Анатолий Артюховский родился в семье сельской интеллигенции. Его отец – Константин Николаевич Артюховский работал учителем русского языка и литературы в гимназии. Он закончил историко-филологический факультет Харьковского императорского университета и был распределён на работу в Воронежскую область. Будучи студентом, он женился на Марии Самойловне Слюсаренко, будущей папиной маме и моей бабушке, которая затем стала работать в больнице фельдшером-акушеркой.
В папиной памяти навсегда сохранились воспоминания, как ночью стучали в окно, и мать, накинув шаль и прихватив с собой чемоданчик, уезжала на подводе принимать роды. Возвращалась утром или даже днем. За детьми и домом присматривала помощница Нюра, готовила, убирала. Папа на всю жизнь сохранил к тете Нюре тёплые чувства и нёс за неё ответственность. Они с братом покупали ей дрова на зиму, продукты, посылали деньги, да и бабушка Нюра, как я помню, приезжала к нам в Воронеж в гости.
Старшего брата папы звали Николаем. Он был старше на 6 лет, и папа всегда восхищался братом: «Как Коля играет в шахматы! Я-то что, так, любитель, а вот Коля журналы выписывал шахматные, различные этюды разыгрывал. Как Коля играет на пианино!». Да, действительно дядя Коля хорошо играл. Покупал ноты и с листа мог почти все сыграть. Папа тоже играл, но не так хорошо. В детстве отлынивал от уроков музыки, убегал на улицу, хотя потом и жалел. Вспоминал, как во время войны после боя в разрушенном доме оказалось пианино. Он сел и заиграл, играл «Осенний вальс». Стали подходить бойцы, слушали. А он играл и играл, играл все, что вспоминал...
Детство его прошло на улице маленького городка Коротояка с увлечениями мальчишек тех лет: рыбалка на Дону, голуби. Я так и вижу кинематографичный кадр: папа собирается на войну и выпускает голубей, разгоняет их, чтобы те улетали. А они не улетают и все кружат и кружат над домом. «Ах, какие у меня голуби были!» – вспоминал он, называя породы, цвета, повадки.
22 июня 1941 года папа сидел в лодке на Дону и ловил рыбу. А по берегу шла тётя Нюра и звала его: «Анатолий! Анатолий! Ты где? Иди домой, мать кличет! Война». «Призывался 23 год». На месяц рождения никто не смотрел. Папа родился в декабре, поэтому и в школу пошёл позже и в 1941 году успел закончить только 9 класс.
Как «почти образованный молодой человек», он был направлен на курсы радистов и затем в отдельный батальон связи восьмого эстонского стрелкового корпуса, который был сформирован практически на 90% из этнических эстонцев. Папа считал, что ему повезло, потому что эстонский корпус берегли для освобождения Эстонии. Я сейчас, уже много зная, так не думаю. Эстонский стрелковый корпус участвовал во многих сражениях. Например, Моодзумская операция по штурму укрепленных островов на Балтийском море рядом с Эстонией. Иногда приходится слышать, что ветераны не любили рассказывать о войне. Однажды, спросив у одного знакомого про его отца, где он воевал, в каких частях, я услышала: «Да, он не рассказывал». Наверное, не спрашивали. А я всегда спрашивала: «Пап, расскажи мне про войну. Я знала о многих командирах, имена сослуживцев радиовзвода, всякие истории про них. Он мне рассказывал о героических и не очень эпизодах, и я засыпала под военные песни: «Бьется в тесной печурке огонь», «Эх дороги, пыль да туман» и другие.
Из многих известных мне эпизодов войны, вспомню об этом.
Бой. Он долго передает азбукой Морзе в машине зашифрованные приказы. В свои 20 лет, он был начальником радиостанции. Вышел, передав смену другому, зачерпнул котелком воду и... слышит немецкую речь, оглядывается, а рядом за домом уже немецкие войска. Он всегда как-то так удачно ставил машину с радиостанцией, что её не было видно. Вот немцы и не заметили, наши, отступая, тоже не заметили. Он скорее в машину, загрузили аппаратуру в рюкзаки, и бежать огородами. Выбегают на поле, а там уже танки, вот они бегут, а за ними танки немецкие едут. И, развлекаясь, постреливают по бегущим солдатикам: недолет, перелет. А они каждый раз падают лицом в распаханную землю, поднимаются и опять бегут к своим. И вдруг по танкам открыла огонь какая-то наша пушечка, оставленная, по-видимому, на прикрытие отступления. Танки развернулись и – на эту пушку. Радиовзвод смог убежать. А за ними уже отправили машину. «Как? Радистов забыли!? Доставить. Во что бы то ни стало!». Да, радисты держали в голове все шифры многих связных направлений. И если бы они попали в плен...Командир, который выехал за ними, ругался: «В плен хотели сдаться!». Едут они в машине, а папа в руке, по-прежнему, держит котелок с водой.
Что стало с бойцами той пушечки? Через много лет, когда папа уже был ректором, поехали они с компанией сослуживцев на охоту. Ночью у костра вспоминали разные истории о жизни, о войне, и папа рассказал этот случай. И вот один из сослуживцев говорит: «Так это Вы были, Анатолий Константинович! Да, я хорошо помню тот случай, этих радистов, как они бежали с рациями на спине. Мы не выдержали и – дали залп по танкам». Это оказался один из тех артиллеристов, которые вызвали огонь на себя и спасли их. Вот такие встречи бывают.
Окончание войны папа встретил в Таллине. А после там же в Таллине остался дослуживать еще. Ведь он так и не служил в армии. Хотя, что он мог нового узнать, после того как прошёл всю войну. В это время к ним стали приходить из торгового флота и приглашать радистов к себе на службу. Некоторые пошли и потом приходили в гости, в новенькой морской форме с кортиком. Папа тоже задумался об этом, написал письмо родителям – и получил отпор: «Ты что, какая заграница? Ты же еще школу не закончил! Быстро домой!».
Вернулся папа летом. Доехал до Лисок ( рядом с Острогожском), потом до Коротояка, а городка-то и нет... Вспоминал, «иду по лугу, травами пахнет, цикады стрекочут, где-то девчата поют... как хорошо!» С трудом, спрашивая, нашел, остатки своей улицы. Их большого дома тоже нет. Сгорел. Родители, вернувшись из эвакуации, ютились в маленькой однокомнатной хатке.
Подготовился к выпускным экзаменам, стал сдавать вместе с юными школьниками. Те на него сначала смотрели свысока: что этот великовозрастный парень, который столько пропустил, может. А он сдал экзамены лучше всех!
Поступать собрался в лесотехнический институт. Раньше об этом институте он и не думал, но потом один бывший учитель его увлек рассказами о природе, о её загадках, о лесе.
В лесотехническом институте папа учился хорошо. Был отличником, Сталинским стипендиатом, его портрет висел на доске почёта. Там его фотографию и увидела мама, только что поступив и гуляя с подружками-первокурсницами по зданию института. А тут, и он сам идет. Девчонки зашептались: смотри-смотри, это тот самый, с доски. Мама оглянулась, он оглянулся тоже, заметив симпатичную девушку. Потом они долго встречались, он помогал ей готовиться к экзаменам, которые сам уже сдал, делились продуктами, присланными из дома, долго гуляли. Родители маме не разрешали рано выходить замуж, говорили: «закончи сначала институт». Поженились они скромно: съездили на трамвайчике в ЗАГС, потом приехали в общежитие, где папин друг Лёша Краснитский приготовил скромный праздничный обед. В четвёртом общежитии им выделили комнатку, туда же после рождения привезли и меня.
Аспирантов тогда было немного. Все они сдружились и сохранили тёплые отношения на всю жизнь. Это Алексей Краснитский (работал директором Центрально-Черноземного заповедника), Пётр Нартов (зав. кафедрой механизации), Слава Дерюжкин – (с кафедры мелиорации), Сергей Негруцкий – зав. кафедрой в Ростовском университете и др. Каждый из них пришёл в институт после войны и про каждого из них можно писать роман. Когда я в школе читала обязательную литературу «Сын полка» Катаева и восхищалась главным героем, папа сказал, что таких было немало, вот, к примеру, Петька Нартов – тоже сын полка. И я узнала удивительную историю про Петра Нартова. Нартов – один из немногих аспирантов, который остался в институте, они сдружились, хотя и были очень разными, вместе ходили гулять, дружили семьями. Дядя Леша Краснитский всегда у нас останавливался, когда приезжал в Воронеж. Иногда они вместе ездили на рыбалку.
