Пчелин Витя пил три дня. И пил бы больше, если бы во вторник не надо было на работу. Накануне он в честь праздника коптил леща. Дело это кропотливое и долгое. Без пива не разберешься. Он и приложился, в итоге назюзюкавшись в муку.
Есть люди, которые выпив, становятся мягкими, расслабленными и сонными. Эти люди, благодушно улыбаясь, падают везде, где их внезапно одолевает сон. Пушкой не разбудишь. Жена Пчелина, Лида, вспоминала покойного отца. Тот, напившись, сразу засыпал. Его перекладывали на кровать и выходили из спальни. Отец спал всю ночь, громко похрапывая. Мир и покой царили в родительской квартире.
Пчелин, в отличие от тестя, в пьяном угаре никогда не ложился. Бродил по дому, громко включал музыку, приставал с разговорами к домочадцам. Везде горел электрический свет, болтал телевизор, с которым Витя заводил жаркие споры. Лида, до смерти уставшая от бесконечного Витиного топота и шума, просто прикидывалась мертвой. Образумить мужа она не могла. Угомонить Витю было бесполезным занятием. Тот еще больше кобенился, доводил Лиду до белого каления, до визга, втягивая несчастную жену в безобразный скандал с дракой и битьем посуды. В общем, пьяный Витя был ужасно противным.
Все это можно было как-то пережить – русские женщины – народ терпеливый до крайности. Если бы не одно «но». Виктор уходил в запой. Всласть навоевавшись, он впадал в забытье, в хмарь полусна. Подремав часок, просыпался, совершенно бодрый, искал опохмелку, и найдя, радовался как ребенок. Выпив пару стаканов, вспоминал, что впереди еще два выходных, а значит, праздник продолжается.
Опохмелившись, окунался с головой во всевозможные дела и делишки: колол дрова, что-нибудь чинил или строил, мыл посуду, топил баню, поливал огород, между делом прикладываясь к бутылке. Ему казалось, что работа идет споро, в руках все горит, хозяйство исправное, потому что он – крепкий хозяин. И на сердце Витином была благодать и радость.
Лида, как трезвый и благоразумный человек, видевший положение дел с объективной точностью, только качала головой. Нервы женщины не выдерживали: дурной супруг так и норовил жахнуть колуном по сапогу. Баня чадила угаром. Шланг бил тугой струей по картофельным кустам, прижимая растения к размытой земле. А с посуды, неопрятно закинутой в сушилку, стекала жирная, пополам с неотмытой пеной вода. Черт бы побрал Витю с его деятельностью. И с его помощью – тоже.
На третий день Вите было уже нехорошо. К горлу подступала тошнота, сердце трепыхалось раненой птичкой, лоб был покрыт испариной. Всю ночь Пчелин бегал в туалет, литрами хлебал воду и будил Лиду, требуя «какую-нибудь таблеточку».
- От чего? – спрашивала Лида.
- От всего, - стонал Витя.
Витя вздыхал, пытался заглушить сосущее чувство тревоги алкоголем. Но его рвало и выворачивало наизнанку. Праздник закончился. Хотелось умереть.
На работе Виктор превозмогал себя. Страдал. Проклинал все на свете и подсчитывал убытки. Тысячу раз клялся «больше никогда, ни единой стопки». Бегал в аптеку за валерьянкой, пытаясь избавиться от трансового, ненормального состояния, растирал грудь и паниковал. Кое-как отмучившись, возвращался домой, весь разбитый и опустошенный.
А потом, придя в себя, радовался, что жив. Но вместе с жизнью к Вите приходило плохое настроение и уныние. Все валилось из рук. Все раздражало и бесило. Витя искал виноватого. И находил. Виной его бед и переживаний была, конечно же, Лида. Все из-за баб! Извести бы всех баб под корень, и, в первую очередь, Лидку!
Для Лиды начинались черные дни: муж цеплялся к любой ерунде. Швырялся вещами. Орал. Тиранил Лиду за каждую мелочь: не так сказанное слово, не так приготовленную пищу, не то движение, не тот взгляд, чих, и прочее, и прочее! Лида держалась из последних сил. Она молчала, стараясь не реагировать на оскорбления. Но в Витю вселялся хитроумный бес, которого жутко раздражало Лидино молчание. И это бес делал все, чтобы у Лиды так же, как и Виктора, зверски трещала голова, и колотилось сердце. И добивался своего!
Лида понимала, что через три дня Витя вернется в прежнее состояние здорового человека и прекратит издевательства. В доме настанут мирные дни. До следующего раза.
Она чертовски устала от всего этого. Надо было что-то решать. Или разводиться, или…
Или – что?
Многие женщины сейчас хором поднимутся на дыбы: терпила! Идиотка! Размазня! Я бы его! Да мы бы его!
Все это легко сказать. Чужую беду руками разведу, как говорится. Все умные и эмансипированные стали. Но беспощадная статистика гласит: большинство из свободолюбивых амазонок – глубоко несчастные люди. Их никто не любит, с ними стараются не общаться, потому как они – истеричные токсики, сами нуждающиеся в психологической помощи.
Лида была любящей супругой. На таких, как она, держится белый свет. Она не кочевряжилась и считала, что семью надо охранять и сохранять. Если все плюнут и уйдут, что это потом будет? Тысячи разрушенных очагов, разбитых судеб, расколотых сердец. А дети? А хозяйство? А тех же домашних животных не жалко, что ли? Тем более, такие, как ее Витя, были неплохими людьми. Им бы помочь, образумить, дать шанс, привести в чувство. Не стоит рубить с плеча – кому от этого станет легче?
Лида долго думала, разрабатывала подробный план действий, размышляя над конечным результатом. Требовалась помощь со стороны. Она занялась поиском неравнодушных людей. Сочиняла сценарий. Просчитала все до мелочей. Ждала часа «икс». И дождалась.
Отменить первомайский шашлык в России считается великим кощунством. Даже, если дождь хлещет или снег пошел. Мужики вооружаются непромокаемыми плащами и зонтиками. Или строят крыши над мангалами. И даже стены. Лишь бы пахло жареным мясом, лишь бы исполнен был важный весенний ритуал – символ открытия летнего сезона. Не будет шашлыка – не жди лета. Почти суеверное чувство. Мужчины – еще те мистики, честно говоря.
Витя Пчелин, естественно, так же, как и многие его соплеменники, принадлежал к братству мангала и шампура. Он уже предвкушал, как выберет самое лучшее, самое мягкое мясо. Как нарежет его на порционные куски. Как будет готовить угли. Как весеннее солнышко согреет его макушку, и птички зачирикают вокруг. Как холодное пивко польется по горлу, радуя истосковавшуюся по веселью душу.
В общем, Пчелин приступил к делу. Ему было хорошо. И он радовался весне, солнышку, нежной зелени и жене, копошившейся рядом с клумбами, украшающими все пространство вокруг беседки. Шашлык удался: с корочкой снаружи и сочной нежностью внутри, он отлично шел вкупе с ароматной зеленью и хреном. Лидочка ласково улыбалась.
Праздник начался! Витя перестал себя контролировать и к вечеру достиг состояния «недоперепил». Витин мозг превратился в субстанцию, по агрессии очень схожую на серную кислоту, выедающую все живое.
Вторая часть «марлезонского балета».
В телевизоре, на музыкальном канале певичка в короткой юбке и с густыми бровями пищала что-то несуразное. Она вызывающе себя вела и совсем не уважала Витю. Он сделал ей строгое внушение, но та даже не повела бровью и не заткнулась. Витя начал нервничать, как в открытое по случаю теплой погоды окно заглянул… человек–паук.
Противно было, что Пчелин не смог сфокусировать свой взгляд на глазах суперчеловека. У того не было глаз. Тем не менее, паук самого Витю увидел и поманил к себе рукой. Пчелин разозлился: шляются тут всякие, отдохнуть не дают. Витя метнулся к окну – никого. Пропал человек-паук.
Витя снова переключился на беседу со строптивой певичкой. Краем глаза почувствовал снова какое-то движение в окне.
- Лидка! – крикнул Пчелин, - там кто-то есть.
- Где? – Лида отошла от раковины.
- В окне!
Лида заглянула на улицу.
- Пить надо меньше, - и вновь отошла к раковине.
Витя снова посмотрел: в окно заглянула какая-то РОЖА. Черная, белоглазая, клыкастая. Ехидно соскалив гримасу, рожа показала Вите язык. И это было страшно.
- А-а-а-а-а, - заорал Пчелин, - Л-и-и-д-а-а-а!
- Что? – не поняла жена.
У Вити на голове зашевелились волосы. Вместо Лиды перед ним снова стоял человек-паук. Он метнулся к нему. Но в окне опять появилась рожа. И РОЖА манила Витю к себе.
Зато человек-паук исчез, и на его месте появилась Лида с тарелкой в руках.
- Что-то происходит, Лидочка! – на Витю было страшно смотреть.
- Витя, поздравляю тебя. Белая горячка – вот что происходит, - устало сказала жена.
Он послушался Лиду. Решив посидеть на скамеечке у пруда, отправился на задний двор. Уселся перед прудом. Сделал глубокий вдох. И тут в водоеме что-то плеснулось. Витя замер и с ужасом обнаружил чью-то голову, появившуюся на черной глади. Голова принадлежала… Лиде. Те же глаза, те же губы и задорный курносый нос. Лида улыбнулась сочувствующе, и вдруг из ее рта высунулся длинный синий язык, похожий на змеиное жало.
Пчелин ахнул. Это была не Лида вовсе. Утопленница? Русалка? Да в гробу он видел таких русалок! Он мгновенно рванул к дому. А там…
Свет выключен. Везде. Тишина и темень. Зайти в помещение было страшно.
- Лида! Ты где? Где ты, Лида?
- Я здесь, - звонко отозвалась жена в глубине дома, - ты заблудился, что ли?
- Свет включи!
- Ты дурак совсем? Свет включен.
Вите было жутко. Хмель выветрился. В дом ему заходить не хотелось. Он ведь не дурак. Если в абсолютной темноте кто-то говорит голосом жены и настойчиво рекомендует зайти в комнату, значит это вовсе не Лида. Кто-то другой. Враждебный.
- Витя, - крикнули со стороны ворот. Вит-и-и-тя!
Кто-то в белом, с тонкими волосами на башке, скалился и раскачивался, как пугало, посреди огорода.
- Витя! – легкое касание.
Пчелин махнул кулаком… в пустоту…
- Витя? – что ты там кулаками размахиваешь? Совсем с ума рехнулся? – Лида причитала, глядя на него.
Лицо супруги освещалось голубоватым лунным светом. Она испуганно смотрела на Пчелина. И вдруг подалась назад, во мрак комнаты, растворившись в темноте.
- Витя? – огородное пугало манило его к себе.
- Ви-и-итя! – человек-паук, вцепившись в конек крыши, звал Пчелина повисеть на пару.
- Витя! – Черная рожа, высунувшись из окна, скалила кривые зубы.
Это было не смешно. По хорошему, Вите смазать лыжи, да дернуть отсюда куда-нибудь. Хотя бы к соседу-Борьке. Но…
- Куда дел Лидку, па*ла! – закричал Витя в раскрытое окно. Ответа не последовало. И тогда он, горя истовым желанием спасти несчастную, захваченную демонами Лиду, ринулся в дом. Его порыв был позорно остановлен низкой балкой на входе. Витя совсем забыл предусмотрительно наклонить голову, и со всего размаха впечатался лбом в крепкое бревно. Запели вокруг канарейки, заметались звездочки, и Витю охватила спасительная темнота.
- Лидочка! – только и смог произнести Пчелин.
***
Очнулся он в белой палате. Белые стены, белый потолок, прохлада и чистота успокаивали измученное ночными ужасами сердце.
- Мы вас не привязали только потому, что ваша супруга очень просила об этом, - строго сказал невесть откуда материализовавшийся доктор, - вы ее перепугали до смерти.
Витя блеснул глазами. Ему стало очень жалко Лидочку. Действительно, натерпелась.
- Это у меня навсегда? – спросил он доктора.
- Этого может и не быть никогда. Белая горячка, сами понимаете. Вы, так сказать, нашли третье измерение, как шаман. Хотите еще раз посетить чудесный мир грез, пейте на здоровье, никто вам не помешает, - заключил врач, - Может, найдете ответы на все волнующие вас вопросы.
- Да ну нафиг, - открестился Пчелин, - скажите, а я могу повидаться с женой?
- Отчего же не можете, можете. Она в коридорчике сидит, - улыбнулся доктор.
***
Он, конечно, все Лиде рассказал. И про человека-паука (массовик-затейник Игорь, ведущий семейных праздников), и про черта (волонтер Саша из дома культуры), и про Пугало (девушка Саши, актриса местного театрального кружка. Она и костюмы принесла). Однако, появление в пруду Русалки с длинным синим языком Лиду озадачило. Четвертого не было, она и этих троих еле уговорила. Кто же это мог быть? Игра Витиного воображения? Или?
Во всяком случае, после того, как Витю выписали, Лида попросила засыпать декоративный, в метр глубиной, прудик. Она даже смотреть боялась в его сторону. Мало ли чего в жизни бывает. Может быть, странный портал для перепивших мужчин, правда, существует.
Виктор не спорил. Он бросил пить раз и навсегда. Как отрезало. А трезвый Витя обладал покладистым нравом и никогда не спорил с любимой женой.
Автор рассказа: Анна Лебедева