детьми к её родителям в подмосковный Подольск отправил, там будет спокойнее и лучше с малышом, и дома помогут с детьми управиться, - Лунин засиял улыбкой. - Я слыхал, что жена сегодня приехала ваша, верить?
- Верить, звонила сегодня по телефону и комендант меня домой отпустил решить наши с ней дела, насчёт работы её, - ответил Богданов.
- Давайте, везите сюда в гарнизонный городок, всё спокойнее будет...
- Нет, что вы, товарищ майор, она очень обязательная у меня. Раз её комсомол направил колхоз отстающий поднимать, то она непременно это исполнит и подумает ещё, когда я ей полегче выход предложу, что я её провоцирую и меньше уважать буду, если она на это согласиться. Она у меня дама строгая!
После этих слов оба рассмеялись и углубились в дальнейшую проверку грузов на мосту, прогоняя ночную дремоту и липкие объятия такого желанного сна.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.