С тещей Павлу повезло. Золото, а не теща Павлу досталась. В цехе от мужиков наслушался историй про маменек жен: змеиное жало вместо языка! Горгоны! Воспитали дочек, будто принцесс Цербских, не иначе, в императрицы готовили! Так и выдавали бы замуж за принцев наследных!
Однако, принцев еще сто лет назад в стране ликвидировали. А те недобитки, что остались, не очень-то на пролетарских дочек лакомились. Но разве это мамашам объяснишь? Мамаши для счастья детоньку родили! И все самое лучшее – детоньке. И что? Вырастет кобыла этакая, ни уму, ни сердцу. Ни умений, ни знаний у нее. Но амбиции-и-и-й…
Парни, дураки, на симпатичную мордашку ведутся, в грех впадают. А потом, что? Хочешь, не хочешь, а женись. Не женишься, так такой кракен на твою голову упадет: хоть святых выноси:
- Ах, подлец! Ах, негодяй! Ты мою доченьку!...
Поди, убеги от горгоны. Свадебке – быть!
Пока медовый месяц идет, так и не замечаешь ни пустоты в холодильнике, ни нестиранных рубах. Где и сам чего сварганишь, постираешь, чай, в армии служил. А там всему научат. Но потом выясняется, что дорогая женушка ни работать, ни по дому шуршать не намерена. Не для того такую розочку мама родила, чтобы маникюр портить. А вот денег требовать уже умеет. И на то, и на это…
Скандалы, разборы, ссоры. Рано или поздно, притрутся друг к другу, привыкнут. Худо-бедно, свои обязанности распределят. И проклюнется из гусиной скорлупки добрая хозяюшка, мать и подруга жизни. Детей нарожают и воспитают в любви и согласии. Если…
Если тещенька (так ее растак) не влезет, аки тать, в семейную жизнь. Добра не жди. Будешь ты распоследним уродом и разбойником. В (слово нынче модное) абьюзеры тебя запишет. До развода дело доведет и без порток оставит. Детей упрячет и взглянуть на них не даст. Одно из двух тебе выбирать придется: или алименты всю жизнь платить или жалким подкаблучником, рабом при форсистой женушке быть.
Мужики жаловались и стенали. Многие, конечно, своих позиций не сдавали, воевали с тещами открыто. Отбивали супружниц от тлетворного влияния. А многие, устав от военных действий, смирялись, пахали на трех работах, пока жены со своими мамами по курортам болтались. Будто в мужьях у них олигарх, а не простой работяга цеха спекания. При входе в цех кто-то накорябал: «Добро пожаловать в ад».
В летнюю жару тут ад и есть. Мужики до пенсии не доживают. Мрут и болеют всячески. А куда денешься – семьи у всех. Понять бы это тещам. Да где там:
- Такой ты разэтакий! Лучше бы моя Светочка (Манечка, Ирочка, Наташенька) за Вову (Гену, Петю, Васю) замуж вышла. Тот уже банковский работник! Денег куры не клюют. Куда тебе, нищедралу, до него!
Сама ведь под венец тащила, гадина!
Попробуй, докажи свою правоту. Такой хай поднимет, что даже уважаемый тесть (единственный нормальный человек в этой семейке) не поможет. Что он сделает, жизнью и тещиной пятой придавленный? Подкаблучник конченный.
Эх…
Павел Пуговкин удивлялся, жалел братство по цеху. У него все не так получилось. Во-первых, супруга, Танюшка. Свет в окошке. Радость. Сама маленькая, аккуратненькая, беленькая. Мышка-норушка прямо. Носик остренький, подвижный, глазки пуговичками. Хочется ее на руки взять и везде с собой носить, такая хорошенькая Танечка у Павлика! На маму Катерину Андреевну Танечка совсем не похожа.
