21 февраля отмечается Международный день родного языка − день, призванный привлечь внимание к проблемам сохранения и развития языка, вопросам образования и культуры. Для народов Российской Федерации родными являются более 150 языков.
В деле сохранения многих из них большую роль сыграла языковая политика советской власти. В период 1920-х – 1930-х годов были осуществлены масштабные и смелые эксперименты в области разработки письменности и литературного языка для бесписьменных народов СССР, ликвидации безграмотности.
Эти сложные процессы проходили не без затруднений; от некоторых нововведений со временем пришлось отказаться как от неудавшихся, однако нельзя не признать, что сами преобразования оказали большое влияние на развитие национальных литератур, становление науки и образования в советских республиках, способствовали накоплению бесценного практического и теоретического опыта в области языкознания.
Основное направление языковой политики было определено советской властью уже 2(15) ноября 1917 г. в «Декларации прав народов России», провозгласившей равенство всех народов страны, включая и право на использование родного языка.
На X съезде РКП(б) в 1921 году направления национально-языковой политики определялись так: «Помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед центральную Россию ... поставить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных ... развить у себя культурно-просветительные учреждения на родном языке».
Завершалась Гражданская война, и вопросы управления и выбора языка межнационального общения встали достаточно остро, однако опыт имперской России по использованию русского языка был признан сомнительным. В этих условиях начала формироваться так называемая «политика коренизации» и максимального развития национальных языков. Но одновременно СССР продолжал держать курс на «мировую революцию», вовлечение в орбиту советских преобразований «пролетариев всех стран». Именно отсюда появилась мысль для сближения всех языков и унификации подходов основной графической основой (включая в перспективе и русский!) сделать латиницу.
Первый такой алфавит, вместо арабской вязи и русской кириллицы, знакомой просвещенной части населения, был введен в Азербайджане в 1923 году.
Переводом на новый алфавит занимались Комиссия по просвещению национальных меньшинств Наркомпроса РСФСР, Ассоциация латинского шрифта для тюркских народностей, комиссии по коренизации, культурному строительству народов, культурному строительству народов Крайнего Севера при Комитете по просвещению национальных меньшинств. С 1926 года основным центром разработки и внедрения стал Всесоюзный Центральный Комитет нового (латинизированного) алфавита при Совете национальностей ЦИК СССР (ВЦКНА).
Работа Комитета шла непросто; в РГАЛИ отложились документы филологов, писателей, состоявших членами Комитета, − по ним можно проследить этапы работы. Так, известный языковед А.М. Сухотин, состоявший членом Комитета, Орфографической комиссии АН СССР в 1931 году в докладе «О состоянии и перспективах работы по разработке терминологии и составлению словарей для народов с неразвитыми письменностями» отмечал впечатляющие результаты деятельности: «Ряд национальных республик подошел к 14-летней годовщине Октябрьской революции с сплошным грамотным населением, с большим процентом охвата детей школьного возраста школой (Татария, Адыгея, Черкесия, Кабардино-Балкария и др.)»; была создана письменность «для народов, ранее не имевших таковой (северокавказских − 6, северных − 1, угрофинских − 6, монголо-манчжурских − 1 и др. … В результате чего в данное время по СССР имеет письменность 61 народ».
Однако общие принципы разработки терминологии, крайне важной для создания учебников и словарей, отсутствовали; не существовало общего подхода к переводу советских и международных терминов. В результате «генеральная линия» в целом ряде языков могла переводиться как «шахская дорога», а «ударничество» − как «священная война» и пр.
Помимо разработки латинизированного алфавита для бесписьменных народов, существовали также планы перевода русского языка на латинский алфавит! А в 1930 году предполагалось провести реформу правописания с упрощением орфографии и пунктуации. Отношение к реформе − в результате не одобренной − не могло быть однозначным. Вот как отзывался о ней Ю.К. Олеша: «Не знаю, может, я прозевал, но, по-моему, новые правила не выносились на обсуждение общественности. Очевидно, это не так важно. В стране грамотных немного, и никто не станет слишком горячо интересоваться тем, что не лучше ли, дескать, писать вместо “кажется − кажеца”, что, дескать, так выговаривается и так оно легче и доступней, − как будто главное свойство знания – доступность... Я хочу задать вопрос федерации писателей: принимает ли она участие в работе вышеназванной комиссии? Или федерация писателей считает такой потрясающей важности факт как внесение поправок в самую сущность русской грамотности настолько незначительным, что может принять его просто как данное свыше? Позвольте мне считать, что наиболее высокими спецами в области языка являемся мы, писатели. Мы ... работаем над языком, наше мнение должно быть особенно авторитетно, когда создается новая русская грамотность».
Интересные свидетельства о работе Всесоюзного Центрального Комитета нового (латинизированного) алфавита имеются в документах личного фонда писателя С.Д. Мстиславского, автора известного романа «Грач, птица весенняя». В 1933 году при Комитете была образована комиссия по литературному языку, в которую вошли писатели и лингвисты: Артем Веселый, Вс. Иванов, Н.Я. Марр, С.Д. Мстиславский, М.М. Пришвин, Р.О. Шор и др. Мстиславский работал в комиссии чрезвычайно активно: совершал длительные поездки по Кавказу и Средней Азии, хорошо зная эти регионы. В 1935 году в отчете о поездке по Закавказью он сообщал: «В области литературного языка дело обстоит далеко не благополучно: с 1928 года, когда составлен был орфографический словарь и установлены правила правописания, – отмечается падение языкового строительства, полный разнобой в орфографии ... Приходится отмечать снижение работы: чрезвычайно энергично начатая в 1922 году, она прекратилась в 1931, из сделанного – большая часть не отпечатана, а отпечатанное – в жизнь не проводится, т.к. выработанная терминология не пользуется популярностью. ... По существу говоря, каждый пишет, как ему вздумается. Язык фактически беспризорен, это ведет к чрезвычайному его засорению. ... Поездка на места привела к выводу: официальные успехи латинизации преувеличены: утверждение о грамотности населения в 80 процентов неверно, среди кочевников и сейчас еще грамотность низка, и старое письмо далеко еще не вытеснено латиницей, грамотность закрепляется слабо ввиду недостатка литературы и плохой ее читаемости в связи с неприятием диалекта или плохого качества... Во время поездки понял: курдского литературного языка еще нет... Приблизительно в том же положении таты... Лезгины до 1930 года не имели письменности... Аварцы − в 1933 году работа по языку не ведется». Мстиславский также отмечал, что на местах средства, ассигнованные властью на «коренизацию путем латинизации», нередко направлялись на более насущные задачи, − например, на закупку зерна.
В сохранившемся в фонде С.Д. Мстиславского плане работ Комитета на 1936 год предполагались: улучшение национальных алфавитов для слепых, разработка вопросов орфографии, терминологии, составление 16 русско-национальных и национально-русских словарей, разработка типографских клавиатур для 10 языков, шрифт-касс для 20 народностей и конструкций двуалфавитных пишущих машинок, разработка национальной стенографии, продолжение языковых экспедиций и др.
Однако со второй половины 1930-х годов, несмотря на ряд «попутных» успехов – прежде всего, ликвидацию неграмотности, появление алфавитов для бесписьменных народов, − латинизация национальных алфавитов начала сворачиваться, а главным языком межнационального общения стал русский язык вместе с кириллицей как графической основой для других языков.
Определенные успехи любопытного большевистского эксперимента, несмотря на всю его экстравагантность, отмечал в 1949 году на Научной сессии по вопросам развития языков и письменности народов СССР в Институте языка и мышления им. Н.Я. Марра член-корреспондент АПН РСФСР Г.П. Сердюченко: «Лишь за последние годы созданы десятки научных грамматик и словарей по ранее совсем не изучавшимся или мало изучавшимся языкам. Большие и ценные работы проведены по изучению народных говоров и литературных языков не только давно сложившихся наций, но и народов, получивших возможность своего национального развития при советской власти. Подготовлены значительные кадры педагогов и среды народностей, не имевших интеллигенции».
* * *
Грандиозные изменения в сфере языкового строительства в межвоенный период затронули и науку, занимающуюся непосредственной фиксацией и сохранением живого народного слова − фольклористику. В РГАЛИ хранится целый комплекс фондов, отражающих деятельность фольклорных экспедиций, традиции которых были заложены в XIX веке и претерпели изменения в советский период.
Всего на хранении в РГАЛИ находится 13 фондов фольклорных экспедиций, проведенных в период 1927–1938 годов. Кроме того, отложились в архиве и личные фонды активных участников и организаторов этих экспедиций, известных фольклористов: Р.С. Липец, братьев Б.М. и Ю.М. Соколовых, В.И. Чичерова и др. Географический охват экспедиций широк − от Архангельска до Урала. При этом в советский период экспедиции совершались не только в глухие уголки России, где могли сохраниться старинные сказы, духовные стихи, но и, напротив, − в густонаселенные промышленные районы, в места боев времен Гражданской войны; происходил сбор материалов, которые бы отражали преимущественно трудовую деятельность, историю пролетариата. Так, Ярославская фольклорная экспедиция 1938 года работала не в селе, а на ткацких фабриках: «Красный Перекоп», «Красный перевал» и «Красные ткачи», собирая рабочий фольклор. Мурманская экспедиция 1931–1932 годов занималась изучением истории зверобойного промысла и собирала не фольклор, а авторские произведения самодеятельных авторов. Хорошо представляя ситуацию с уровнем грамотности в стране, Ю.М. Соколов, который также принимал участие в работе ВЦКНА, полагал, что «как бы ни решать вопрос о судьбе фольклора в будущем, при достижении полной грамотности и широкого распространения образования масс, - совершенно ясно, что нельзя для настоящего времени не считаться с фольклором как с существующим фактом. ... Устное поэтическое творчество существует и мимо него нельзя проходить».
Обращение же к пролетарскому фольклору приносило такие результаты: «Состоялись экспедиции по собиранию пролетарских и крестьянских сказов об участии в Гражданской войне, в социалистическом строительстве, в соцсоревновании и ударничестве. Т. Липец составила интересную книгу автобиографических рассказов старухи-колхозницы; т. Чичеров собрал большой материал по классовой борьбе в рыбацких колхозах; т. Самарин произвел многочисленные записи на Украине, в Нижегородской области, раскрывающие в произведениях фольклора историю революции, колхозного движения. Товарищи Филин, Гофман, Минц собрали большие материалы по рабочему фольклору на предприятиях Москвы. Собирался также материал по фольклору мещанства и деклассированных слоев городского населения в Москве, Ленинграде, Твери, Смоленске».
Собранные экспедициями материалы чрезвычайно интересны: изучение сказов-автобиографий рабочих и крестьян позволяет увидеть события первых лет советской власти глазами очевидцев, многочисленные фотоматериалы иллюстрируют жизнь в самых разных точках страны; но главное − эти документы дают превосходную возможность познакомиться с живой, записанной с передачей всех особенностей речью.
Материалы о бурных событиями 1920-х–1930-х годах − лишь небольшая часть хранящихся в РГАЛИ документов, отражающих разные формы и сферы существования языков нашей многонациональной страны − языков художественной литературы и поэзии, эпистолярного и разговорного жанров, языка гуманитарной науки.
А.А. Романенко,
нач. отдела научного описания документов,
НСА и каталога