Село, в котором жили два мельника, было большим. Пожалуй единственным украшением этого села, были две водяные мельницы, расположенные на берегу горной речки, которая протекала тонкой змейкой в неглубокой балке, вдоль села . Русло реки было извилистым. Местами было глубоко, а местами по камням, здесь были и крупные валуны, можно было перейти на другой берег. Там же пасли скотину, угоняя ближе к горам, которую также можно было перегнать через речку. До самой осени работы на мельницах было мало, так как мужики не собрали зерновой урожай. А вот на скотном дворе работы валом как зимой, так и летом. Зимой, окот овец, телятся коровы, выводится птица, а за всем надо глядеть. Часто приходится и ночевать в сарае. Спали на деревянных настилах, настелив побольше соломы, укрывшись тулупом. А у кого и просто на соломе под тулупом. Это кто и как заботился о своих работниках. Зимой, когда начинался окот, маленьких ягнят, если в хлеву холодно, переносили в хату.
Федор Митрич, обустраивал свое хозяйство. Вся надежда была у него на мельницу. Много он задолжал и работникам, и за скот. « Все успею, - думал он. - К осени все готово будет.- От Петра помощь хорошая».
Иван с Николаем тоже готовились к весенним работам. Петро им помогал во всех их делах. Но не бросал смотреть и за скотом. Кузьмич совсем расхворался и больше лежал. Хозяин, как и обещал, сделал лавки и они с Петром перебрались на новое место. Постелили им матрасы, набитые соломой и подушки, тоже набитые соломой. Прихватили они с собой свои тулупы, без них никак, холод. Кузьмич так и вовсе кряхтит, все кости у него ломят.
-Иван, видал, где работники у Митрича живут? А у нас? А разве места мало? Может и мы, к чулану пристроим еще, да поделим на два небольших. Раньше слово Тимофея Мироныча было законом, а теперь он все чаще спрашивал совета у Ивана. Ходит Мироныч, опираясь о костыль, слабовато, но ходит сам. А уж куда работать, только и вся надежда на сыновей. Николай, все больше молчит, но работает, как вол. С Петром в разговоры не вступает.
Так и сделали. Начали и они пристройку.
-Поселим туда семью. – предложил Мироныч сыну. В работниках у Тимофея Мироныча, была уже давно семья. Муж с женой, да двенадцатилетняя дочь. Стадо коров у него была в тридцать голов. Вот они семьей и управляли. Помогала им и Алена. Ловко у нее получалось доить коров. Из молока делали сыр(творог), сметану, масло. На зиму сыр подсаливали и складывали в чугуны, укрывали чистой белой тряпкой, смоченной в соленой воде, сверху крышкой и уносили в подвалы или подсобки, где хранили продукты. А еще делали откидной мазун(кисломолочный напиток). С молока снимали сливки, заквашивали молоко, после того как оно «сядет», выкладывали в большой холст, концы скручивали в жгут, для того, чтобы вытекла вся сыворотка. Выкладывали в чугуны и также сверху закрывали чистой тряпкой, смоченной в рассоле. Сверху накрывали крышкой и уносили в подвалы или амбары, где также могли хранить продукты. Перед употреблением, мазун резали квадратами, послойно, разбавляли его молоком или, кто беднее, водой и ели с хлебом, или употребляли, как самостоятельный напиток .
. Наступало время сева. Это был настоящий праздник. День сева был самым ответственным днем. Мужик одет был, в белую чистую рубаху, на груди лукошко с зерном, так он выходил в поле. Это что б хлеб чистым уродился. Семена разбрасывали рукой по подготовленному полю. По полю ходили босиком. Сначала в одну сторону, затем в другую бросая зерно. Боронили поле во время сева. Удобряли землю навозом и золой.
Пшеница была самым привередливым зерном. Ее сначала вымачивали в извести и золе, а потом высушивали и только потом высевали. Рожь, самая неприхотливая и вызревала в любую погоду. Повезет- значит будет урожай, будет и прибыль хорошая.
В конце мая высаживали овощи в огороды. Больше всего сажали картошку и она давала хороший урожай, репу, свеклу, морковь, редьку. Село находилось в горной местности, другие овощи не успевали вызревать.
Но вот наступало лето и начинался сенокос. Косить траву выходили рано утром, пока не спала роса. А как только затупится коса, ее отбивали на отбое, а затем затачивали. Покос шел примерно месяц. Парни с мужиками косили, а девушки загребали скошенное сено. С раннего утра и до позднего вечера работали и сестры Петра,- Нюра с Настасьей. Выходила в поле со своей семьей и Аленушка. Молодежь с радостью шли на покос, хотя и нужно было быть на жаре целый день, а подняться чуть в горы, там дул обжигающий лицо, ветер.
На покосы надевали девушки нарядные сарафаны, покрывали светлые косынки. Просохшее сено собирали в вилки, затем складывали в копны и перевозили. Дома складывали в большие копны или скирд, с деревянной перекладиной посередине. А на самый верх копны подвешивали, крест- накрест, две веревки, где на каждый конец веревки подвязывали большой камень, чтобы ветром не могло сдуть.
К концу лета хлеба созревали, близилась уборка урожая. Чтобы узнать, пора убирать или нет, зерно брали на зуб, если оно хрустит, значит уже самое время. Убирали хлеб косами. Затем жатва и молотьба. Живое зерно жито, хранили, его можно было и смолоть в муку.
Но как только мужик соберет урожай, потянутся вереницы повозок с зерном к мельницам. Послышатся в округе поскрипывание, да постукивание мельничных колес. Помол нового урожая было радостным событием для всех. В воздухе разносился запах свежего хлеба. Хозяйки выпекали хлеб из новой муки в печи, но перед этим ее обязательно просеивали через сито. Замешивали хлеб в дежке(квашне). Ставили на ночь и укрывали.
На стенках дежки живут бактерии и дрожжи хлебной закваски. К утру тесто поднималось. Затем в него снова вмешивали муку, соль и вымешивали до тех пор, пока оно не переставало прилипать к рукам. Тесто снова поднималось. Из печи выгребали кочергой всю золу, большую деревянную лопату посыпали отрубями, сверху формировали круглый хлеб и сажали его в печь, прикрыв заслонкой устье печи. Прикрывали не полностью, так как мог и пригореть хлеб. Через час-полтора, хлебушек готов.
Доход мельницы приносили хороший. Работали всей семьей и не только, брали постоянных работников.
У Алены, теплые отношения были больше с братом Иваном. Но в этот раз на мельницу они поехали все трое. Николай сидел молча, а Иван с Аленой всегда находили о чем поговорить. Первый раз после уборки урожая, в этом году они везут молоть зерно. Перед этим братья навели там порядок, проверили, как работает, все ли в целости, исправности.
-Ну, с Богом!- Перекрестился Иван, Николай с Аленой последовали его примеру. Братья взяли мешок и стали засыпать зерно в ковш. Готовая, просеянная мука ссыпается в ларь, над которым было подвешено сито. А отруби сползали в отдельный ящик. Работа здесь кропотливая и трудоемкая.
Запахло мукой, тепловатой на ощупь. Алена редко когда не бывала на мельнице. Любила она это спокойное место. Только теперь оно напоминало об очень страшном, что здесь случилось… Она не знала то место, где был убит Григорий. Ей никто не показал где, в каком месте, да и никто не говорил на эту тему. Не могла Алена испытывать ту радость, которую испытывала раньше.
Она стояла с белыми ресницами от мучной пыли, которая осела и на одежду, и на лицо. Слезы тонкими струйками стекали по ее щекам, она молчала. На сердце было тревожно, казалось весь воздух был пропитан какой-то тревожностью и чувством непоправимого. Братья работали. Подъехали еще трое мужиков с полной подводой зерна. Стали выгружать. Алена следила за мукой, распределяла ее в ларь. Вдруг мельница остановилась:
-Ваня,- крикнула сестра, но Николай уже спрыгнул в речку, освободил лопасти и снова пошла работа. Вечером вернулись домой усталыми. Радовался, встречая детей, Тимофей Мироныч. «Вот и в моей семье все ладно.- Думал он. – Жалко, что Петро уходит.- Привыкли к нему, как к сыну. –Хорошо поработал парень, на совесть.- А Алену как бережет". – Тогда на покосе: - "Ты, Аленушка, только загромаживай сено, а ворошить буду я, а то ты много захватываешь вилами, тяжело тебе. –Да. Дай Бог!»… Вспомнил он и разговор с Аленой, ведь были еще парни, да кто хамовит, кто груб. « Батюшка, люб мне Петя, он очень ласковый, грубого слова не скажет». Тимофей и сам это видал.
