Если в финале первой книги тетралогии мы видели Лядащева каким-то потерявшимся в новой реальности, то последующие события резко изменят его жизнь. После истории с арестом Никиты «активный, не стеснённый служебными рамками сыск пришёлся ему настолько по вкусу, что он стал подумывать, а не организовать ли ему что-то вроде лавки или конторы, которая занималась бы распутыванием сложных узлов, в которые завязывает жизнь человеческие судьбы. Если это лавка, то за распутывание и деньги можно брать, а можно и не брать… Когда работа в удовольствие, то это дороже любого рубля и дуката». Правда, русским Шерлоком Холмсом Лядащев не стал, найдя себя на другом поприще, более важном для судеб России.
Однако об этом несколько позже, а пока попробуем разобраться, какие таланты открыл в себе Василий Фёдорович.
Он благополучно женат, и, видимо, в семье, несмотря ни на что, царит лад. В финале уже последней книги мы прочитаем, что он спокойно занимается «умственным кружевоплетением», так как «по счастию, супруга Вера Дмитриевна пребывала в Москве и не могла отвлечь от работы любовью, опекой и настырными хлопотами о его счастии». Поначалу, когда мы встречаем Василия Фёдоровича после пятилетнего перерыва, может даже показаться, что он находится под каблуком у жены. Ведь он даже «оставил Москву и переехал в Петербург по настоятельному совету супруги: она хотела быть близкой ко двору. Это только называлось постно — советом, а на самом деле было капризом, неумеренным желанием настоять на своём». Он вроде бы наслаждается тихой семейной жизнью: «Поленья в камине, трубка, горячий грог, книга, рядом жена нанизывает бисер на нитку, вышивая ему кошелёк — кажется, время остановилось», «Василий Фёдорович… не мог сразу заснуть. Рядом в кружевном чепце посапывала сладко Вера Дмитриевна. С улыбкой, вызванной приятным сновидением, она повернулась на бок и крепко обхватила мужа рукой. В жесте этом была и нежность, и уверенная власть собственницы… Лядащев попробовал освободиться от тяжёлой, горячей руки жены, но это ему не удалось. Так и заснул…».
Он совершенно отошёл от дел, чему никак не могут поверить друзья-гардемарины. Он страстно увлёкся собиранием и починкой часов – «он брался теперь за починку самых сложных часов, и поэтому с гордостью говорил жене, что он не только граф и барин, но ещё и часовщик», а «каждый часовщик в душе ещё и философ». «Любимая супруга никак не мешала увлечению мужа, и уже за одно это Василий Федорович с радостью прощал ей любые издержки характера».
И когда его просят о помощи, он охотно начинает действовать («представился случай помочь — если не делом, то хотя бы советом»), хотя и не считает на первых порах случившееся чем-то серьёзным («Да куда ему деться, князю Оленеву? Ну работает в Иностранной коллегии, и что? Ясное дело, этот стихоплёт близко не придвинется к каким-либо шпионским делам. Либо он объявится через день-два и сообщит самую банальную причину своего отсутствия, либо… Да не может быть никакого "либо" — у бабы прохлаждается!»)
И только много позднее, узнав, что «Оленев ещё не отыскался», Лядащев начнёт своё расследование. Саша подумает: «Он дурачит нас, как мальчишек», — хотя Василий Фёдорович совершенно искренне скажет: «Я не представлял, что дело с Оленевым столь серьёзно». Однако, взявшись за дело, Лядащев уже не отступится.
Он сразу определяет, кто автор «пропуска к сатане»: «Дело в том, что я знаю человека, который писал эту записку. Его зовут Дементий Палыч и служит он в Тайной канцелярии». Более того, именно он определяет, что записка попала не по адресу: «Никиту зовут во дворец». — А где сказано, что именно Никиту?» И именно он понимает, что князь невольно оказался замешанным в государственные интриги…
И хотя друзья не доверяют ему до конца, он продолжает розыск. «Василий Фёдорович и распутал весь этот клубок. Нам такое просто не под силу», - объяснит Мария. И мне очень обидно за Лядащева, когда я читаю продолжение этого диалога:
«— Не мудрено. Ворон ворону глаз не выклюет!
— Он давно не служит в Тайной канцелярии! — обиделась Мария за Лядащева.
— Это ведомство как родимое пятно, оно не смывается».
Да и извинение Никиты будет каким-то «не таким»: «Я забыл поблагодарить вас, Василий Фёдорович, за участие в моей судьбе. — Голос Никиты помимо его воли прозвучал несколько надменно. — Вы правы. Я кругом виноват».
А Лядащев не смущается. В комнату к раненому Никите он «вошёл незаметно, сел на подоконник и принялся рассматривать пейзаж за окном. Он не встревал в разговор, но вёл себя так, словно имеет полное право присутствовать в столь тесной компании». А потом произнёс всё объясняющую фразу: «Я думаю, вы согласитесь, Никита Григорьевич, что трудно отказать себе в удовольствии помочь в беде другу».
И он сам помогает друзьям! Помогает, хотя эти упрямцы действуют сами по себе и подчас совершают непомерные глупости («Беда в том, что шляешься ты без надобности к неким медицинским особам, о коих предупреждён был, и последствия твоей беспечности непредсказуемы»). Мы помним и его переговоры с Дементием Палычем, после которых и начинаются его упражнения в «кружевоплетении»: «он уснул и увидел во сне странный предмет, некое сооружение, похожее на станок для плетения кружев. Из сооружения торчали разноцветные нитки, каждая из которых была как бы чья-то судьба или сюжет, а он должен был подобно крепостной девке сплести из этих ниток некий разумный и понятный узор. Василию Фёдоровичу было очень стыдно заниматься этим женским делом, но, понимая всю неотвратимость, он вроде бы готов был приступить…»
Пока его умозаключения странны («чушь и невероятность» - это ещё самые мягкие слова!), вывод – «Ты окончательно запутался, Василий Лядащев!» Но он продолжает своё дело. Он просто скажет: «Мне удалось передать Александру Фёдоровичу записку в крепость. Я думаю, он догадается, как вести себя на допросе». А как получена эта записка? Тюремный сторож, отправившийся к Анастасии за проигранными Сашей деньгами, приносит «кольцо с рубином. Положил и ручкой эдак сделал; жест этот мог обозначать только одно: я честный человек, хотя вполне мог бы и украсть». А дальше… «Записка была вложена под камень, крохотная и невесомая, как лепесток. Саша развернул её трепетной рукой. Там было написано три слова: "Вина— Лесток, Гольденберг". "Это Лядащев", — подумал Саша, тщательно разжёвывая записку». Саша действительно всё понял. А нам остаётся только догадываться, чего стоило Лядащеву эту записку отправить: ведь без Анастасии он ничего сделать не смог бы, а как она приняла его? «Я хочу помочь Саше». — «Вначале вы его арестовываете, а потом хотите помочь?» — «Помилуйте, я-то здесь при чём? Я давно не служу в этом ведомстве». — «Кто вас там разберёт, кто служит, а кто по доброй воле, так сказать, бескорыстно играет в сыск».
И это он же, сумев разговорить ювелира Луиджи, определяет истинного убийцу, разыскивает его, и происходит отчаянная схватка: «Они молотили друг друга, вцепившись в волосы, колошматили башкой об стену, ставили подножки, падали, то Лядащев сидел верхом на Бурине — о, кровушка из носа потекла, хорошо! — то Бурин сидел на Лядащеве — один глаз у гада ползучего заплыл, сейчас другой подправим! Валилась мебель, скрипели половицы, на которых подпрыгивало, бряцая, странное оружие, и хмуро взирал на дерущихся святой лик Николая Угодника, который словно отгораживался изящной дланью от людской срамоты». И уговорит-таки он Бурина прийти с повинной…
И будет ещё очень важный момент. В пылу борьбы Лядащев выкрикнет: «Друг мой в крепости оказался!» А по пути домой «с неожиданной теплотой подумал вдруг о Белове. Кажется, он назвал его другом? Конечно, друг, кто же ещё…»
И пусть окончательную точку в этом деле поставит приход князя Черкасского к Бестужеву, роль Лядащева во всём огромна.
****************
«В судьбу Лядащева наша история внесла серьезные изменения», - заметит автор. Сам Василий Фёдорович будет потом недоумевать: «Что у него за жизнь такая собачья? Вся она протекает рядом со всякой пакостью — обманом, враньём, подлогом, доносами… А ведь убежал он от допросов и тайн, влюбился, как приличный человек, женился. И жена попалась славная, красивая, богатая, добрая…» Но сделать с собой ничего не может!
В третьей книге он, не названный автором, но так легко узнаваемый (и Аким Анатольевич назовёт его по имени и отчеству, и «загадочная фраза» «Ваша клепсидра отстаёт на семь минут» скажет о многом), появится лишь на минуту в доме, где прячут Мелитрису: «По прошествии десяти дней или около того вместе с Акимом явился ещё один "любитель беседовать беседы": возраст около сорока, красивый, пожалуй, одет с иголочки в костюм для верховой езды; вид очень элегантный, а на ногах старые сапоги с выпуклостями от подагрических шишек. Этот гость как закинул ногу на ногу, так и просидел весь допрос молча, только шевелил ступнями со своими шишками и слушал внимательно. Так ни слова и не сказав, он удалился. Аким Анатольевич пошел его провожать». И мы поймём, что это очень значительное лицо, которое должно решить судьбу девушки и с которым нельзя не считаться. И он сначала прикажет «выкинуть это из головы», а затем даст «добро»: «А впрочем — попробуй! — весело сказал он, обращаясь к Акиму, но глядя при этом на Мелитрису, потом вдруг подмигнул ей — не дерзко, а опять же весело. — Но помни, ошибиться нельзя!»
И начнётся опасная игра…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Путеводитель по всему циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь