Николая Рыжкова называли последним премьером советской империи. В разное время, в зависимости от ситуации, произносившие это вкладывали в выражение разный смысл. Позитивных оценок работы правительства, которое он возглавлял, не было. Но в плане личном вся человеческая репутация Николая Ивановича никем и никогда не ставилась под сомнение. Почему — читайте в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Фото РИА Новости
В правительстве Н. Рыжкова было десять академиков, двадцать кандидатов и докторов наук. По своему интеллектуальному составу кабинет министров Рыжкова уступал только первому составу ленинского правительства. Но у этого правительства не получилось ничего. Почему? Потому что в той ситуации добиться чего-то внятного и позитивного не мог никто. Это было время падения и развала, недекларируемой вслух задачей которого было не допустить «большой крови».
В зеркале времени
Партийно-хозяйственная карьера Н. Рыжкова для советского времени выглядит канонической. Простая рабочая шахтерская семья на Донбассе, военное детство. Школа, техникум в Краматорске, распределение на легендарный «Уралмаш», Уральский политехнический институт. Все просто, ясно и понято. Но в этой простоте скрыт тот общественный смысл, который до сих пор у очень многих вызывает ностальгию по СССР. Эта была ностальгия по системе общественных взаимоотношений, когда протекцию каждый составлял себе сам. Системе, в которой социальные лифты позволяли подняться представителю любого социального слоя до самых высоких вершин, включая высшие должности в стране. Приоритет интеллекта, трудолюбия и человеческих качеств в той системе координат был незыблемым и не подвергался сомнению.
Политическая карьера Н. Рыжкова сложилась сама по себе помимо его воли. Классический технократ, за 25 лет прошедший путь от сменного мастера до генерального директора «Уралмаша», Николай Иванович был ясен, понятен и вполне предсказуем. Он был вершиной айсберга в той части системы, которую возглавлял, но повлиять на ее изменение даже в рамках своего завода не мог. Если мы посмотрим хронику тех лет с интервью в программе «Время» гендиректора «Уралмаша» Н. Рыжкова, то не увидим и не услышим в них ничего неожиданного. Сегодня выпустили такое-то количество продукции, завтра выпустим больше. Все шло по плану. Не успели анонсировать и выпустить на рынок новый вид техники, как тут же слышим сообщение, что параллельно с выпуском новой продукции запланирована экономия металла, дерева, химического сырья и прочих материалов. С точки зрения нашего сегодняшнего восприятия это выглядит абсурдно. Если на условный автомобиль по технологии нужно истратить определенное количество металла, то как можно что-то сэкономить? Но для того времени это были привычные издержки, которые в публичной сфере не обсуждались.
Время меняло Н. Рыжкова, и он менялся со временем. Четыре года — с 1975 по 1979 год — на должности первого заместителя министра тяжелого машиностроения СССР были для него некоторым откровением. Он впервые оказался в ситуации, как он сам вспоминал, что работает не в коллективе, а в организации, в которой после 17 часов кабинеты пустеют независимо от того, завершено дело или нет.
Перестройка
Моментом истины для Рыжкова стала работа в должности первого заместителя Госплана СССР с 1979 по 1982 год. Для него было откровением, почему логически выстроенная плановая система советской экономики не может быть эффективной. Как технократ он понимал, что эффективность возможна только в системе, которая действует по принципу малых чисел. Когда экономическая потенция каждого отдельного человека, сливаясь в общее русло, дает позитивный результат. Но как это сделать на практике — на этот вопрос в то время не мог ответить никто.
Слово «перестройка» появилось в нашем обороте не при Михаиле Горбачеве в 1985 году, а тремя годами ранее — 22 ноября 1982 года, когда Юрий Андропов создал рабочую группу по разработке концепции «перестройки хозяйственного механизма» в СССР. Это была концепция перехода к рынку в СССР по типу реформ Китая. Для Н. Рыжкова это решение означало переход на партийную работу: должность секретаря ЦК КПСС по экономике. Председателем Совета Министров СССР он был назначен в сентябре 1985 года. Те немногие, кто был знаком с реальным положением дел в советской экономике, понимали, что это правительство обреченных.
Когда логика аргументов бессильна
Антиалкогольная компания, начавшаяся 1 июня 1985-го, за два года стоила советской экономике 100 млрд долларов. На фоне обвала мировых цен на нефть возместить эти потери было невозможно. В этом первом судьбоносном, которое на поверку стало роковым, антиалкогольном перестроечном решении был заложен тот отрицательный механизм, который привел к общему развалу. Это мировоззренческая несовместимость двух групп высшей советской элиты того времени. Первая — политическая, жизненные критерии которой были сформированы в комсомоле, партийных органах — Михаил Горбачев, Егор Лигачев и другие. Представители этой группы мыслили категориями совещаний, бумажных решений и благих пожеланий. Их жизненный опыт был далек от реальной экономики. По максималистскому напору, желанию сделать что-то хорошее им не было равных. Как им можно было объяснить и доказать, что наполнить прилавки всеми необходимыми продуктами и товарами и при этом сохранить все социальные программы было невозможно в принципе. Вторая – группа технократов, которую олицетворял Н. Рыжков, была бессильна против них. «Политики» говорили технократам: «Если вы во всем правы и все знаете, то почему полки магазинов пустые?»