-Ефросиньюшка, теперь только так называл свою женушку Тимофей Мироныч, к столу что ли?- Поковылял он первым, опираясь о костыль. Марфуша уже хлопотала. Глядел хозяин на своих сыновей-богатырей и сердце радовалось. Отрадно Миронычу от младшего сына Ивана, весь в него пошел и смекалкой, и трудолюбием. Только вот человечный он, добрый. Все вон как, тянутся к нему. Даже Николай другой стал рядом с ним. Этим он в мать, Ефросиньюшку.
-Бать, ты завтра к полудню еще работников пришли. Много зерна привезли. Алена одна распределяла муку. Завтра выедем чуть свет, - набивая рот, сказал Иван. А где Петро? Что-то он запаздывает. Петр тоже уже сидел вместе с хозяевами за столом, но сегодня его не было.
-Так он же домой ушел, первый день помола. Ты что забыл Иван?
-Ах, да…
Марфа, а вино-то где? Отмечать будем, праздник, - сказал Мироныч.
-Ох, батюшка-кормилец и забыла, - засеменила Марфа… Хотя и говорил Петр и готовы были, что когда-то он уйдет, но так привыкли за это время, что он с ними. Так бы и жил…
Все равно это было новостью. Даже Николай вопросительно посмотрел на отца. Привык и он к этому спокойному, но сильному парню. Часто задумывался, бывало, как зря все было, сколько они с Гришей натворили. Стыдно и больно было Николаю. Брата жалко и себе не мог он простить. Алена сидела понурая, она знала, что Петя уйдет сегодня, но он обещался вечером прийти и вот нет. Видно там тоже отмечают праздник, а как без сына… Ей хотелось уже поскорее быть всегда вместе с ним, видеть его глаза, слышать его приятный голос. Она чувствовала себя с ним уверенно. Ей нравилась его забота о ней.
-Да, - подтвердил Тимофей Мироныч. Сегодня он уже работал у себя на новой мельнице.
Петро проводив братьев и распрощавшись со своей возлюбленной до вечера, сел верхом на лошадь и поскакал домой. Накануне вечером у него состоялся разговор с Тимофеем Миронычем о том, что он уходит и первый день помола муки, он открывает на своей новой мельнице вместе с отцом. Хозяин поблагодарил его за хорошую добросовестную работу, положил ему хорошую плату. Готов он был к этому, ведь и договор такой был с Федором Митричем, что уйдет Петро, как только начнутся работы на мельнице, но расставаться было жалко.
Федор Митрич, перед тем как начал строить новую мельницу, принес жертву «водяному», утопил в реке курицу. Поверье такое было, чтобы мельница исправно работала нужно принести жертву. А в праздники приносили пожертвования ( нечистой силе), ломоть хлеба или зерно, муку…
На мельнице запрещалось ругаться, громко говорить. Если у хозяина есть еще хозяйство, то мельницу строили далеко от дома, от хозяйственных построек. Чтобы было добро и в доме и на мельнице…
Хорошую возвел мельницу Федор Митрич, добротную. Большое водяное колесо крутило большие жернова. Разных сортов будут молоть муку. Рано утром прискакал сын, зерно уже было погружено на подводу.
-С богом! – Перекрестясь, благословил Федор Митрич. Вот уже подъезжает, нагруженная доверху подвода с зерном и с тремя мужиками к мельнице. Собаки приветливо завиляли хвостами, встречая хозяев. Один работник постоянно был здесь и днем и ночью, он встретил подводу, помог выгрузить мешки с зерном на деревянные настилы.
-Ну, давай Петро, ты и высыпай первый мешок. Петр взял мешок, всыпал зерно в ковш и вот он волшебный, завораживающий запах муки. Вот он размеренный, монотонный скрип водяного колеса. Закипела работа. Потянулись другие подводы с зерном к новой мельнице Федора Митрича.
Все у Петра получалось ладно, за какое дело он не возьмется, все в руках его спорилось, все получалось. Не нарадуется Федор Митрич на сына. С малолетства он трудился, да и дочерей к труду приучал. Они по большей части управляли дома, молоко в дело произвести, за птицей уход… Собирали себе приданое. Нюра, вон какую перину себе справила. Поздним вечером, они возвернулись домой. Прасковья уже на стол собрала, праздничный стол, с хорошим вином. Не успел Петр увидать сегодня свою любушку, но завтра обязательно выберется… А скоро свадьба!
Продолжение следует…