Рыбалка всегда была папиной страстью. Выросший на Дону, он хорошо знал повадки рыб, рыболовные снасти. И рыбалка была для него лучшим отдыхом. Помню, как-то позвонили ему из министерства и пригласили поехать в составе делегации за границу. А он отказался: «Ну, куда я поеду, у меня уже снасти приготовлены, через неделю отпуск». По вечерам часто, расслабляясь от институтских дел, мастерил всякие хитрые приспособления для ловли рыбы. Мы семьей каждый год все вместе выезжали на Дон, жили в палатке, готовили на костре. Я – маленькая и засыпала у костра, а папа на руках меня потом относил в палатку. Там же на Дону папа учил меня плавать «как лягушонок». Он сам прекрасно плавал разными стилями и, что меня восхищало, мог подолгу просто лежать и дремать на воде, раскинув руки и ноги, лицом вверх. После крушения теплохода «Адмирал Нахимов» папа решил, что мне срочно тоже необходимо овладеть этим навыком, чтобы уметь отдыхать на воде.
В последние годы у папы образовалась интересная компания, с которой они рыбачили на Дону: бывший генерал, художник, еще кто-то. У одного был малюсенький домик из фанеры, другой вообще жил в лодке и с мая по октябрь не ступал на землю. У папы тогда уже была шикарная, по тем временам, польская палатка с двойным пологом и дном. Я к ним тоже приезжала сразу же из Москвы. Смеялась, что у рыбаков нет рыбы (они же ловили только сомов) и быстренько сама восполняла этот пробел красноперками на сковородку.
Однажды маме не с кем было оставить кота: она уезжала в экспедицию, я ещё не приехала из Москвы, а кот обычно гулял на улице и вечером ждал под фонарным столбом, когда его заберут домой. Папа стал возмущаться: «Мне? На рыбалку кота?! Да, меня мужики засмеют! Была бы собака, я понимаю, а то - кот!» Но мама кота все равно ему привезла. После недели жизни с котом на Дону, пока мы с мамой не приехали, папа говорил, что жить с котами на рыбалке – одно удовольствие. Потом всегда брал с собой вечером подмышку газету, кота и шёл полежать на диван. Кот терпел неудобную позу и урчал.
Были у нас и собаки, конечно. Был спаниель Топ. Папа его взял маленьким щенком для охоты. Когда Топ был маленький, то, видно, уставал, гуляя с нами. Отбежит вперёд, и ляжет отдыхать, забавно вытянув задние лапки. Тогда папа брал его на руки и так шёл дальше, пока щенок не отдохнет. Потом брал его на охоту. Охотился папа в основном на уток, изредка на кабанов и лис, но после моих причитаний по поводу лисы («Пап, да ты ж посмотри, собачка собачкой!») как-то перестал. Часто папа меня тоже брал с собой на охоту.
Гуляли мы с папой часто, разговаривали обо всём.
Папа всегда был окружен студентами и молодыми сотрудниками. Со многими студентами папа не терял связи и после того, как они заканчивали институт и уезжали по распределению. Помню одна студентка, кажется, Таня ее звали, поехала в Казахстан, писала ему письма, носки связала, приезжала в отпуск. Папа меня всегда поражал своей трудоспособностью или, лучше сказать, чувством долга. Если надо писать статью, то пишет, не взирая ни на что, запланированное число страниц в день. Однажды поехали мы на море в Пицунду. Папа тогда писал книгу о мермитидах. И, не смотря на день приезда, день отъезда, поездку куда-то, папа писал установленное себе количество страниц. Мне тоже надо было описывать материалы и методы к статье и диссертации, но я так не смогла, отвлекалась часто.
Папа, как мне его не хватает!
