Взошедшее на западе солнце по никому не ведомой дуге упало в ковш с водой, стоявший на столе. Сквозь матовое стекло окна Марта видела, как поляна от дома до самой стены густого леса осветилась десятком отразившихся в лужах солнц. Всё напоказ. Подобно дешёвой проститутке, продающей себя и выставляющей лучшее сразу: цветы, жирно-зелёные листья деревьев, кусты, обвешенные ягодами.
На кухне жарко, влажно, душно. Марта вытерла испарину на лице о какую-то тряпку, заменяющую полотенце.
- Вселенная нассала в мои тапки. Я ничего не могу с этим сделать, но уже слишком устала от своей норы.
Бросая сухие листья в миску других ободрышей, Марта вдохнула сладкий травянистый запах сушёного хвоща и, задумчиво откусив верхушку стебля, сплюнула. Закурила. Тонкая струйка дыма растворилась в аромате жарящихся на плитке желудей. Спустя пару минут они стали темнее, чем кора векового прародителя. Удовлетворённо хмыкнув, Марта высыпала жёлуди в ступку, где резкими и быстрыми движениями измельчила до ячменного зерна. Если правильно всё сделать - закипятить, дать настояться - получится кружка черного горького отвара, и до первого глотка можно будет притворяться, что это старый добрый кофе.
Самопальное курево и кружка пойла для того, кто ещё остаётся в живых.
Лишь один смысл в том, чтобы сидеть здесь – ждать - ради этого Марта жила. Люди найдут место падения самолета, и - надо верить - хоть один человек должен обнаружить её исчезновение, её тела.
Впрочем, была ли надежда, или Марта за долгое время уснула - мир уменьшился до размеров коробочки из-под печенья, перестал меняться и замер. Никакие решения и действия ничего не меняли, дальше - только жить.
В памяти Марты не осталось криков и паники, только рваное покорёженное железо корпуса и пустые сидения, когда она открыла глаза. Надёжный двухмоторный самолёт, наполненный восторженными студентами и волонтёрами, просто упал. В тот день могла оборваться жизнь девушки. Удивляться тому, что осталась жива и отделалась парой ссадин, ей не пришлось, все чувства парализовало, а потом... потом удивляться стало не важно, реальность разбилась на фрагменты. Марта выбралась из салона, схватила чью-то ручную кладь, не провалилась в ямы, спрятанные сухостоем, споткнулась о корягу, упала. Звала на помощь. Вокруг ни одного человека, ни живого, ни мёртвого. И так везде, до сих пор. А ведь долго чего-то искала. Бродила, не уходя далеко от места катастрофы, кругами, но дальше вглубь, уповая на сухую погоду и сытых волков.
Через сколько дней Марта вышла на поляну. Нашла. Какой леший построил сруб в одну пригодную для жилья комнату, а дверь не запер. Марта упала, едва дойдя до кровати и уснула без снов. Несколько дней осени за которые она родилась заново и забылась.
Что там, дома? Здесь за ночь поляну замело белым. Марта выбежала, чтобы почувствовать мороз на коже и дрожа запустила руку. Снежинки-градины собрались в сугробы, похожие на распоротые "икеевские" кресло-мешки, приглашающие в них упасть. Пригоршня рассыпалась. Белое - пустое, в котором можно лежать и наслаждаться чудным зимним сном синтетического мира, пенопластового снега, не обжигающего кожу, не мечтающего стать водой. Иногда можно думать, что это чья-то глупая злая шутка - тогда не хочется плакать.
Наверное весной, ради шутки, на месте нетающего снега появились лужи. Глянцевые зеркала, которое невозможно разбить, твёрдые, безупречно гладкие, они появились в одну ночь и бесшумно удвоили осточертевшую реальность, отобразив глубину её неба. Изменившись вновь, дни жвачкой тянулись в мире, реальном настолько же, как старое покадровое кино.
Страх и непонимание давно сменились неясной тревогой, и даже та скрылась глубоко внутри. В еду годилось почти всё. Ягоды не вызывали отравления, цветы и травы не доводили до тошноты, вода в ливневой бочке оставалась на уровне и питьевой. Бурый напиток, что плескался сейчас в кружке, напоминал кофе, хотя не столько вкусом, сколько ощущением. Марта взяла в руки нож и провела пальцем по лезвию - она ведь смогла как-то здесь появиться.
Марта не помнила, когда заметила тишину. Может, наутро в убежище или в одну из последних попыток уйти из него. Просто в один момент она поняла, что нет не только людей - ни птиц, ни насекомых - никого вокруг. Это помогало набраться смелости, чтобы раз за разом пытаться выбраться из странно-безопасного дома. Но уходя в чащу, она плутала. Каждый раз, какое бы направление ни выбрала, но возвращалась туда, откуда уходила. Жизнь в замкнутом лабиринте, по подсчётам девушки и, если верить в смену времён года, продолжалась около полугода.
В старой хрущёвке ремонт давно закончился, но Анна Тимофеевна, проглотив ком в горле, взяла молоток. Она стояла слишком прямо для своих лет и уже перестала плакать.
Семьдесят три года - недостаточно для того, чтобы просить о помощи в такой мелочи, как забивание гвоздя. Анна Тимофеевна ошиблась - упрямая железка не заходила в стену, а заставляла бетон ронять серые песчинки. Борьба не стала очень уж долгой - женщина сдалась - слезла - слеза всё-таки упала на дорогую раму картины перед ней.
Это характер, Анна горько усмехнулась, подумав, что это её характер, переданный дочери, сделал стены до невозможности упёртыми. С картины на Анну смотрела брюнетка двадцати четырёх лет, красавица. Изображенная в окне деревянного лесного домишки дочка держала в руке кружку и любовалась тающим снегом и весной. Дай бог, счастливая, хотя бы там.
Превью - последняя сделанная фотография, на ней Марта только что заказала чизкейк и сидела за столом, радуясь, что её взяли в Красный крест. Она не будет больше ездить по вызовам, закладывать колёса под язык старушкам и набирать в шприц магнезию. Марта возлагала надежды на новую работу, новые места и знакомства, помогающие вырваться из монотонности повседневности линейной скорой помощи, мечтала увидеть весь мир и заменить рутину серых будней.
В комнате стало невыносимо душно. Шатаясь от внезапной головной боли и слабости, Анна распахнула окно. Запах талого снега и смога ворвался вместе с шумом проезжающих мимо машин, чириканьем воробьёв, облепивших ещё голые ветки сирени, стуком капель по карнизу. После нескольких глубоких вдохов звон в ушах прошёл, стало немного легче.
Анна Тимофеевна обернулась на портрет и представила, как её дочь допивает кофе на бегу, надевает куртку с крестом, хватает укладку скорой помощи, смеясь в ответ напарнику. Но глупышка в уюте и покое, как будто живая, смотрела на солнце нового дня. Художник постарался, глубокая, невероятно тёплая работа со множеством деталей и черной диагональю в правом углу.
Подняв картину на тумбочку, Анна Тимофеевна зажгла свечу. Эту весну Марта должна была встретить на Сахалине, но так и не долетела.
Автор: птичка
Источник: https://litclubbs.ru/articles/37676-ne-v-sebe.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: