Рассказ на конкурс "Драма на трех страницах"
Своему автомату Женька сразу дал имя. Нет, не какое-то героическое, типа Змей или Томагавк, и даже не ироничное, однако, явно намекающее на цель и результат, Свинобой. Всё гораздо проще и даже обыденней, что ли. Тося. Эти четыре буквы, хоть и не положено по Уставу, Женя выцарапал на прикладе.
— Баба твоя? — первое, что спросил ротный, когда увидел надпись. Он и не думал Женьку ругать или объявлять «наряды вне очереди», как в фильмах про войну и армию. — Ладно, можешь не отвечать.
И Женька не ответил. А вот в казарме, товарищам по оружию, таким же добровольцам, пришлось рассказывать всё как есть.
— У отца такая татуировка была, — немногословный Женька надеялся, что на этом дружеский «допрос» закончится.
— Мамку Антониной звали? У меня соседка была, баба Тося. Антонина Ивановна, если по паспорту, — спросил Славка Богородов, Женька запомнил его имя сразу. Его, Женькиного, родного брата тоже звали Славой.
— Маму звали Людмила, — как можно скучнее, в надежде, что отстанут, ответил Женька.
— Тогда что за Тося? Ошибка молодости? — Славка рассмеялся, а за ним и остальные. — Бывает. У моего бати якорь наколот, а в море ходил только на надувном матрасе.
На счёт «ошибок» Женька рассуждать не стал:
— Покурю, пока есть возможность, — Женька встал и, не дожидаясь, вдруг кто решит с ним за компанию, ушёл в курилку.
Не рассказывать же всем, на самом деле, что папка у него неродной. Мама вышла замуж, когда ему, Женьке, только исполнилось четыре. В «свадебное путешествие» молодожёны, если можно так сказать, поехали в посёлок Мелекино, на первый спуск. Это под Мариуполем. Младшего сына, а детей мамин муж сразу усыновил, взяли с собой. Женькин брат, Слава, остался дома. Ему в тот момент было уже тринадцать. А значит —есть свои подростковые дела: и «отработки» в школе, и летний трудовой лагерь, тоже от учебного заведения. «Не младенец», такое определение Женька услышал от родителей. Правда, не понял смысл. Разве не очевидно, что Слава не в пелёнках и не просит соску?
— Что написано? — Женька показал на наколку. В четыре мальчик ещё не умел читать, поэтому спросил у папы. Он сразу стал так называть этого, почти незнакомого на тот момент, мужчину. Впоследствии выяснилось, что детское сердце не ошиблось. Женька и Слава получили любящего их и мать заботливого отца и мужа.
— Тося написано. Знаешь, что это означает? — папа посадил Женьку к себе на плечи. — Видишь, вон там кораблики? С песка-то не видать!
— Не знаю. Что значит? — Женька рассматривал морские суда, бывшие, скорее всего, баржами.
— Это счастливые буквы. Расшифровывается — Твоим Отцом Стану Я. ТОСЯ, если по буквам. Понял? — мужчина лукавил, но малышу знать этого совсем необязательно. Была когда-то Тося, да вся вышла, а наколка осталась.
— Понял. Я тебя люблю! — Женька изогнулся у папки на плечах и поцеловал того в макушку. Мама, наблюдавшая за всем этим со стороны, только улыбалась.
Мамы не стало через два года. Погибла она до обидного нелепо. Не сгорела от онкологии или ещё от какой болячки, нет. На автостанции «Центр», которую в народе именуют не иначе как «Яма», её насмерть задавила маршрутка.
Мамин муж, теперь вдовец, детей не бросил. Мужчина стал заботиться о них за двоих. Это был 2006 год.
Начало Майдана 2013 года в памяти Женьки не отложилось. А вот Новый год, 2013/2014 запомнил хорошо. Отец тогда остался без работы, предприятия в Донецке, где они жили, потихоньку схлопывались. То есть, закрывались одно за одним. Хотя, если положить руку на сердце, это «потихоньку» стало стремительным и скоротечным. Но Женька тогда, по малости лет, такие тонкости не замечал.
За новогодним столом, а семья никогда не нарушала народные традиции и собиралась вместе, отец произнёс речь. Только не обычный праздничный тост, а совсем даже наоборот.
— Я поеду в Киев. Говорят, там деньги платят на майдане этом. Попрыгаю, с меня не убудет, — отец залпом махнул бокал шампанского, поставил его на стол, подумал, налил себе снова и снова выпил. — Иначе, братцы, нам хана. Жрать не за что.
— Я с тобой, — старший, Славка, отпил из своего бокала. — Двоим больше заплатят.
— А я? — в Женькином бокале пузырился лимонад, но он тоже, как все, сделал большой глоток.
— А ты дома, — отец накладывал себе салат оливье.
— Один? — удивился Женька.
— Один. Не младенец, — Славка взял салатник из рук отца, положил оливье в тарелку брата, а после и себе.
В памяти Женьки всплыл «не младенец» из детства. Ему уже тринадцать, как тогда, во время их отдыха в Мелекино, Славе. Только мамы больше нет.
— Я спать пойду. С Новым годом! — Женька ушёл в свою комнату.
Отец со Славой уехали. Деньги они действительно привезли. Некоторое время семья жила безбедно.
— Если бы знал, на что подписался, ноги бы моей на майдане не было, — позже, когда начали обстреливать Донецк, говорил отец. Естественно, он произносил это только в кругу семьи. Выносить такой постыдный факт из биографии на суд общественности в Донецке означало стать изгоем. Объектом насмешек — так вообще сто процентов.
Женькин папа чувствовал свою вину за то, что происходило. Как человек здравомыслящий, он понимал, что был только каплей в море, но совесть не давала уснуть всё равно. И ответственность за детей, хоть Слава уже давно не ребёнок.
Именно из-за чувства долга перед детьми любимой женщины Женькин отец не пошёл в ополчение. «А ну как убьют? Как вы без меня? Или ещё хуже — стану калекой. Вам и так тяжело, а будет ещё хуже. Стану обузой», — говорил он детям.
Женькин папа пошёл работать электриком. Его бригада восстанавливала повреждённые украинскими обстрелами линии электропередач. Служба, по военным временам, очень опасная, но мужчина на рожон не лез и работал на совесть. Это несмотря на то, что четверо из его бригады погибли прямо во время выездов на объекты. Каратели не жалели никого. Видят, что приехали ремонтники, — обычно открывали по бригадам огонь из миномётов или делали работяг мишенями для снайперов.
Слава тоже без работы не сидел. Первое время он торговал на рынке, как сам говорил, «работал на дядю», а после организовал свой бизнес. Парень ездил на Украину, закупал там всякие колбасы, приправы и прочее, что требовалось в Донецке. Город в то время находился в жёсткой блокаде — украинским товарам большая дорога перекрыта, а российских на всех не хватало. Цены взлетели до небес.
— Спекулянт ты, Славка, — говорил старшему сыну отец.
— Это почему? Я людей кормлю, — оправдывался Слава.
Чуть позже Слава стал ездить в Мариуполь, чтобы обналичивать донецким старикам украинские пенсии. Естественно, за процент. «Челноков» такого рода появилось достаточно.
— Ты же на людях наживаешься. Кто ты после этого? — отцу не нравилась деятельность сына.
— Не я, так другой. Процент у меня божеский и людей не «кидаю». Знаешь, сколько мошенников? А у меня всё честно, — Слава снова находил себе оправдание.
Женька в работу брата не вникал. Он учился и вообще был «на хозяйстве». На нём держался весь дом.
В одной из своих поездок в Мариуполь Слава познакомился с девушкой. Влюбился и женился, так говорят в подобных случаях.
— Что-то ты, Слава, как-то скоропостижно всё это, — шутил папа.
Слава уехал жить к супруге. Оттуда молодожёны перебрались в Польшу. Слава регулярно выкладывал в соцсетях фото со счастливой улыбкой. Ни Женька, ни отец его не осуждали. Каждый строит жизнь по-своему.
Когда в Донецке стали выдавать российские паспорта, Слава с женой вернулись, получили вожделенные документы и переехали в Воронеж.
— Несладко в Польше было? — выводил Славу на откровение отец.
— Всё нормально, — бурчал Слава. Больше из него про «жизнь в Европе» невозможно было вытянуть ни слова.
С началом СВО Женька пошёл служить. К этому времени он уже достиг совершеннолетия. Дома парня не держало больше ничего. Брат в Воронеже, а отец, наконец, дал благословение.
— Осторожней там, сынок, — только и сказал он на прощание. А что мужчина ещё мог? Понимал, Женька — пацан упёртый, если решил, с пути не свернёт.
Через три месяца Женькин папа погиб в собственном дворе, наступил на мину-лепесток. Украинцы стали разбрасывать такие над жилыми кварталами Донецка.
— Евгений Самойлов награждается медалью «За Отвагу», — командир перед строем вручил Женьке коробочку с наградой. — Давай, герой, рассказывай, как было дело.
Женька молчал. Все говорили, что он совершил подвиг, но парень так не считал. Его группа, а служить парень попал в разведку, нарвалась на засаду. Женька остался прикрывать товарищей.
— Со страху всех бандеровцев перестрелял со своей Тоси. Да, Женька? — Славка Богородов, записной весельчак, пытался погреться в лучах Женькиной славы. Он, Славка, и сам был в той переделке. Его, раненого в ногу, Женька вынес на себе. — Я бы тоже помогал, но потерял много крови, без сознания был. А так…
Тося, автомат, погибла в том же бою. Пуля, предназначенная Женьке, попала в приклад и ушла в рикошет. Вот, о чём на самом деле, жалел Женька. Прикладу конец, значит и автомат пойдёт на свалку. Боевые потери, так сказать. Но ведь Тося спасла Женьке жизнь, как не крути.
— А также Евгений Самойлов награждается… Хотя, какая эта награда герою? — командиру подали что-то, замотанное в камуфляжную сетку. — Разворачивай, раз такое дело.
Когда свёрток оказался в Женькиных руках, он почувствовал, как сердце стало колотиться с удвоенной силой. Что там? Парень снял с «презента» импровизированную подарочную упаковку.
В Женькиных руках лежала его Тося. Оружие отремонтировали, но не узнать Женька не мог.
— Официально разрешаю нанести на приклад имя, — командир не мог сдержать улыбку. Ранее такого он никогда не говорил и не делал. — Тося? Пусть будет Тося.
— Служу России! — Женька закричал так, что у самого заложило уши.
Женька нацарапал имя на новеньком прикладе. Твоим Отцом Стану Я, Тося. Нет, он не считал себя родителем автомата. Эти буквы, как и в первый раз, на его первом оружии, стали памятью о воспитавшем Женьку мужчине.
Сейчас Женька и Тося несут службу под Донецком, на Марьинском направлении.
г. Донецк, Донецкая Народная Республика