Дядюшка Лядащева мечтает, чтобы племянник оставил свою «должность, весьма нашему государству полезную, а по сути своей палочную и мерзопакостную». А ведь исполняет свой долг Василий Фёдорович умело и ответственно.
Именно он доводит до конца дело с бестужевскими бумагами. В экранизации, бесспорно, очень хороша сцена на маскараде в Петергофе с ловушками для людей Лестока. В книге всё происходит куда проще и прозаичнее, но стиль работы Лядащева мы видим хорошо.
Вот среди прочих «тухлых бумаг» к нему попадает письмо. «Штык-юнкер Котов жаловался на "болярина Че…кого"— фамилия была написана небрежно, а потом замазана, словно клопа раздавили, — мол, гайдуки князя беспричинное избиение по щекам учинили, а потом колотили по всем прочим местам», «странное письмо — ни даты, ни места, откуда писано. Стиль — бестолковый, словно Котов в горячке строчил». Письмо уложено в папку вместе с «доносами и жалобами», которые «интереса для дела не представляют», а вот внутренний голос говорит о его важности. «Лядащев посидел минуту с закрытыми глазами, затем вытащил жалобу штык-юнкера и ещё раз внимательно прочитал. Как она попала в эту папку?.. И кто этот таинственный "болярин Че…кий"?» Он пытается представить себе автора письма – то «тщедушным молодым человеком со впалой грудью, в замызганном, как шкура бродячей собаки, парике, глаза голодные, затравленные», то «толстым, ленивым и вороватым. Может, он этому болярину столько крови попортил,.. что не только гайдукам позволишь "колотить по всем местам", а сам захочешь об него палку обломать». И упоминание «Состоял я в должности наставника рыцарской конной езды и берейторскому обучению лошадей отроков навигацкой школы» заставляет его сразу же, по существу, начать свой «розыск». Не случайно, вернувшись домой и застав у себя Белова, он начнёт его расспрашивать: «Ты ведь учился в навигацкой школе?.. Кто такой штык-юнкер Котов?.. Где он сейчас?» В ответ, правда, пока услышит лишь – «Негодяй один».
Ему ещё не поручили поиск пропавших бумаг, только после ухода Саши «четвёртая и, может быть, главная неприятность этого дня будет на подходе»: «у дома Штоса остановилась неприметная карета, и из неё вышел друг далекого детства,.. а теперь взрослый и хитрый Петр Корнилович Яковлев, секретарь всесильного вице-канцлера». Но Лядащев уже сопоставил то, что прочитал в письме Котова, с тем, что слышал раньше…
Да, в какой-то момент он будет мечтать «махнуть на всё рукой, службу к чёрту, Бестужева туда же и Яковлева вслед. В конце концов Яковлеву он ничем не обязан. А то, что на деревянных лошадках рядом скакали, не есть причина, чтоб покой терять». И не сможет…
А назавтра он уже появится у Саши. Вообще их отношения очень интересны. Судьба сталкивает их по самым разным поводам. Не случайно Лядащев заметит: «Иногда мне кажется, Сашка, что ты на службе у сатаны». Лядащеву явно импонирует искренность Белова, но подчас раздражает его наивность и неопытность. При первой же встрече он скажет: «Вам не мешало бы иметь в этом городе умного советчика, который умерил бы вашу прыть». А в ответ получит рекомендательное письмо к себе самому («"Ты далеко пойдёшь", — сказал Лядащев, пряча записку в карман»).
Мне кажется, ключом к их отношениям во многом являются слова Лядащева: «Занимайся своими делами, Саша Белов. Но боже тебя избавь стать моим делом, моей работой. Сиди тихо, мальчик!»
Но Белов никак не хочет и не может «сидеть тихо»!
По воле рока так случилось
Иль это нрав у нас таков…
И Лядащев терпеливо рассказывает ему то, что может рассказать. Его отношение к происходящему явно прорывается в отдельных репликах. Это, конечно, и постоянно цитируемое «Об этом весь Петербург говорит, и всё "под страхом смертной казни"». И очень показательное «Бестужеву взяли после допроса Ивана Лопухина. Тот постарался, ничего не утаил. Но я, как он, на дыбе не висел, и не мне его судить». Он переживает: «Вот так читаешь опросные листы бесконечных чьих-то дел и думаешь: "Что ж ты, глупый, говоришь-то? Мозги у тебя, что ли, расплавились? Тебе бы вот как надо ответить, тогда бы не было следующего вопроса. А ты, как муха в паутину… Вопрос — ответ, смотришь, крылышко прилипло, дёрнулся, не думая, быстро-быстро заговорил, а следователю только этого и надо, все лапки у тебя в паутине…"» Ему явно не хочется, чтобы на этом месте оказался Белов, который, что называется, «лезет на рожон». Наверное, именно поэтому в какие-то моменты он будет просто гнать его: «"Пошёл вон!» — взорвался Лядащев, запустил в опешившего Сашу книгой и отвернулся к окну».
