Медведи шли свиньёй. Десять здоровенных, отборных зверей не по-звериному чётко держали строй, похожий на мохнатую, бурую V. В середине клина под охраной боевых товарищей семенил вожак – Шрам. Так люди его называли за толстый, не зарастающий волосом розовый рубец во всю шею. Сам шрам Сергей не разглядел, да и не мог – далеко. Ещё далеко. Пока далеко. Но сомнений, что это вожак не было – только он среди зверей носил примитивный доспех: железные пластины на спине и груди, шлем.
Сергей отложил бинокль – маленький звериный клинышек закопошился под холмом. Светился синим Байкал. Небо не осеннее совсем – яркое, голубое. Слева и справа теряли жёлтые листья берёзы. Сергей невольно залюбовался. Его, прожившего здесь жизнь, этот вид никогда не оставлял равнодушным. Не прикрытое ничем солнце баловалось лучами, те скакали по рельсам Кругобайкальской железной дороги. Две блестящие стальные нитки тянулись сколько хватало глаз, сшивали в целое деревеньки, турбазы, посёлки, а дальше города и всю Россию вообще. Сесть бы сейчас в поезд, да в Иркутск, да в Питер, да… Эх, да чего теперь…
Красота, пастораль… Только вместо пастушек по свободной от деревьев проплешине поднималась к Сергею смерть. Звери. Медведя́, как называл их Сергеев дед, медведя́…
«Иду, – рассказывал дед, – по железке в Шарыжалгай, иду, гляжу – глядять. Они, то есть, медведя́. Сидят сверху, на холме и того, глядять. С дюжину всяких. Не шело́хнутся. Я в прибежку, украдкой посматриваю, а они только морды поворачивают – глядять.»
Ага. Над дедом смеялись, пока медведя́ не стали на людей нападать. То на туристов, то на местных, то на путевых рабочих – мало ли тут ходит. Мужики в ружьё и на охоту, да только куда там. Сколько-то зверей положили, конечно, но в основном сами полегли, что ни день – то мертвяк. Дальше вовсе непостижимое началось: медведи рельсы в тоннеле разворотили, поезд сошел, люди выбежали и лучше бы не выбегали – конец им. То же в другом тоннеле проделали и всё. Всё. Остались люди без транспорта, ни туда, ни сюда, кроме поезда не проехать ни на чём – холмы да горы, да Байкал. Отрезали от мира. Да и миру уже не до медведей было, новый пингвиний грипп тысячами косил, тут всем самим до себя.
А медведи пошли по посёлкам убивать. Вроде освобождают место для себя, вроде тесно им с людьми. Организовались как-то, сбились в стаю, жизнь вели простую, но уже не звериную, а будто древние, изначальные люди. И вождь у них, и разделение труда, от каждого по способностям, как говорится. Кто воин, кто собиратель, кто малышей и подростков обучает, кто больной лежит – за ним уход. Даже огонь освоили, не боятся его уже, огня-то. Это поняли быстро, ведь мертвые деревни стая сжигала в угли, чтобы ни следа, ни запаха человеческого не осталось.
Вздрогнул Сергей, как всё вспомнил, вдохнул-выдохнул – не время красотами любоваться. Присел за укрепление – одинокую каменную стенку, от камнепада строили. Была раньше такая проблема – камнепад, ха. Проблема, тоже. Оглядел арсенал: ручной пулемёт Калашникова, старый, но надёжный, четыре полных удлинённых магазина. Должно хватить. Хватит. Хватит, конечно. Всё равно больше нету.
Высунулся с биноклем – идут, вроде как даже ускорились. Почуяли человека наверху, скоро побегут. Оглядел шлем и пластины на Шраме – похоже Костика с Ангасолки работа. Предатель, сука. И дурак – всё равно Ангасолку звери сожгли. Злился Сергей недолго, вспомнил, что Костик не только кузнец, но и отец. Отец на всё пойдёт ради сына, ради шанса жизни. На всё, как, собственно, и сам Сергей.
(Вжжжжжжух – флешбек.)
– Папа, – окликнул Сергея белобрысый мальчик, – подожди, подожди пока. Хочу ещё с тобой побыть.
– Это можно, Серёжа, можно. Только недолго, медведь ждать не будет.
– А ты их всех побьёшь, правда?
– Конечно, Серёж, мне куда деваться, всех постреляю. Смотри, – Сергей показал на пулемёт за спиной, – видишь, ружьё какое? Большое, да?
– Ага!
– Ну вот.
– Только, – маленький Серёжа очень по-взрослому заглянул Сергею в глаза, – другие наши дяди и тёти тоже обещали, что побьют, а сами не вернулись…
– Они просто знали, что если не справятся, то в деревне я останусь с пулемётом, понимаешь? Защищу вас. А мне уже деваться некуда, получается, кроме меня никого – старики, да дети. Поэтому я всех медведей и перебью, по-другому ведь никак. Никак по-другому. В общем, пока я там – ты за старшего в доме, за взрослого. Ты теперь не Серёжа, а Сергей. За дедом присмотри, слыш?
Сергей ссадил Серёжу с колен, собрался на пост. Серёжа умильно о чём-то – бровки домиком – задумался.
– Папа, я бы хотел знать ещё кое-что…
– Да, сынок?
– Почему и тебя и меня зовут Сергей?
– Потому, сынок, что фамилия наша – Сергеев, – многозначительно ответил папа.
Сергей ушел, а Серёжа, теперь уже маленький взрослый Сергей, долго смотрел ему вслед. Так и стоял, пока не зашебуршало в кусте. Серёжа-Сергей схватил палку и саданул по веткам:
– Вылазь! Ты кто там?!
Из куста вывалился медвежонок, совсем кроха. Серёжа-Сергей ошарашено разглядывал его и не понимал, что делать.
– То ли палкой прибить, то ли молока дать, – размышлял мальчик вслух. – Маленький, ми-и-илый…
(Вжжжжжжух – конец флешбека.)
Медведи побежали, Сергей прицелился. РПК лежал цевьём на стенке, сошки болтались в воздухе, запасные магазины рядом. Руки немного тряслись, но не сильно, не сильно, работать можно, хоть и волнительно, чёрт. Своя жизнь не так была дорога, хотя и пожить бы, конечно, ещё неплохо. Но за спиной то, что важнее жизни, там всё, там весь его мир. Мир стариков со слезящимися, моргающими глазами. Мир детей, доверчивых, и ласковых, как домашние собаки. Сами, собственно, собаки тоже.
Первый выстрел оглушил, потом попривык уже, не дёргался.
Короткими, на выдохе, как учили – раз, два. Раз, два. Раз, два. Раз, два. Каждой тваре – по паре, переиначил Сергей систему патриарха Ноя. По свинцовой паре в мохнатую жопу. Раз, два. Раз, два…
Медведи задёргались, зарычали что-то воодушевлённо-боевое, ринулись быстрее. Им было сложно бежать на холм, бежали не быстро, какими-то скачками. Были бы на равнине – конец Сергею. А так шанс есть, есть шанс.
Раз, два. Раз, два. На выдохе. Раз, два…
До противника метров сто, попадать с непривычки сложно. То слева, то справа от зверя выбьет дура земляной фонтанчик, полетит щепка с берёзы. Сергей сосредоточился на первом медведе в клине, и вот попал, ещё попал, ещё. Да чего он не валится, зараза! Защёлкал впустую спусковым – магазин закончился. Как тупо растратил, корил себя Сергей, вставил второй. Раз, два, и три, и четыре – всё в первого. Секунды тянутся, длинные. Первый замедлился, остановился, замотал башкой, упал. Божечки, девять ещё осталось! Чего ж они сразу не валятся, сколько ж им надо!
Отряд притормозил. Вожак перепрыгнул павшего бойца, на пару секунд открылся Сергею, потом строй сомкнулся вновь – спрятали Шрама.
Ага.
Сергей сосредоточился на новом первом, всадил в него несколько коротких, но зверь будто пуль не чувствовал.
Под грибами же! – догадался Сергей. – Все они! Вот гадство!
Рассказывали, что медведи-воины ели какие-то грибы, как будто у берсерков научились. После них боли не знали, страха не знали, только ярость чувствовали, только мощь. Черти мохнатые! Ладно, патронов на всех хватит.
Звери подбежали ближе, Сергею стало попроще. Добил первого, тот упал, открылся вожак, ему тоже досталось – одна в пластину железную, вторая в лапу. Шрам потряс лапой, перепрыгнул товарища и дальше поскакал, будто и не было ничего. Держался теперь внутри строя левее. Сергей тоже сместился левее, в четыре очереди завалил медвежьего бойца, Шрам метнулся правее, Сергей за ним правее, завалил ещё одного, но долго валил, слева уже сомкнули строй, Шрам скакнул туда, под защиту. Сергей срубил левого, быстро, он может уже ранен был, быстро упал, другой метнулся на его место, строй притормозил, как чувствовали, как чувствовали, гады, вожак уходит в сторону, но не до конца, не весь – на в бок, ещё на! Ха! Ой, патроны, патроны… Перебросил магазин.
Строй замедлился. Раненый вожак не мог двигаться быстро, но и отступать не желал. Грибы мозг отрубили, вот что. Сергей тоже будто голову выключил, не думал о деле, стрелял какими-то рефлексами, а мысли лезли разные, о чём угодно мысли. Ещё одного вальнул, а осталось-то и не так много! Не много так осталось, совсем как-бы чуть. Считать некогда, но понятно же, что мало их уже. Споткнулся и упал следующий, за ним Шрам, вожак за ним, прячется, но не спрячешься, сука, секунда есть – на, между шлемом и железкой – на, в морду, клыки твои, здоровые клыки, в них – на, один выбил, отлетел клык, в морду, сука, в морду на, в нос, ещё на, раз-два, раз-два, раз-два-три-четыре-пять, вышел мишка погулять, глаз вылетел у мишки, что, как без глаза, мудень, кабзда тебе, хана тебе, Шрам, Грамм, Трам-Тарарам, патроны, патроны, блин, патроны…
Защёлкал спусковой, магазин пустой, вожак остановился, встал, все встали, морда в крови, каша там, а не морда, железки в крови, ноги в крови. Упал, умер, всё. Всё…
Медведи окружили мёртвого вождя. Радостный Сергей смотрел из-за укрытия, из-за стеночки своей, дальше-то что? Оставшиеся воины неожиданно обернулись на него, уставились. Глядять, – вспомнился дед с этим его «глядять». И чего глядять? И на кого?
Страх подступил к горлу, кадык сходил вверх-вниз, но страх не отогнал. Сергей обернулся – за его спиной стоял на задних лапах здоровенный медведь. На шее толстый, безволосый и розовый рубец – шрам. Шрам.
Сергей пощёлкал в него из пулемёта, так, для проформы, понимал уже, что патроны в другом магазине остались, магазин сразу не сменил – отвлёкся, засмотрелся. Медведь ударом выбил пулемёт, другим отбросил на стенку, переломал какие-то важные для Сергея кости – ни встать, ни пошевелиться. Шрам подошёл ближе, пристально посмотрел Сергею в глаза – большие, зелёные, влажные от слёз. Шрам вспомнил.
(Вжжжжух – снова флешбек.)
Был страшный, непонятный зимний гром. Миша проснулся и испугался. Бабушки не было. Миша вылез из берлоги. Бабушка почему-то не просыпалась, хотя трое людей тащили её, дёргали её, укладывали грузное тело на тонкие стволы. Не как Мишину бабушку – как свою вещь. Поволокли. Остановились. Один из людей увидел Мишу и что-то сказал остальным. Миша, конечно, не знал, о чём стрекочут люди, понял только, что его пожалели. По интонации, по запаху. Понял, что ему не хотят зла. Человек, который не хотел Мише зла, подошел. Он поможет. Миша лизнул его руку. Что-то сверкнуло, обожгло болью шею, полилась кровь. Мишина кровь. Последнее, что видел удивлённый Миша, перед тем, как потерять сознание – большие, зелёные, влажные от слёз глаза человека.
(Вжжжжух – конец флешбека, возвращаемся.)
Сергей тихо умирал. Медведи уже не обращали на него внимания. Он слышал, как грубо выражались эти звери на каком-то самодельном языке. Надо же – разговаривают, – пронеслась мысль. Может не такие и звери. Может… Он не успел додумать, но умер с надеждой.
Деревню Сергея уничтожили быстро: горстку людей, людоженщин и людодетей за каких-то полчаса. Дома горели намного дольше. Победа далась непросто – лучшие бойцы убиты и ранены зеленоглазым человеком из прошлого. Одному воину воткнул нож в ногу беспокойный дикий старик. За это его дом подожгли последним и долго не позволяли умереть.
Когда стариковская крыша и стены разгорелись как следует, изнутри раздались смешные визги людоребёнка и …медвежонка? Что? Как? Медведи заметались вокруг. Они знали только как отдавать дома огню, но как забрать их обратно не понимали. Пламя жгло – не сунуться. Крики детёнышей резко оборвались, никто не смог помочь им. Шрам, показывая стае пример бесстрашия, сам полез в горящий ещё дом, в чёрном тумане разглядел на полу людоребёнка с белыми волосами и медвежонка. Огонь почти не тронул их, они умерли, надышавшись вонючим дымом. Шрам схватил медвежонка, выскочил наружу, покатался по земле, сбивая с шерсти жар. Подошёл к малышу, понюхал и признал своего сына. Это его ласковый, слишком любознательный, непоседливый медвежонок лежал теперь опалённым комком.
Нахлынуло горе, и Шрам утонул в нём, будто в Великом Озере. Закричал, заревел, побрёл, шатаясь, прочь. Боец-лекарь протянул ему три гриба, что давали силы. Шрам съел их жадно, отобрал сумку с остальными грибами, вытряхнул себе в пасть и сожрал тоже.
– Ргыыыг, – взволновано предупредил своего вождя боевой товарищ. Да, это много. Да, слишком много. Но и сил надо много, чтобы перенести в себе неподъёмное горе.
Раздался страшный, непонятный гром – это взорвалась и загорелась стоящая возле пылающего дома людопомощница. Раньше она на круглых, чёрных лапах быстро перемещала людей в себе. Шрам вгляделся в неё и увидел на переднем сиденье бабушку. Рядом с ней сидел его сын. Они звали, махали лапами. Они поняли, как работает людопомощница и на ней собрались перемещаться в самое лучшее место, где никто не умер и всем хорошо. Они звали Шрама с собой. Шрам сел в объятую огнём людомашину. Он не чувствовал боли и никогда больше не почувствует. С семьёй он едет к предкам.
***
Редактор Сергеев отложил рукопись, вздохнул и подошёл к окну. Там дарил спокойствие старый Иркутск. Там всё ниже и ниже увязали в асфальте деревянные пенсионеры-дома. В последнее время Сергеев учился у них терпению. Он досчитал мысленно до десяти, повернулся к журналисту:
– Абсурд, – веско произнёс. – Вся эта ситуация – невозможный абсурд. – Ты год у нас работаешь, ты не понял ещё, что мы не какой-то литературный журнал?
– Понял.
– Мы региональная информационная газета.
– Знаю.
– Ты, может, не понял задание?
– Понял.
– А по-моему нет. И вот эта распечатка тебе противоречит. Надо было просто проехать от Листвянки до Слюдянки…
– Да.
– Собрать на станциях информацию о медведях…
– Так и есть.
– Расспросить людей, рабочих РЖД, сотрудников турбаз…
– Да.
– Узнать, как у них там с мишками дела…
– Ну, да.
– Часто ли встречаются, не мешают ли друг-другу…
– Конечно.
– Написать интересный, весёлый материал. Позитивный. Про людей и животных. Занимательные истории, байки…
– Так и есть.
– Что так и есть? Что так и есть?! Ты что написал? Медведи шли свиньёй у него! Война, истребление, пулемёт, мёртвые дети, сумасшедшие звери! Что это? Что, я тебя спрашиваю, это за дрянь?!
– Как просили. Про людей и медведéй.
– А-а-а! – схватился за голову Сергеев. Он обошёл круг по кабинету, потом ещё один.
– Значит, так. Так! Деньги за билеты и на проживание ты, конечно же…
– Потратил.
– …вернёшь.
– Потратил.
Редактор отошёл к окну и долго в него смотрел.
– Скажи, во всей этой белиберде есть хоть что-то полезное для газеты? То, что не является плодом твоего больного воображения?
– Да.
– И что же?
– Грибы. Грибы – настоящие.
Автор: Оскар Мацерат
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