Катерина Андреевна – женщина монументальная. Большая, в два обхвата шириной, строгая и молчаливая. Павел, когда знакомиться с нею пришел, даже струхнул маленько. А та вдруг сердечно так улыбнулась и сказала:
- Ну, миленький, проходи! Небось, голодный?
И так на сердце Павла легко и просто сделалось! Он в комнату прошел, стол накрытый увидал, и расплавился! И курочка жареная, и картошечка, и капустка квашеная. Грибочки в отдельной миске плавают в сметане. И никаких тебе салатов мудреных, никаких приборов с десятком вилок-ложек-ножей. Все знакомо, вкусно, душевно.
Катерина Андреевна сама за будущим зятем ухаживала. И пока Павел уминал за обе щеки тещины угощения, ненавязчиво расспрашивала его о жизни: как на работе дела, не обижает ли начальство, много ли друзей, как здоровье мамино, и прочее, и прочее. Легкие вопросы – легко на них и отвечалось: работа тяжелая, начальство могло быть и лучше, да ничего, терпеть можно. Приятелей много, а друзей всего парочка, с самого детства друзья, потому Паша ими и дорожит. Мама, слава богу, здорова, чего и вам желаем.
Подливала Катерина Андреевна в стопку водки, подкладывала знаменитых своих хрустящих груздей, рассказывала о своей жизни немножко. Павел слушал, Танюшка к плечу прижималась. И так все по-семейному было, будто Паша всегда тут жил, а Катерина его, а не Танькина мама. С пониманием и лаской.
После ужина Павел маленько отяжелел. Захмелел. Но себя помнил. Так теща с Танюшкой его уложили в прохладную постель, одеялом укрыли и оставили в покое. Он и проспал до утра. Утром Таня его разбудила, умыла, на кухню отвела. Теща по случаю выходного из холодильника маленькую достала, опохмелила парня и накормила горячей, с пылу с жару, солянкой.
Так и до свадьбы прогостил Павел у невесты. Хорошо у них. Что надо – все по дому переделал: полки прибил, розетки починил, балкон разобрал. Катерина рядом, на подхвате, с кувшином холодного кваса. На дачу пригласила. И там – ни требований, ни приказов: отдыхай, миленький. Мы сами с Татьяной управимся. Она у меня не балованная, ко всему приучена, не волнуйся.
Паша и не волновался. Однако, в полевую работу впрягся. Лопатой помахал знатно. Катерина радовалась: да что же ты за парень – золото! Да как с тобой матушка счастлива! Спасибо ей – вырастила настоящего мужчину! Господи!
А Павел млел от добрых слов, как маков свет от солнышка. Чего уж скрывать – родная мама на Катерину Андреевну вовсе не походила. Ни станом, ни нравом. Вечно недовольна, вечно ей все не так. Павел всю жизнь дома, как в казарме какой, под руководством сердитого генерала. Подъем в шесть, и пошло, и пошло! И лентяй Пашка, и лежебока, и весь в папашку своего, сукиного сына, непутевого!
Ее и жалко Паше, и обидно от ругани материнской. Ну, бросил их отец, так ведь Павлик во всем матери помогает. И пропылесосит, и подметет, и посуду намоет, и уроки сделает, и картошки сварит. Чего орать-то? А она приволокется с работы, еле живая от усталости, и от усталости на сына наезжает почем зря.
Так иной раз достанет, что даже из дому сбежать хотелось. А как ее бросишь? Мама. Ей не сладко. Все одна и одна…
В армии зато было легко. Как начнет ротный свое «тра-та-та!» среди ночи.
- Рота-а-а! Подъем! Стро-о-ойсь! Вот, смотрите. Смотрите, смотрите на Шувалова!
Санька Шувалов, дневальный, заспанно щурился и хлопал глазами.
Ротный, поскрипывая натертыми до блеска сапогами, прохаживался вдоль строя.
