- Але. Ты дома?
Голос Маслина дорожал сильнее обычного.
- Ясное дело, раз подхожу.
- Приходи, приходи быстрей, мои родители уехали, брат тоже.
- Куда уехали?
- В «Поляны», это такой ЦКовский дом отдыха. На 2 дня. Да это и не важно куда. Главное приходи.
- Яблонского позовем?
- Позвал уже, он скоро придет.
Маслин был явно чем-то возбужден, но я не понимал, чем именно. Через пять минут я звонил в его дверь.
- Вот смотри. Моему брату магнитофон купили.
На столе стояла черная коробка с кнопками, индикатором, и с регуляторами частоты и громкости звука. Она явно таила в себе какой-то невероятный секрет. Маслин смотрел на нее влюбленными глазами. Кассетный магнитофон «Весна».
- Вот, смотри, - сказал мой приятель, - кассета, брат у друганов взял послушать.
Обычная советская кассета. Я их уже видел, хотя собственного магнитофона у меня не было.
- А что там на кассете? - спросил я, - ведь ничего не написано.
- Не знаю я, кто. Точнее, я включал, но не знаю, как это называется, что за группа, но в общем, ты, сейчас прифигеегшь, это же полный ништяк. Нечем дышать.
Маслин осторожно вставил кассету, также медленно он нажал на кнопку.
Сначала послышалось негромкое шипение, и потом вдруг рояль, резко, сразу очень бодро. Звук нарастал, удары по клавишам нанизывались как бисер, вступивший голос казался молодым, звонким, и каким-то английским. Именно английским, а не американским. Акцент, может быть, я не понимал, почему я так подумал. Я никогда раньше не слышал такой музыки, она заставляла биться сердце, все тело пульсировать, а ноги сами начинали прыгать.
- Представь, - сказал Маслин - раздолбанное в конец пианино.
- Прокуренная комната.
- Пепельница, прямо на пианино, на краю, за клавишами.
- И парни все в костюмах
- Черных.
- И галстуках.
- Узких?
- Скорее всего.
- Ударник с усами, опускающимися вниз.
- Да и абсолютно флегматичный, играющий, как бы между делом.
Воображение у меня с Маслиным все обострялось, и главное, мы представляли все в унисон. Мы не спорили ни по единому пункту.
- Да и обязательно, вот тот, ну один из них обязательно в очках…
- Круглых?
- Да в тонкой оправе.
Откуда мы все это представляли? Ни я, ни Маслин тогда еще понятия не имели, как выглядят “Beatles”. Мы, конечно, слышали о них, но какую музыку они играют, мы не знали. По кассете ничего нельзя было определить. Образы возникали исключительно из музыки. Песня оборвалась как-то неожиданно на восходящей ноте. Нам захотелось послушать ее еще раз, потом еще, и еще и еще раз, пока не пришел Яблонский. Сначала он не мог понять, чего это мы так бесимся. Но когда песня заиграла, точно так же, как и мы, он начал дергаться в ее ритме.
Давай сами станем играть, - предложил Маслин.
В большой комнате находилось черное пианино, Санек учился в музыкальной школе, и за этим пианино он разучивал гаммы. Он отрыл крышку, Яблонский сел за воображаемые ударные, я же взял в руки резиновые прыгалки, висевшие у Маслиных в прихожей. Кажется, его мама занималась физкультурой с этими прыгалками. Ручка стала микрофоном, другой рукой я придерживал провод. Магнитофон щелкнул, и мы запели. Маслин бил по клавишам, Яблонский, как и положено, казался почти безучастным, изображая игру ударника, «так между делом, пришел вот побарабанить, и сейчас уйду». Я извивался с микрофоном. И так раза 3 подряд. Потом, мы решили узнать, что же там дальше. А дальше шла совсем непривычная для нашего слуха песня. Начиналась она, как колыбельная, спокойно, медленно, нежно, потом голос взрывался, рычал, и потом вдруг уходил в совершенно другую тональность, другую мелодию. Маслин сразу сказал – «баварская.» Действительно, что-то в этом куске было явно немецкое, бравурное, пивное. Русский текст складывался как-то сам собой:
«Бой, скорее пива налей
Пива налей,
Скорей же.
Бой, а ну-ка пива налей,
Пива налей. Скорей.»
Мы восторгались этими рифмами. И тут мы уже представляли не тонкокостных англичан в пиджачках, а упитанных розоволицых немцев с пепельными волосами. Они сидели в шортах на лавках за огромным длинным дубовым столом, с кружками пива в руках, и раскачиваясь, хором распевали разухабистую песню. Но мелодия сменилась опять, она стала красивой, проникновенной, ее хотелось слушать вновь и вновь, но звучала она совсем не долго. Неожиданно возвращались баварцы со своим «Бой, а ну как пива налей».
Потом мы, конечно же узнали, что играли их The Beatles «Lady Madonna» и «Golden Slumbers», песни с разных дисков. Довольно скоро у Маслина появились записи других групп Uriah Heep, Kiss, Sweet, Smoky. Они крутились, и днем, и ночью, докручивались до того, что бывало магнитофон «Весна» «зажевывал» пленку. Пленка осторожно извлекалась пинцетом, склеивалась «Скотчем», который мой отец привез из Англии в большом количестве, и который я у него воровал. Мы спорили «кто забойней», кто интересней, кто важней, но лично для меня именно Битлз оставили главное музыкальное впечатление. У меня возникло ощущение, что я когда-то все это слышал. Как будто бы, их музыку никто не сочинял, она была, есть, и всегда будет. Она вечная. Потом я увидел их на фотографиях, и нисколько не удивился, что наши представления оказались реальностью. Но никогда, ни на секунду даже в самых безумных мечтах не мог предположить, что когда-нибудь увижу хоть кого-то из них на сцене. Не обязательно Битлз. Хоть каких. Это исключалось раз и навсегда. Тогда бы легче представил, что стану космонавтом и отправлюсь в полет на Марс.
Продолжение следует
