– Вот те раз! – только и успеваю подумать я, настолько неожиданно прозвучало это его заявление. Сижу, раскрыв рот. Новость повергает меня в шок. С возмущением реагирую на клевету: “Как??? Да не может быть! Покажите карту!!!”. Врач между тем понимает, что сболтнул лишнего и старается скорее завершить разговор. Карту не показывает. Предлагает мне прийти завтра в одиннадцать часов для более обстоятельного разговора с заведующей, а он человек маленький.
Ладно. Всё ещё надеясь, что вопиющее недоразумение разрешится, приезжаю на следующий день. Подхожу к этому же товарищу, и мы вместе идём к заведующей. Та уже в курсе ситуации и, обращаясь ко мне, начинает издалека.
– Скажите, Алексей, а для чего мы здесь собрались?
– В каком смысле? – озадачен я.
На ней медицинская маска, халат, застёгнутый на все пуговицы, и белая шапочка. Моему взгляду доступны только её накрашенные брови, глаза и ресницы. А ещё из-под шапочки у неё выбиваются пошловатые локоны жёлтого цвета. Она разговаривает со мной спокойно и терпеливо, как с маленьким ребёнком, который тщетно пытается убедить родителя в какой-то совершенно абсурдной для мира взрослого вещи, но вполне допустимой для среды обитания неопытного дитяти. По её мягкой, сочувственной и, в то же время, снисходительной и насмешливой манере общаться, было видно, что к ней часто приходят с такими абсурдными просьбами. Например, выдать допуск на работу “человеку с диагнозом”, но она из раза в раз остаётся неумолимой.
– Сколько раз Вы лежали в психиатрической клинике?
– Два!
Заведующая демонстративно вздыхает и от неё поступает мягкое, приторно-вежливое возражение.
– Вы, наверное, жалуетесь на память, да?
– Нееет…
– Тогда как же Вы объясните?..
И елейным, вкрадчивым голоском перечисляет пять или шесть эпизодов, связанных с пребыванием в диспансере в стационарном отделении, да и “клинику неврозов” приплетает до кучи. Надо сказать, такой факт действительно имеет место в моей биографии. Чуть менее двадцати лет назад я выхлопотал себе направление в так называемую “клинику неврозов”. Мною двигало желание эротического общения с пациентками клиники, у которых, как известно, все нервные расстройства происходят на сексуальной почве. Я лишь хотел посодействовать лечению их неврозов, а заодно и самому поразмяться. На протяжении всех сорока дней лечения я именно этим и занимался, и, надо сказать, весьма успешно. Ведь это же Клондайк! Эльдорадо! Но ей, суке этой, не растолкуешь подробностей той стародавней акции. По её мнению, я раз и навсегда должен был уяснить себе, что вопрос работы с больными людьми для меня закрыт навсегда. И если я здравомыслящий человек (то есть именно такой, каким хочу ей казаться), то и сам обязан понимать ситуацию без её помощи и наводок. Даже не заикаться, даже и не мечтать.
Заведующая делано разводит руками (ну вот мол, вы сами видите) и, наверное, сочувственно улыбается под маской своими не накрашенными губами. Она наслаждается своим превосходством надо мной, скромным просителем. Иметь крохотную крупицу власти и не воспользоваться ей, чтобы не унизить другого представителя рода людского, – противоречит самой человеческой природе. Мало кто способен противостоять такому искушению и вести себя достойно, не унижая оппонента. Может быть это пережитки Советской системы, но вся наша жизнь в России связана с бесконечными унижениями. Вспомните, как ваши родители заискивали перед воспитателями детских садов и школьными учителями. Собирали деньги на подарки и безропотно выслушивали любую критику в адрес своих детей. Учитель всегда прав – вот девиз наших школ. А в поликлинике, Вы часто оспариваете мнение врача, даже если он и осмотр толком не произвёл и несёт полную ахинею, относительно вашего диагноза? Вы робко молчите, в надежде, что доктор не может ошибаться. А как сжимается анус у подгулявшего повесы, когда к нему направляется полицейский патруль. Первые мысли, которые приходят в этот момент в голову: есть ли при себе наличные деньги и вернусь ли я сегодня домой целым и невредимым. А есть ещё одна категория, превращающая нас в лизоблюдов – это чиновники, от которых “что-то зависит”. А ведь подумать только – все эти люди оплачиваются из бюджета, а значит из нашего с вами кармана. Это мы, простые граждане-налогоплательщики, “принимаем” этих мнимых властителей наших судеб на работу, а потом сами же позволяем им нас унижать.
“А кто Вам сказал, что у Вас шизофрения?” – вдруг спрашивает меня заведующая. “Ваш коллега сказал”, – я киваю на доктора …“ВИЧ”а. У того на лице сразу появляется какое-то сонное выражение, однако, он никак не опровергает мои слова. Глаза его разбегаются в стороны как тараканы от света на кухне. Он молчит, представляя, что находится сейчас не в кабинете своей начальницы, а в любом другом безопасном месте: на залитом солнцем пляже или на поляне в лесу среди высоких деревьев. “Понятно”, – произносит женщина и бросает на него уничтожающий взгляд. Наверное, доктор случайно проговорился о моём диагнозе и, как только я их оставлю вдвоём, она непременно задаст ему взбучку.
Дальше – скучно. При желании можно и пропустить. Дальше началась моя борьба с заговором врачей против меня. Я потребовал, чтобы мне предоставили доступ к медицинской карте на основании статьи об охране здоровья граждан. Запросил выписку из неё. Настоял на проведении повторного освидетельствования моего психического состояния: созвать консилиум и уточнить диагноз, поражающий меня в правах. Всё это я подкрепил двумя заявлениями (каждое в двух экземплярах) на имя главного врача. Работа в госпитале, понятное дело, уплыла из-под носа. Карту мне предоставили и даже дали возможность сфотографировать страницы, правда, самые важные документы из неё изъяли, мотивируя тем, что они принадлежали другой медицинской организации. А меня больше всего интересовало, кто и когда поставил на мне клеймо шизофреника. Нужно было отправлять запросы непосредственно в те клиники, где я раньше находился на лечении. Но я поленился. А в карте нашёл шубообразную шизофрению. И лживую информацию о своих посещениях в те годы, когда меня активно и безуспешно разыскивали сотрудники диспансера. Что касается выписки из карты, то это был полный бред, вырванный из какого-то непонятного контекста. Ничего подобного я никогда не говорил. Заигравшегося Алексеева “подгоняли” под шаблон сумасшедшего. Я сочинял неправдоподобные истории, а меня воспринимали всерьёз. С записями в медицинской карте надо поступать как записями в полицейском протоколе. Внимательно читать, записанное врачом, а потом ставить или не ставить под этим подпись: “с моих слов записано верно”. Развести на психический недуг психиатры, при желании, могут кого угодно. В том случае, конечно, если недуг нужен им, а не тому, кто пытается произвести на них впечатление своей возможностью управлять Вселенной.
Перед консилиумом, в том же ПНД, я прошёл собеседование у психолога. Она отметила мой опрятный внешний вид, написала, что выгляжу существенно моложе своего возраста и имею достаточный интеллектуальный уровень, а также способен правильно трактовать метафорический смысл на примере пословиц и поговорок. На прощанье психолог намекнула, что мне верит, но жизнь я себе испортил. После неё меня направили к психиатру, мужчине, который также не разглядел во мне шизофреника.
На консилиум я планировал прийти в “подарочной” упаковке, чтобы придраться было не к чему. Я готовился к нему, как к бойцовскому поединку, вдохновляясь старыми фильмами эпохи видеосалонов, где главный герой (боксёр или каратист) приводит себя в форму перед серьёзным боем с превосходящим по силе противником. Для разгрузки нервной системы со спиртным пришлось временно завязать, противопоставив ему усиленные занятия спортом в виде утренних пробежек по Бирюлёво. Днём я наслаждался прогулками, во время которых, многократно прокручивал в голове сценарий, как приду на этот совет врачей и, что скажу белым халатам. Начать, пожалуй, следовало с жалоб на скучную жизнь. Мол, сильно разочарую вас, уважаемые эскулапы. Двойника у меня нет. Никто меня не преследует, не хочет убить. Никому я не нужен, заурядный обыватель. Право, даже обидно. Единственно, на кого можно надеяться в этом плане – молодая одинокая дама с коляской. Её пристальный взгляд на себе, я очень часто ловлю, когда по той или иной необходимости выхожу из дома. Открываю дверь подъезда, а она уже тут как тут. Словно нарочно, всегда где-то неподалёку крутится, как бы намекая на что-то, отчего у меня всякий раз складывается ощущение причастности к содержимому её коляски. Я же старательно делаю вид, что тут не при чём. Да и вообще, мы с ней не знакомы. Я считал, что запланированная ирония должна наглядно продемонстрировать психиатрам моё отношение к сложившейся ситуации. Послужить свидетельством того, что со мной всё в порядке. По крайней мере, по их части. Однако, пошутить мне так и не дали.