Он будет предостерегать своего юного друга, действительно «умеряя его прыть»: «Если уличат тебя в сношениях с преступницей, то попадёшь под розыск». Ему невдомёк, что главная причина Сашиных недомолвок про Котова – боязнь за судьбу Корсака, но он очень хорошо понимает, что есть какая-то связь между ним, бестужевским архивом, Котовым и неведомым «Че...ским». А после Сашиных расспросов про Георгия Зотова для него всё сложится: «А князь Че…ский — это и есть смоленский губернатор, — подумал Лядащев уверенно. — Интересный узелок завязывается — Зотов, Котов, Черкасский… И всем этим Белов почему-то интересуется. Значит, пустим его по следу…» Однако идёт по следу сам, вспоминает про когда-то проходившего по делу свидетелем Амвросия Мятлева, встречаясь с ним, случайно слышит разговор друзей…
И вот, хотя при предыдущих разговорах Белов отрицал, что слышал о похищенном архиве («Скажи, а про некие бумаги… или, скажем, письма… там разговора не было?» — «Нет, Василий Фёдорович, при мне не было»), сделаны чёткие выводы и предъявлены требования:
«— Бумаги давай.
— Какие бумаги? — опешил Саша.
— Не валяй дурака, Белов, бестужевский архив у тебя, я знаю.
— Какой ещё архив? С чего вы взяли? — прошептал Саша, пытаясь унять дрожь.
— Не будем играть в прятки».
И почти комические подробности - когда Саша торжественно объявит: «Василий Фёдорович, некие бумаги, о которых давеча разговор был, не могут быть вам представлены. Я отдал их по назначению», - автор пояснит: «Лядащеву ли не знать об этом, если весь предыдущий день он, как привязанный, ходил за Сашей, не ходил — бегал: от дома Друбарёва к дому Оленева, от дома Оленева опять к дому Друбарёва и, наконец, сопровождал молодого человека до самой канцелярии Бестужева, опасаясь, что он выкинет какой-нибудь фортель и не донесёт бумаги до их хозяина».
Дело сделано. Оно забрало много сил: «Лядащев провёл рукой по голове. Затылок отозвался тупой, знакомой болью. Господи, неужели опять начинается? Раньше он понятия не имел, что такое головная боль… Словно ведро с водой на плечах держишь, и только судорожно выпрямленная спина удерживает голову в равновесии и не даёт боли выплеснуться в позвонки и жилы». И Саше он пожалуется, что «бессонница замучила». Да и сам тот заметит: «Саша впервые увидел его без парика. Вместо золотистых, пышных локонов — короткая щетина чёрных волос, и от этого лицо его стало старше, обозначились болезненная припухлость под глазами, запавшие виски, собранная гармошкой кожа на лбу. Время от времени Лядащев быстрым плотным движением приглаживал стриженые волосы, и жест этот, такой незнакомый, рождал мысли о нездоровье и душевном смятении». Но поставленная задача решена.
Кто-то из комментаторов написал: «По книге он какой-то лузер типа Карандышева из Жестокого романса». Оставим это высказывание на совести автора (уж не говорю, что анализирую литературу, а не рязановские «фантазии на тему»). Но, по-моему, говорить даже о книжном Лядащеве как о человеке, который постоянно терпит неудачи, в корне неверно.
Да, он устал, он думает о возможной женитьбе («О, богатая вдова подполковника Рейгеля, я жажду твоих костлявых объятий…»). Он очень неохотно идёт представляться («Всю дорогу он бубнил, что бабы дуры непутёвые, что у них фарфоровые глаза, что все эти Веры, Надежды, Любови… чёрт их разберёт, только и думают, как бы на себе человека женить, а сами человеческого языка не понимают»). Но совершенно неожиданно для себя встречает прелестную женщину и пленяется ею. «Я думал, он дамский угодник, всегда таким щёголем ходит! А он, оказывается, дамский пол боится, как огня», - будет иронично рассказывать Белов. И закончит свой рассказ: «А вот что. — Саша достал разрисованное цветами письмо и насмешливо его понюхал. — Знаешь, чем пахнет? Свадьбой… Влюбилась Тайная канцелярия!»…
… Первый роман тетралогии заканчивается довольно грустным упоминанием о Василии Фёдоровиче: «Лядащева я, каюсь, потеряла из виду. Одно точно — он женился и уехал в Москву, а вот бросил ли он службу окончательно или вернулся к ней, озверев от семейной жизни, этого я с уверенностью сказать не могу. Бывший сослуживец Лядащева некий N рассказывал, что, встретив Василия Федоровича на Тверской и задав ему радостный вопрос: "Ну как живёшь?", получил крайне невразумительный ответ: "Вас ис дас? Кислый квас"… Потом вспомнили они былое, и Лядащев ушёл с грустью в глазах, бросив на прощание: "Такая жизнь, брат… На одном гвозде всего не повесишь…"»
Однако мы с ним ещё не раз встретимся!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Путеводитель по всему циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь