ДЫХАНИЕ КЛАУСТРОФОБИИ
Он хорошо помнил путь, которым вёл их неугомонный мальчишка, вот и древний камень которому поклоняются саамы, а вот и расщелина в неуютное подземелье. Он вёл друзей через пещеру и, стараясь не думать о клаустрофобии вспоминал Кольку, его заливистый смех, шутки и подначки, хитрый прищур и без того узких глазёнок…
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZbvMhvpksCzeVxuS)
Как он там теперь? Тоскливо защемило сердце, и он заскрипел зубами. Опять этот выступ просмотрел, и на лбу добавилась шишка. Сзади чертыхнулся Егор Колымажный, тоже приложившись головой о холодный свод:
— Чёрт! Знал бы, трофейну каску напялил, жмурикам она без надобности, а здесь в самый раз.
Беззлобные шутки и хихиканье Сергея сзади прервалось звучным: «ох, что б тебя!». Олег усмехнулся, и полез в низкий проем. Выбрался, подсветил друзьям, удивил их наскальными рисунками и двинулся дальше.
Ощущение клаустрофобии уже не рвало душу непонятной тревогой и страхами. Мысли струились в такт шагам: «Неужели начал привыкать? Удивительно! Осталось совсем немного, ещё пару поворотов, спуск, подъём, и… Ой, мамочка, роди меня обратно»!
Звучное рычание и блеск клыков прижал его к стене. Утихшая было фобия вспышкой ужаса ударила по натянутым нервам. Из-за спины полыхнуло пламя выстрела. Что-то горячее клюнуло в шею и юркнуло заворот…
На полу корчилось и верещало в предсмертной агонии лохматое существо, а рядом вопил и бесновался Бочаров. Фара, болтаясь на проводе то гасла, то вспыхивала. Причудливые тени метались по стенам фрагментами сюрреализма, но зрителей это не радовало.
Оружие валялось под ногами, а огрызок цепи со свистом рассекал воздух, круша сталактиты и высекая искры из стен. Маленькое и горячее переместилось ниже, к поясу, и Олег с криками ужаса начал остервенело сдирать с себя одежду…
— Всё-всё-всё! Успокойся!
Друзья едва удерживали Бочарова, состояние которого напоминало буйное помешательство.
— Видишь, это всего лишь ги-ильза, — показывал ему латунный цилиндрик Сергей, — она тебе за ворот попала, горячая, понимаю, но совсем не страшно, и зверю хана — пристрелили его… Чего же ты так переполошился?
Несмотря на холод подземелья, лоб Олега покрывали крупные капли пота. Губы словно жили отдельной от хозяина жизнью, нервно вздрагивали, кривились, пытались что-то сказать… Он постепенно приходил в себя. Не опуская взгляда, вслепую шаря по земле руками, спросил:
— Где… где он?
— Кто?
— Автомат…
— Вот он, вот. Тебе как, лучше?
— Угу… сейчас… стены давят, скорее бы на воздух. Уф-ф… Что это?
— Гильза.
— Да нет, вот это? — Он показал на затихшую тварь впереди.
— Не узнал? Старая знакомая наша – росомаха. Или другая, не знаю, они все похожи.
— Крупная, зараза, таких не встречал. Шкуру бы содрать… Странно, она не тетерев — на виду быть не любит, открытых мест избегает, а здесь тундра и никогда раньше росомах не водилось, — Егор осторожно потыкал стволом в труп зверя.
— Не водилось, теперь есть. И, возможно, не одна. Долгая история, потом как-нибудь расскажу, — ответил Сергей, помогая подняться Олегу.
Бочаров молча перевернул зверя и осветил его морду. Отражение света мелькнуло в полуприкрытых зрачках, которые даже сейчас светились лютой злобой. Зябко передёрнув плечами, он удобнее поправил лямки рюкзака, перешагнул лужу крови и кивнул друзьям:
— Немного осталось, надеюсь выстрела никто не слышал. Пошли.
АРХИМЕД БЫЛ ПРАВ
Сзади его догонял Смех. Весело подскакивая, он старался ухватить его зубами за малицу, рычал понарошку, клацал зубами стараясь напугать, а в глазах искрились лучики смеха. Запутавшись в снегоступах, Колька, смеясь повалился в снег и щенок, запрыгнув сверху победоносно затявкал…
Отец, большой и надёжный, учит его метать аркан. У Кольки не получается и он капризничает — надоело, но отец спокойно показывает вновь и вновь, как правильно заарканить оленя. У него почти получилось накинуть петлю на висящие на шесте рога, как Смех, уже подросший но всё такой же весёлый, на лету хватает петлю и урча мотает её по снегу…
Стая. Голодная серая стая обходит стадо с двух сторон, отец стреляет раз, другой, третий… Но волков слишком много. Обезумевшее от страха стадо несётся в снежную даль. Нарты, налетев на что-то невидимое под снегом, подскакивают вверх и валятся на бок.
Так боком они и мчат дальше, влекомые перепуганным оленем, а Колька барахтается в снегу пытаясь выбраться. Горячее дыхание совсем рядом… Смех, лизнув его в щеку с громким лаем бросается навстречу волкам.
Стая серых уходит за оленями, но два из них устремились к упавшему в снег мальчишке… Шансов у Смеха никаких, он визжит заполошно, прыгает, рычит, отступает, и уводит серых от Кольки в сторону…
Страшный вой голодной стаи пробирается в самую душу… что-то холодное капает сверху…
С потолка опять упала капля, заставив Кольку проснулся. Он утер лицо ладонью и взглянул вверх — на потолке набухала очередная капля. Влага от прошедшего дождя нашла щель в старой крыше, Колька попытался уклониться от летящей сверху неприятности и вздрогнул.
Вой, жуткий, тоскливый, тревожный — повторился, и это уже не сон. Где-то здесь, совсем рядом были волки. Он вскочил, суетливо прильнул к двери, пытаясь разобрать откуда идёт звук, но за дверями было тихо.
Хотелось есть, он пошарил в кармане, нашел печенье и смятую пачку с чипсами. Осторожно, стараясь не рассыпать, оторвал уголок упаковки и, высыпав на ладонь труху с запахом жареной картошки, принялся жевать.
В помещении противно воняло дымом, и всё было пропитано гарью. В двери зияли пулевые отверстия. Припав лицом к одной из дырок, он пытался рассмотреть, что творится снаружи. Кусок стены и испещренная пулями штукатурка, ничего интересного. Он переместился к другому отверстию, ниже. В неё был виден пол и валяющийся под дверью металлический лом.
— Эй, кто-нибудь! Откройте, я пить хочу, — он заколотил кулачками по двери.
Никто не реагировал на этот шум, и, попинав дверь ещё немного, он угомонился и загрустил.
Школа-интернат была вторым домом для детей и подростков из семей бригад оленеводов, кочующих по тундре со стадами оленей. Оторванным от привычного быта детям первое время здесь было очень непросто.
Впрочем, Колька адаптировался быстро и уже не плакал ночами в подушку, а старался впитать все нюансы цивилизации. Шустрый и сообразительный, он быстро оценил всю прелесть жизни в посёлке, сдружился с местными детьми из неблагополучных семей, перенимая их повадки и привычки – научился курить и не унывать в сложных ситуациях.
Вот и сейчас, погрустив немного, он стал осматривать свою «тюрьму», отыскивая возможность выбраться из этого закопченного помещения.
Лампочка под толстым слоем копоти едва разбавляла полумрак комнаты. Темнота угнетала, и не было возможности осмотреть помещение подробно. Установив друг на друга два шатких стула на столе, он осторожно влез под потолок и рукавом тщательно протёр лампочку. Света сразу прибавилось и, спрыгнув на пол, он принялся старательно обшаривать комнату.
Хлам, мусор, какие-то плакаты с лозунгами, сломанный пылесос, ободранный диван, гипсовый бюст лысого мужика с бородой и отколотым носом – ничего интересного. Он быстро перемазался в копоти и саже, но продолжал тщательно изучать всё, что здесь было.
Моток провода валялся в дальнем углу. Двужильный он легко изгибался, и повертев его в руках, Колька хмыкнул. План ещё не созрел окончательно, но какая-то интересная мысль крутилась в голове. За дверями на полу он видел лом.
«Так, интересно, получится ли»? — Он задумчиво почесал затылок, скрутил из провода петлю и решительно направился к выходу. Отбросив валяющийся мусор, расчистил пространство у двери и подобрал ножку стула. В щель под дверью она не пролезала — досадно, но поправимо.
Определив один конец ножки на фрагмент поломанной мебели, он прыгнул на нее сверху, с хрустом переломив пополам. Раскололась деревяшка удачно, наискосок и в длину именно так, как было нужно. Запихнув узкий конец обломка под дверь, он стал ритмично забивать её подвернувшейся под руку доской.
Обломок ножки, входя под двери, приподнимал её над полом, образуя небольшую щель. Оценив проделанную работу, он улегся и прильнул щекой к полу — лом был совсем рядом, но рука в щель не пролезала. Петлёй из провода он с третьей попытки заарканил лом и осторожно втянул его в комнату. Полдела сделано, теперь надо попробовать приподнять железякой двери.
Он пыхтел, обливался потом, старался, но ничего не выходило. Силёнок было маловато, и щель не увеличивалась. Опять загрустил, и задумчиво захрустел печеньем. Хотелось пить, но тюремщики не оставили ни воды ни еды.
Зачесалось грязное тело под рубахой, он поскрёб ногтями подмышкой пытаясь унять зуд, вздохнул: «помыться бы сейчас под душем, а ещё лучше в белой и красивой ванне… Бабушка-бабушка, что же мне делать? Подскажи».
Он вспомнил добрый взгляд бабушки, которая заменила ему мать, а теперь и отца, её наставления, когда отправляла его в интернат. Вспомнил и Анну Ивановну, учителя истории с её интересными рассказами о древней Греции, уютные спальни, ванну с белым кафелем и блестящим краном, друзей…
«Стоп! Мелькнуло что-то интересное, надо промотать воспоминания обратно. Интернат? Нет, не то. История, ванна, Сиракузы… Архимед – теплее», — всплыла в памяти смешная картинка полуголого дядьки с бородой, который радостно вопя «эврика», выскочил из ванной: «Не то, но что-то близкое… Так, думай голова, думай. Чего тот дядька ещё изобрел»?
Он точно помнил, что Анна Ивановна рассказывала нечто очень интересное. Он даже прикрыл глаза, стараясь вспомнить все подробности, и улыбнулся, вспомнив.
Учительница тогда наглядно показала пример: поддев чугунную гирю в спортзале концом металлического прута, одним пальцем она легко подняла её, надавив на железный прут с другой стороны, а прут тот опирался на лавку. Точно, тот дядька с бородой хвалился, что перевернёт весь мир, если ему дать точку опоры.
«Мир мне переворачивать не надо, а вот дверь стоит попробовать, тем более что один конец лома уже под нею», — он торопливо приступил к делу. Подпихнув под лом кусок доски поближе к двери, он наступил на другой конец стержня и… лом, словно скользкий налим, вывернулся из-под ног, и Колька грохнулся на задницу.
Второй раз он был осторожнее, и, подтащив стулья, держался за них, наступая на металлический конец. Дверь легко подалась вверх, но лом свободным концом уперся в пол, движение замерло. Подложив снизу ещё кусок доски, он увеличил свободный ход рычага, повторив упражнение из древней истории.
Скрежетнув массивом, дверь соскочила с петель и, скособочившись, повисла на держащем её снаружи замке, а Колька опять свалился на пол.
Боли от падения не чувствовал, азарт и страх подгоняли молодое тело. Осторожно выглянув наружу, он пролез в образовавшуюся щель и двинулся по коридору вправо.
Попавшиеся по пути две двери были закрыты, третья же, легонько скрипнув приоткрылась. В образовавшуюся щель потянуло сквозняком, который донёс до мальчишки что-то напоминающий запах. Он принюхался и улыбнулся: пахло зоопарком, в который они всем классом ходили недавно.
Плохо проветриваемое помещение концентрировало в себе специфический запах различной живности. Словно в подтверждение из-за двери послышался скулёж и негромкое рычание. Колька, жутко боясь и готовый сорваться с места как спринтер, протиснул в дверь голову и осмотрелся.
Длинный ангар был разделён вдоль всего помещения фанерной перегородкой. По правую сторону вдоль стены стояли клетки с хищниками, а слева был огорожен загон, где находились такие знакомые олени и заросшие густой шерстью овцебыки. Травоядные флегматично жевали сухую траву из кормушек, а вот хищники выглядели голодными.
Угрюмо мотал башкой огромный бурый мишка, скулили и подвывали волки, мотаясь по тесной клети, тихо сидели только две рыси, забившись в угол темницы. В дальний конец ангара свет не проникал, и он не просматривался, но было понятно, что и там находились какие-то звери.
В дальнем конце коридора хлопнула дверь, и раздались голоса. Торопливо втиснувшись в проём, мальчишка пробрался вдоль стены за тюки с сеном, которые громоздились в углу ангара до полукруглого потолка, и затаился.
Душистое разнотравье действовало успокаивающе, и он уже почти задремал, как в дальнем конце строения на светлом фоне открывшегося дверного проёма возник сутулый силуэт. Двери закрылись, шаркающей походкой человек вышел на освещенное пространство и осмотрелся.
При его появлении звери оживились: заскулили, прыгая в клетке волки, встал на задние лапы медведь, зашипела рысь. Но, не обращая внимания на хищников, старик прошёл мимо и, взяв в руки вилы стал неторопливо закладывать сено в кормушки оленей.
Он не был похож на остальных обитателей этого странного места, но Колька не спешил обнаруживать себя, присматриваясь к человеку. Грязно-серый халат старика был когда-то белым, а сам он выглядел бесконечно уставшим и измождённым.
Пока он был занят, Колька прошмыгнул за его спиной и на цыпочках двинулся вдоль перегородки к дальнему выходу. Голодные взгляды и урчание хищников его пугали, но он продолжал двигаться вперёд и уже был на полпути к заветной цели, как сзади за дверями раздались голоса и ругань.
Он оглянулся и с ужасом понял, что вернуться на сеновал не успевает – далеко. «Укрыться, спрятаться, раствориться», метались мысли испуганной птахой в его голове, и суетливо закрутившись на месте, он юркнул под сваленный у клеток тент.
Сырой брезент вонял плесенью и бензином, чесалось тело, першило в горле и свербило в носу. Чтобы не чихнуть он зажал нос пальцами и, отогнув краешек толстой материи, стал наблюдать в образовавшуюся щель.
В распахнувшиеся двери охранники втолкнули двух людей с черными мешками на головах…» Юрий Воякин.
(продолжение - https://dzen.ru/a/ZdG3DsyOchuSFHn0 )