Логика экономических аргументов не срабатывала — у политической группы в Политбюро ЦК КПСС того времени была реальная власть в стране, они диктовали повестку дня. У этих двух групп не было личных конфликтов, их разъединяло больше, чем объединяло — особенно разное понимание основ жизни. Новое поколение не поймет и не поверит в тот факт, что на заседаниях Политбюро ЦК КПСС — высшего политического органа СССР — Н. Рыжков добивался снятия ограничений при дачном строительстве. Советским гражданам на своих четырех или шести сотках разрешалось строить дом высотой от фундамента до конька крыши не выше трех метров. Нельзя было пристраивать стеклянную летнюю веранду, строить бани. Если подобные факты становились известны контрольным партийным органам, то приезжал бульдозер и сносил постройку.
Рыжков и Щербина
Авария на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года превратила все планы по экономической модернизации СССР в пустую говорильню. Это было время отчаяния и личного подвига Н. Рыжкова и его заместителя Бориса Щербины. Практически все сегодня в один голос говорят о том, что случись авария на ЧАЭС не в 1986-м, а тремя годами позже, последствия для страны и Европы были бы катастрофическими. Все решалось в оперативном режиме на уровне просьб к премьеру.
Не хватает йода? Закупим на Западе. Обнулялись контракты на поставку оборудования в СССР и на эту валюту закупался йод для защиты щитовидки у детей. Весь свинец, который был в то время в СССР, шел на тушение горящего реактора. Останавливались заводы, применявшие его в своем производстве. Н. Рыжков во время ликвидации аварии был непреклонен — он понимал масштаб катастрофы. Кроме озабоченности повышением уровня радиации, в европейских столицах со стороны Запада в то время ничего не было слышно. На их помощь, по правде говоря, никто и не рассчитывал. За ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС Рыжков и Щербина заслуживали памятников при жизни.
Политический марафонец
В декабре 1988 года Рыжков пройдет через испытание землетрясением в Спитаке. Он поедет в командировку в зону бедствия в Армении на день, а останется на два месяца. Весь СССР тогда увидел слезы на лице главы правительства. Землетрясение в Армении было неким знаком и символом. Белорусский кинодокументалист, к сожалению, уже покойный Юрий Горулев, прошедший все горячие точки СССР, рассказывал мне, что штабеля гробов вдоль дороги давили так, что казалось, ты в преисподней. Для Горулева, в молодости начинавшего свою карьеру с должности второго секретаря Фрунзенского райкома комсомола Ленинграда, Спитак был воплощением всех прелестей советской экономики. Дома, которые по расчету должны были выдержать подобное землетрясение, рассыпались в несколько минут — в строительных конструкциях практически не было цемента, только арматура и песок.
Пресса того времени легко подхватила едкое замечание Анатолия Собчака в адрес Рыжкова по поводу слез в Спитаке. Собчак назвал его «плачущим большевиком», свою третью главу в книге мемуаров «Хождение во власть» он так и назвал «Плачущий большевик Николай Иванович». Многие тогда считали, что Рыжков стал жертвой собчаковского красноречия 14 марта 1990 г. на III съезде народных депутатов СССР. Выступление Собчака было мастер-классом по ораторскому искусству. «Выпрыгивающему из туфлей» на трибуне «новому светочу демократии» в тот момент можно было все — это был общий тренд внутриполитической повестки дня того времени. Это тот классический случай, когда не важно, что сказано, важно, как сказано. В публичную политику советского общества пришло поколение, для которого авторитетами были только они сами. Они, выражаясь математическим языком, в общественной жизни доказывали, что можно «разделить и на ноль».
Обескураженный Рыжков не оправдывался, он призывал своего оппонента к правилам приличий в публичной политике. Он не мог понять и принять, что в наступившей эпохе неприличий, главным проводником которой был его оппонент, факты и доводы не имеют никакого значения. Политический марафонец, поднимавшийся по жизни с одной ступеньки на другую, Рыжков не уразумел этическую сторону поступка политического спринтера, карьера которого бесславно схлопнулась всего через несколько лет.
Роковое число 25
О своей отставке Рыжков узнал в больнице, куда попал с инфарктом. Об этом сообщила дежурившая медсестра 25 декабря 1990 года. Ровно через год в этот же день, 25 декабря 1991-го, первый и последний президент СССР Михаил Горбачев в прямом эфире объявит о своей отставке. А за два с половиной года до этого, 25 мая 1989-го, начался Первый съезд народных депутатов СССР, который во многом предопределил распад страны. Это совпадение чисел логически никто не смог объяснить до сих пор.
Что осталось в итоге? Яркая и необычная жизнь. Это был политик с человеческим лицом. Живой, яркий, ранимый, в чем-то даже наивный. Все экономические невзгоды забудутся и станут почвой для анализа ученых-экономистов. А потомки будут воспринимать Н. Рыжкова как человека, который сделал на своем посту все, что мог, и даже больше.
Смотрите также: