Я продолжаю публиковать отрывки из книги Александра Владимировича Пыжикова "Славянский излом. Украино-польское иго в России", начатые ранее.
Сегодня меня заинтересовало в продолжении предыдущей статьи "Московия и Оттоманская империя. Что мы потеряли." в чём ещё в то время имели общее эти государства и то, с каким рвением западные страны пытались оторвать нарождающееся новое российское государство от восточного влияния.
Даже сейчас, в наше время ничего не изменилось. Несмотря на множество фактов, противоречащих официальной истории, даже в школе преподаётся только романовская версия Государства Российского и проект "Всея Руси".
И тем не менее уже пять веков, несмотря ни на какие усилия запада, до сих пор наша страна всё-равно идёт своим путём. Пусть с ошибками. Иногда кровавыми, но своим путём.
Но продолжаем чтение.
Однако все эти отличия от Запада отнюдь не являлись признаком отсталости, что как бы подразумевалось романовскими историками.
Напомним, что Турция той эпохи воспринималась передовой державой, о которой в той же Европе ходило немало легенд.
Философы Возрождения Т. Кампанелла, Ж. Боден, У. фон Гуттен и другие во многом находили там образцы для вдохновения.
Восточный сосед воспринимался ими не только как символ могущества, но и справедливости.
Заметим, у Московии связи с Турцией, в отличие от Европы, развивались в атмосфере взаимопонимания, чему не препятствовал конфессиональный фактор.
Среди учёных дискутируется вопрос, почему османские образцы так прочно укоренились у нас.
То ли их привнесла супруга Ивана III Софья Палеолог, то ли дипломаты, осознававшие преимущества турок, либо мыслители-путешественники типа Ивана Пересветова, преклонявшегося перед южным соседом, - такие варианты выдвигает литература.
Нельзя не заметить, что в качестве причины нам предлагают считать различных внешне людей.
Якобы узкие группы в верхах стали проводниками чего-то нам несвойственного.
Однако дело явно не в предпочтениях конкретных лиц.
Насильно навязать чуждую реальность невозможно.
Необходима естественная восприимчивость населения к переменам, а отсутствие таковой прямой путь к масштабным потрясениям с трудно прогнозируемыми последствиями; события конца XVII века станут лучшей тому иллюстрацией.
Поэтому к истине ближе другое: московское и турецко-татарское сходство - это не результат каких-либо внешних воздействий, а плод одного корня, ко второй половине ХV столетия заметно разросшегося, но сохранившего немало общего, что добросовестно фиксировали иностранные наблюдатели.
Конечно, подобная мысль звучит по меньшей мере провокационно, но несмотря на это сегодня уже определённо ясно: дальнейшее изучение Московии в отрыве от турецких реалий совершенно бесполезно.
Романовские же историки, как и советская наука, вёрнуты в другую сторону, предпочитая совсем иное.
Их интересовало пополнение московских элит того периода так называемыми «выезжанами», то есть представителями Великого княжества Литовского, состоявшего из полонизированных земель, включая украинские.
Прибывавшая оттуда знать со своею обслугой считалась исключительно своей - породнённой греческой верой.
К тому же по официальной трактовке большинство населения Московии - это прямые потомки Киевской Руси, чьи жители после «татарского нашествия» уже в массовом порядке переместились на северо-восток.
Волна этих «высокоразвитых» переселенцев растворила местное население, сформировала новую общность, в корне отличную от финно-угорской.
С этой точки зрения Литва и теперь могла только оздоровить государственный организм Московии, избавляя его от «ненавистной всем татарщины».
В ответ на эту историографическую идиллию нужно напомнить о «могучем литовском заде», обращённом к нам с Запада.
В конце XIV - начале ХV века именно с помощью «братской» Литвы немцы, поляки пытались подмять наши земли.
Однако Московскому княжеству в лице Василия Васильевича удалось выдержать натиск.
К правлению Ивана III осколком прежнего антимосковского фронта оставался Великий Новгород с его боярско-олигархическим правлением, устроенным по польским образцам.
В городе заправляли порядка сорока знатных фамилий, среди коих выделялись Борецкие, Лошинские (к ним принадлежала известная Марфа-посадница), Шенкурские и др.
Большим влиянием пользовался также немецкий квартал с сильными позициями торгового союза «Ганзы».
Ферарро-Флорентийская уния 1439 года с папством резко обострила отношения Новгорода с Москвой, вылившиеся в боевые действия.