- Иду мимо, думаю – на посту наш бравый Александр. Бдит на тумбе и Родину защищает. А он спит! И так сладко, аж завидки берут. И только пятого удара по хлебалу сапогом Сашенька открыл свои глазоньки! И потому, рота, шагом-арш на плац! Будем отрабатывать боевую тактику!
И ничего. Никаких обидок. Отец-командир. Справедлив и строг. Его бы на недельку к мамане. Интересно, кто кого бы перевоспитал?
Она и не изменилась. Как была генералом, так генералом и осталась. Паша про себя решил сразу: Таньку в обиду не даст. И вообще, пора на нормальное отношение к родственникам равняться! Стеснялся, конечно, с будущей тещей мать знакомить. Но Катерина Андреевна и к Пашиной маме ключик подобрала. Непонятно, что у них там случилось, но сдружились женщины крепко и на всю жизнь.
- Да хвалила я маму твою. Хвалила и восхищалась! – призналась однажды теща! Настоящая мать! Такого молодца воспитала!
Хитрая? Льстивая?
Кому как. А для Павла – самая лучшая. Если даже с Танюхой приводилось разругаться, так Катерина Андреевна никогда дочь не защищала. Кивала головой согласно с Павлом и приговаривала:
- А я не сужу тебя, Пашенька, не сужу. Таня тоже хороша! Не права, я считаю. Кушать будешь, сыночка?
Так и прожили в дружбе и гармонии двадцать лет. Тещенька, дай ей Бог здоровья, до сих пор жива. Мама пять лет назад успокоилась, болезная. А Катерина Андреевна, слава Богу, бегает.
- Пашенька, родной, ты заезжай на дачу в субботу, - звонит накануне, - я пирожков твоих любимых нажарю!
Пирожки у тещи мировые. С луком и яйцом. Румяные от фритюра. Как откажешься? Конечно, Паша приезжает. Ну а приехав, как не помочь пожилому человеку. Павел в грядках роется, как крот. Домишко подлатает, дров наколет, забор вот недавно новенький тещеньке поставил. Таня редко помогает – свой участок с сынами тащит – Павел неплохой участок десять лет назад купил. Хватает дел. Только там у Тани – муж, Павел, мужик. И дети взрослые. А у Катерины Андреевны нет мужа. И парней она не нарожала. Один зять. Надо помогать!
- Так ведь ты, Пашка, самый настоящий подкаблучник! – гогочут мужики в цеху.
А Павел мрачнеет сразу. Ругается.
- Сейчас я тебе в рыло суну! – предупреждает, - вашим тещам до моей, как до луны! Золотой человек! И Таньку правильно воспитала! Я ни единого дня про развод не думал! Это вы тут круглыми днями жалуетесь и ноете! Вот и нойте дальше, слабаки, коли ума нету!
Домой шел, а настроение на нуле. Татьяна встретила на пороге приветливо. А тоже не в духе, как не скрывала. Павлу не знать свою жену!
- Чего случилось-то? – разуваясь, спросил, уши навострив.
- Да нормально, - Таня отмахнулась, - руки мой. Третий раз уже разогреваю.
Павел за столом, а жена вокруг вьется. Да не барство это. Просто у них с самого начала так принято, чтобы Таня подавала. Так вкуснее. Ну, на стол накрыла, сама напротив присела. Вздыхает.
- Да че опять-то? – и ложка мимо рта у Паши.
Таня рукой опять махнула.
- С мамой поругалась, вдрызг. Ну просто вдрызг, представляешь? – начала, - Ну скажи мне, Паш, зачем такую плантацию высаживать? Ну сколько раз говорила, умоляла: сократи посадки свои! Для кого? У нас земли хватает! Продавай ты свою дачу и переезжай к нам! Сажай, поливай, хоть залейся!
- М-м-м, - кивнул Павел. Со следующей ложкой не промахнулся.
- А она ни в какую. Ну что ты ее, не знаешь? Помрет на своей картошке! Точно! А сил уже нет. С утра волынку тянет про пирожки для Паши!
