Дедушка доблестно ковылял по улице, горделиво объявляя всем встречным-поперечным:
- Я иду домой!
Небольшой поселок частных домов, в котором он жил, раскинулся в промзоне большого города возле загаженной речушки, обзываемой местными жителями, ее же и запакостившими, Говнянкой. Встречавшиеся ему по дороге хорошо знающие его соседи, – в поселке практически все друг друга знали, – спокойно кивали и шли дальше по своим делам.
Как обычно, дедушка был в дрезину пьян. Почему в дрезину? Да потому что он был железнодорожником. То есть сейчас-то он был на пенсии, хотя и подрабатывал то тут, то там до очередного запоя, но когда-то, в те времена, в которые считал себя орлом, служил на железной дороге.
С трудом открыв калитку и чуть не упав от толчка радостно прыгающей на него маленькой собачонки, помесью таксы и дворняжки, он добрел до двери, крепко придерживаясь за стену. На настойчивый стук ему открыла бабушка, окинула его с ног до головы усталым взглядом и неприветливо сказала:
– Приперся. Выгнала тебя опять твоя собутыльница-алкашка, – это было утверждение, а не вопрос. – Все деньги значит, пропили.
Дед небрежно пожал плечами и покачнулся, опершись о косяк. Гордо заявил заплетающимся языком:
– Я сам ушел. Это – мой дом! Здесь все моё! – и ввалился внутрь.
Бабушка ушла, не желая на него смотреть, а тем более препираться. Дед скорчил ей вслед пренебрежительную гримасу и пробормотал:
– Сама виновата, такого орла упустила! Неча было хаять, хвалила бы больше, глядишь бы, и не улетел.
Он оперся о стоящее в прихожке трюмо и взглянул в зеркало. Беспристрастное стекло отразило сморщенную морду алкаша с красными глазами, слишком румяными впалыми щеками и розовым носом. И огромное брюхо как у бабы на сносях.
Но Анатолий ничего этого не видел. Для себя он как был орлом, так и остался. Довольно подмигнув самому себе, мол – герой, что еще тут скажешь? – сел на банкетку, стащил ботинки и отправился в свою комнату. Дом был двухэтажным, и ползти ему предстояло в цокольный этаж по довольно крутой лестнице. Не рискуя, – лететь вниз ему вовсе не хотелось, прецеденты уже бывали, – сел на ступеньку и аккуратно сполз вниз.
Включил телевизор и, хотя был светлый день, зажег бра. Как был в замызганных джинсах и грязной куртке, шлепнулся на диван и уснул под неумолчное бубнение телевизора. В тишине он вообще спал плохо, сразу просыпался, если кто-то из домочадцев выключал любимый телевизор, и возмущенно вопил.
Проснулся посреди ночи от жуткого голода. Поднялся на кухню, вытащил из холодильника борщ с оставленной в кастрюле поварешкой. Принялся с причмокиванием есть, зачерпывая поварешкой прямо из кастрюли и вылавливая рукой куски мяса повкуснее.
Вышедший на шум старший сын с негодованием заявил:
– Опять из кастрюли жрешь, как свинья?!
Дед небрежно махнул рукой с поварешкой, не заметив, что борщ красными пятнами разлетелся по кухне.
– Здесь все мое! Что хочу, то и творю!
Сын сжал кулаки.
– Ты здесь ничего не купил, мама покупает да я. Ты только пакостишь. Сейчас после тебя опять никто суп есть не будет, противно.
Дедушка принялся материться, говоря, что за свое рождение сын ему по гроб жизни должен быть благодарен. Безнадежно махнув рукой, тот ушел. Со скандальным дедом никто спорить не хотел. Нажравшись, Анатолий оставил на столе незакрытую кастрюлю, предоставляя ушлой кошке возможность выловить все оставшееся мясо. Затем вышел в прихожую и задумался.
Выпить хотелось страшно, аж нутро жгло. Но денег не было – с подружкой пропили все, что у него было. У бывшей жена просить бесполезно, не даст, жадная до чертиков. Вот не была бы такой жадной, так и жили бы душа в душу.
Придется опять чего-нибудь из дому тяпнуть. А что такого? Тут все кругом его. Возьмет кое-что по мелочи, никто и не заметит. Бывшая хватится, конечно, но потом, а не пойман, как известно, не вор.
Анатолий осторожно вернулся на кухню, выдвинул ящик, в котором хранились дорогие столовые приборы, и вынул из коробки пару ножей и пару вилок. Наборы достались бывшей жене после смерти ее матери, но какая разница?
Засунув украденное в карман, дедушка быстрой рысью понесся к выходу. Даже не закрыв входную дверь, – все равно никто чужой не войдет, чужие по их тупиковой улочке не ходят, да и собака в доме для чего? – помчался к знакомым, которым уже не раз сплавлял утащенное из дома.
Знакомый хотя и был недоволен поздним визитом, но вещи взял и выдал энную сумму денег. Дедушка с облегчением пересчитал – хватало как раз на четыре флакона боярышника или перцовки. Дойдя до ближайшей аптеки, предусмотрительно огляделся. Вдруг тут кто из друзей-алкашей ошивается? Делиться драгоценной влагой он ни с кем не хотел.
Получив вожделенное питье, пошел домой, предвкушая райское наслаждение. Войдя, с кривоватой ухмылкой осторожно закрыл дверь прихожки, спустился к себе и в один прием опорожнил бутылочку с перцовкой. Внутри сразу потеплело, в голове зашумело, и он с удобством растянулся на постели, все так же не раздеваясь.
Прежде чем провалиться в блаженное забытье, в голове мелькнула приятная мысль: вот это и есть подлинное счастье для настоящих мужиков. А он всегда был настоящим крутым мужиком.
Семейка. Истории из жизни -1
мои книги здесь