- Пирожки, так пирожки! Приеду в субботу и помогу, - Паша потребовал второго.
- Так ведь мы другое планировали, Паш?
- Планировали, так и перепланируем обратно!
Таня только головой покачала.
- Надорвешься ты у меня. На два дома пашешь!
- Не надорвусь. А маме надо помочь. Парни где?
- Ай, опять болтаются с дружками, - Таня поднялась, чтобы порезать батон к чаю, - у старшего очередная любовь какая-то…
- Вот пускай свою очередную любовь на субботу позабудет. Со мной поедет.
- Так ведь надуется опять?
- Я ему подуюсь. Я ему подуюсь. В лоб дам, да и все.
Таня украдкой улыбнулась. Ой, не права была мама, когда говорила, что из Пашки веревки можно вить. Можно, да не всем. С сыновьями отец, ой, как строг. Потачек от него не жди. И все бабкой покойной, матерью своей, пугает: «Вас бы к бабушке на недельку. Так вам папка ангелом земным покажется!» Ну, а в остальном мама оказалась очень дальновидной женщиной.
- Нечего орать и гонор свой показывать. Ты его лаской, да уговорами… Покорми. Приголубь. Похвали! Пашка горы свернет!
Таня, тогда еще молоденькая совсем, нос, конечно, воротила:
- Ну, мама! Да он и мизинца моего не стоит! Ну что мне с него! Не хочу!
- Ну и дура! А Павлик – парень хороший, хоть и простой как сибирский валенок. Он у матери родной построен, как солдат. Трудолюбивый. Как за каменной стеной будешь. Подходец, правда, к нему особый надо иметь. Слушай мать свою – не пожалеешь!
Таня и слушала. И ни разу не пожалела. Жалко, что не получилось дочерей нарожать – такой богатый опыт девкам передала бы. А муж даже не догадался, как крутят и вертят им женщины. Ну и что? Разве плохо? Тане другого и не надо. Хоть какой красавчик, хоть золотом его осыпь!
А мама, хитрованка еще та! Надо же, придумала: «Скажи, что поругалась со мной. Скажи, что надоела тебе с этим огородом!»
- Так ты, правда, надоела. Пашка тебе не железный. У нас на субботу шашлыки запланированы!
- Так ведь я все для вас стараюсь! Вы-то два ведра садите, тьфу! А картошку всю зиму мою трескаете! У меня такая земля – все так и прет, так и прет! Грех, не садить, Танечка? Все вам, все ради вас, лишь бы не надсаживались…
В общем, понесла сиропы разливать. Уж Таня свою маменьку, манипуляторшу этакую, знает. Как Павел ведется, уму не постижимо. Даже ребята хитрости бабкины просекли, не проведешь. А Пашка для любимой тещеньки на все готов.
Поужинав, муж устроился на любимом диване у телевизора. Таня осталась на кухне мыть посуду. Потом позвонила младшему сыну:
- Ты где? Марш домой! Не мамкай мне, десятый час времени!
Вытерев посуду, позвонила старшему:
- Ты где? А-а-а-а… Не задерживайся. Завтра к бабушке на дачу надо ехать, картошку копать. А? Что? С отцом! А? Не выдумывай! Ты папу знаешь. Он тебе не я. Ага. Давай.
Фыркнула. Налила себе компоту из кувшина. Набрала номер матери.
- Приедет Паша завтра с Лешкой. Ставь тесто, лиса Патрикеевна, точи лопаты. Лопаты, говорю, точи! Ага. Нет, Сашка со мной. Да. Мама! Совесть имей. Ага. Ну все. Пока. Целую!
В прихожей щелкнул дверной замок. Сашка, наверное, явился. Татьяна высунулась из кухни.
- Иди, сынок, мой руки. Замучилась пятый раз ужин разогревать!
---
Автор рассказа: Анна Лебедева