Следующий день выдался прохладным, северный ветер пригнал циклон в город, ночью прошёл дождь. Ливень оказался весьма кстати, ещё вчера культурная столица тонула в пыли. Утреннее солнце подсушило улицы и проспекты. Дышать стало легче, а жить хорошо…
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZcjNyk75bG3jixtL)
К гостинице Потёмкин подошёл заранее и выбрал дальнее место за кустами цветущей сирени. Мужчина протёр принесённой газетой скамейку, запахнул плащ, вдохнул насыщенный аромат кустарника и принялся ждать вызванного сотрудника, разглядывая 18-ти этажное здание отеля. Лейтенант милиции в тёплой ветровке, плотных синих джинсах и белых кроссовках появился минута в минуту.
Следователь взглянул на часы, встал и сказал, протягивая ладонь:
– Точность – вежливость королей.
– У немцев научился, потом привык, – ответил молодой человек и пожал руку. – Добрый день, Григорий Владимирович.
– Здравствуй, Тимур. Полезная привычка. – Инициатор встречи указал на скамейку. –Присаживайся. Сколько и где служил?
– Полгода в учебке под Свердловском и затем пять с половиной в ГСВГ (Группе Советских Войск в Германии). Один год рядовым и пять лет прапорщиком.
– Солидно. А я вот только два года на Дальнем Востоке. Связист. Как давно это было… – С улыбкой задумался советник юстиции.
– «Не пыли пехота, не шуми танкист… Видишь, под берёзой мирно спит связист…» – Прапорщик запаса вспомнил армейскую мудрость, поддержав старшего по должности и чину.
Оба рассмеялись. Потёмкину импонировали пунктуальность человека и шутливый тон разговора. И опять же – армейское братство. Каждый из мужчин в своё время перенёс тяготы и лишения воинской службы, и обоим было, что вспомнить.
Следователь спросил:
– В каких войсках отдал долг Родине?
– Пехота. Гвардейский 67 мотострелковый полк, начальник войскового стрельбища Боксдорф (нем. Boxdorf). Это под Дрезденом. Три года назад ушёл в запас по окончании срока контракта.
– Сам откуда будешь?
– Южный Урал. Челябинская область, город Копейск. Из посёлков. У нас там, где шахта стояла, там – посёлок. И всё вместе образуют город Копейск. Сейчас шахты начали закрывать. Говорят, нерентабельно… – Тимур вспомнил родной посёлок под названием «Имени 30-летия ВЛКСМ», тяжело вздохнул и добавил: – После пяти лет в ГДР малая Родина показалась скучной, и я махнул в Ленинград за лучшей долей. Заодно закончил учёбу в университете.
Собеседники замолчали и задумались каждый о своём: лейтенант – о маме, оставшейся на Урале; старший следователь – о затопленных шахтах и закрытых заводах по всей стране.
Валиев поднял голову, заметил сверкнувшее на солнце название гостиницы на крыше высотки и с улыбкой продекламировал:
– «Жил в гостинице «Советской» несоветский человек…»
– «Вечно в кожаных перчатках – чтоб не делать отпечатков…», – подхватил Потёмкин и повернулся к собеседнику, – Высоцкого уважаешь?
– Классика! – Молодой человек точно так же, как в кабинете, пожал плечами, взглянул в лицо старшего следственной группы и произнёс: – Григорий Викторович, я думаю, что вы оставили меня в городе и вызвали на встречу не Высоцкого с Битлами обсуждать. Поэтому предлагаю считать, что доверительный контакт между нами состоялся. И мне ещё вчера Егоров кое-что рассказал о вас. Я даю слово, что о нашем разговоре никому и ничего не скажу.
– Хорошо. Перейдём к делу. Но, мне странно слышать от стажёра милиции слова о доверительном контакте.
– В восемьдесят шестом меня задержали особисты по 154 статье Уголовного кодекса, как бы за спекуляцию. По большому счету было за что брать. Чуть не отдали под суд… – Короткая пауза и небольшое откровение: – А через сутки гауптвахты и состоялся тот самый доверительный контакт. Я начал секретно работать на Особый отдел полка, а потом и штаба 1 Танковой Армии.
– Барабаном стал? – Удивился следователь. (барабан – тайный осведомитель правоохранительных органов)
– Я же вам сказал, что вырос в шахтёрском посёлке. Так вот, там из достопримечательностей остались только шахта «Комсомольская» и две зоны: одна строгого режима, другая – общего. И мы, поселковские пацаны, с детства знаем, что стучать на своих – крайне неприлично. По наводке особистов я работал только с немцами. Таков был уговор. Поэтому я смог прослужить холостяком все пять лет в Германии, хотя должен был прожить там только три года. Контрразведчики похлопотали и оставили меня на всю пятилетку.
– Вот тебе раз! – воскликнул Потёмкин и огляделся вокруг. – Лейтенант милиции Валиев, так ты у нас настоящий шпион получается? Я смотрю, и одежда у тебя козырная. И обувь шикарная. А потом что было? Не взяли в школу разведчиков?
– Потом в войсках вместе с перестройкой и гласностью начался общий бардак, а социалистическая ГДР потянулась к капиталистической ФРГ. И всё, что я делал на чужбине вместе с Особым отделом, оказалось на хрен никому не нужно. Я дембельнулся перед самым объединением двух Германий. А вещи и обувь покупал на западные марки в Интершопе. Это такие специальные магазины за валюту, что-то типа наших «Берёзок».
– Ты ещё и валютой занимался? – Удивился сотрудник прокуратуры.
– Было дело... Под конец службы один майор КГБ из дрезденского Дома советско-германской дружбы посоветовал закругляться с торговлей, подпадающей под статью 88 Уголовного кодекса РСФСР. Я этому комитетчику по жизни остался должен, хотя не представляю, где он сейчас. И, если сказать честно, – знать не хочу.
– «Да уж, да уж, куда нам до китайских Дауш…», – задумчиво процитировал советник юстиции и спросил: – Сколько тебе лет?
– В январе двадцать девять исполнилось.
– Женат?
– Да. Сыну два года.
– Где с семьёй живёте? – продолжил разговор следователь.
– В посёлке Медвежий Стан, в общежитии при пожарной части. Это рядом с Девяткино, я там старшим пожарным работал. Сейчас часть закрыли, как и наши шахты. Видать, тушить пожары тоже стало нерентабельно. Общага пока осталась. Не знаю, что дальше будет… – Валиев вздохнул. Проблемы с жильем и постоянной регистрацией в Питере оказались самыми болезненными вопросами в жизни молодой семьи. – У нас там комната. Жена врачом работает в поликлинике.
– И тебя в наш район жильём заманили? – Догадался Потёмкин.
Лейтенант милиции грустно кивнул и ответил:
– Начальник отдела обещал комнату выбить. Да и в Курортном районе у меня один инцидент по службе был. Долго рассказывать.
– Не надо ничего рассказывать. Слушай, раз ты вырос между двух мест лишения свободы, значит ты «по фене ботаешь»?
– Григорий Викторович… – Усмехнулся уральский пацан. – Так на улицах давно никто не говорит. Вы сейчас сказали, как какой-то древний уркаган из «чёрной» сибирской зоны.
– А как говорят? – Советник юстиции, считающий себя знатоком блатного мира, немного огорчился.
Собеседник встал, расстегнул куртку, засунул руки в карманы джинсов, подошёл вплотную к следователю, слегка двинул кроссовкой по его ботинку и процедил сквозь зубы:
– Дядя, не разводи бодягу (не болтай лишнего), а живи по понятиям… (соблюдай воровской закон…)
Сотрудник прокуратуры вначале опешил, затем расхохотался так, что распугал птиц, чирикающих в кустах, и неконспиративно привлёк внимание прохожих. Стажёр вернулся на скамейку, повернулся и с довольной улыбкой взглянул на собеседника. Потёмкин отсмеялся, вытер платочком выступившие слёзы и произнёс:
– Тимур, тебе надо было в артисты идти или в цирк.
– Мне в армии цирка хватило, – сообщил прапорщик запаса.
– Тут согласен, – ответил следователь и посмотрел на парня. – А теперь давай серьёзно. Есть у меня одна мысль по поводу раскрытия уголовного дела. И это раскрытие будет зависеть от тебя. Но, сразу предупреждаю – это опасно. Очень опасно! И ты вначале хорошенько подумай, сразу не отвечай. Мы здесь все взрослые люди, не надо строить из себя героя нашего времени. Да и время у нас сейчас не самое подходящее для подвигов.
– Слушаю внимательно.
– Все незаконные продажи квартир хорошо продуманы и исполнены. Я за двадцать лет работы впервые сталкиваюсь с тем, что ни по одному эпизоду не смогли сразу возбудить уголовное дело. Отсутствовал состав преступления. А на сегодняшний день мы имеем уже семь фактов мошеннических действий. Думаю, будут ещё обманные продажи квартир… – Следователь посмотрел на кусты сирени, немного помолчал и продолжил: – И наверняка мы столкнулись с хорошо организованной бандой и с умным вожаком. Одни и те же люди работают в Сланцах и в Питере. Старым способом дело не раскрыть. И я думаю о внедрении нашего сотрудника в бандитскую группировку. И ты, товарищ лейтенант, подходишь по всем статьям. Но, как я сказал, окончательное решение остаётся за тобой. Откажешься – никаких претензий. О семье тоже надо думать.
– Это как в фильме «Место встречи изменить нельзя»: «Оперуполномоченный старший лейтенант Шарапов для прохождения службы прибыл…»?
– Получается так. Но, всё будет совсем не так, как в кино. Я же говорю – опасно.
– По-другому никак?
– Даже не знаю – как? Сейчас жизнь меняется с такой скоростью.... И старые законы не работают. Тут другой подход нужен.
– Сколько у меня времени?
– Сегодня пятница, ждём ответа в понедельник. А я со своей стороны могу учесть твой интерес и предложить содействие в получении комнаты в коммунальной квартире где-нибудь в центре Питера. Сделаем хорошую, просторную комнату и решим вопрос с местом работы супруги. Поверь на слово, в бытовых вопросах у городской прокуратуры гораздо больше возможностей, чем в районных отделах милиции.
– Хорошо, я подумаю. – Валиев поднял голову в сторону высотки и задумчиво произнёс: – Знаете, Григорий Владимирович, за последние три года в моей жизни кроме женитьбы и рождения сына, можно сказать, ничего не произошло.
– А что должно было произойти?
– Ну, я скучал на службе в Германии…
– А мы не предлагаем рутину, – сообщил Потёмкин, поднимаясь со скамейки, – Встречаемся в понедельник в это же время и на этом же месте,
– «Место встречи изменить нельзя…». – Тимур встал и протянул ладонь. – До понедельника.
Мужчины пожали руки и отправились каждый в своём направлении: советник юстиции выдвинулся по проспекту в сторону прокуратуры, а сотрудник милиции решил сократить дорогу через 8-Красноармейскую улицу и выйти прямиком к зданию районного УВД. Молодой человек задумался над вопросом – почему он скрыл от Потёмкина факт неожиданной встречи со знакомым комитетчиком в стенах университета. Захотел оставить себе маленькую тайну? Зачем?
Прапорщик запаса и бывший старший пожарный ВПЧ-23 шёл к месту работы по широкой 8-Красноармейской улице самого красивого города в мире и, мечтая о собственном жилье, сравнивал питерскую архитектуру с немецкими домами. Разговор со следователем взбудоражил мозг молодого человека.
Интуиция не раз выручала не самого законопослушного военнослужащего Советской Армии, и сейчас Валиев чувствовал где-то в глубине души манящие сигналы перемен, которые воскресили в памяти картину знакомства десятилетней давности с капитаном госбезопасности…
***
Семьи дрезденского гарнизона жили не в закрытых военных городках, а на обычных городских улицах в типовых пятиэтажках, и в основном по улице Курт-Фишер-Аллея (нем. Kurt-Fischer Allee).
Рядом, ближе к Эльбе, в частном секторе по улице Клараштрассе (нем. Clarastraße) стояли коттеджи командования гвардейской 1 Танковой Армии. Это была так называемая «нижняя территория», где находились Штаб армии, ГДО (Гарнизонный дом офицеров) и русская школа. Впритык к Дому офицеров примыкало одноэтажное здание, вытянутое в длину, где расположился гарнизонный спортзал.
Двадцатилетний защитник Родины, получивший звание прапорщика Советской Армии и возможность свободного передвижения по городу, первым делом записался в библиотеку и стал частым гостем в ГДО насколько позволяла служба.
Библиотекарь, супруга начальника очага русской культуры и отдыха, узнав, что симпатичный паренёк интересуется спортивной тематикой, сообщила по секрету, что в спортзале начались занятия офицеров по рукопашному бою, которые ведёт вольнонаёмный из Ленинграда по имени Лев Георгиевич.
Прапорщик нашёл тренера, представился и начал заниматься два раза в неделю. Странная команда собиралась в зале, переделанном из бывшей кайзеровской конюшни, где до сих пор оставались большие металлические кольца, вбитые в стены.
Обычно занятия посещали человек пятнадцать-двадцать. Кроме тренера и боксёра, все были офицерами, разными по званиям и должностям. Вместе тренировались легкоатлеты, футболисты, борцы, биатлонист и был даже один специалист по прыжкам в воду. От лейтенанта до подполковника…
Сам Лев Георгиевич раньше занимался в городе трёх революций, но после закрытия редкого вида спорта и начала гонений на тренеров, смог завербоваться вольнонаёмным в Германию. Парни оказались одного возраста и самыми молодыми в группе, примерно одной весовой категории, разминались обычно в паре и быстро подружились.
Звание КМС (Кандидат в мастера спорта) имел только Валиев, тренер владел никому непонятным чёрным поясом. После первых спаррингов боксёр понял, что в реальном поединке с каратистом ему не справиться. Тимур постоянно пропускал удары ногами, и хотя тренер бил аккуратно, голова отходила несколько дней.
Тренировки обычно начинались с игры, полчаса играли в мини-футбол, затем каждый разминался, как мог. Вскоре прапорщик стал своим в узком кругу военных спортсменов гарнизона. Примерно через год в зале появился невысокий мужчина лет тридцати в светлом плаще и с кожаным портфелем в руках.
Прошёл в раздевалку упругим шагом, левое плечо чуть опущено и подано вперёд. Боксёр оценил походку новичка и узнал от тренера, что в зале начал заниматься новый директор Дома советско-германской дружбы, фамилия Путилин, самбо или дзюдо. Мастер спорта из Ленинграда.
Лёва предупредил товарища, что с этим борцом лучше не шутить – самбист служит на Ангеликаштрассе, 4. Все военнослужащие гарнизона подписывали приказ «ноль десять» и как бы не знали, что по данному адресу работает КГБ СССР. Татарская кровь взыграла в жилах молодого прапорщика, вспомнившего спортивную базу «Юность» на берегу озера Увильды, где боксёры гоняли на танцах таких же юных самбистов и дзюдоистов. Ну, не за легкоатлетами же им бегать? То ли дело – легкоатлеточки!
Вот из-за них то и дрались с борцами на танцах. Не с шахматистами же им было драться из-за девчонок? Деревенские старались лишний раз не появляться на танцплощадке, зная, что перед лицом внешней угрозы боксёры с борцами сразу объединялись в одну команды, забыв былые распри. Тут даже сборный отряд пацанов со всей округи не мог совладать с ватагой единоборцев, так как количество всегда уступало качеству…
Именно сегодня захотелось вдруг уральскому спортсмену отправить в нокаут целого капитана госбезопасности. Ну когда ещё представится такой случай? И потом, будет, что рассказать однополчанам. Да и разминался Путилин почти как боксёр, словно задирая начальника войскового стрельбища Боксдорф…
Последовало интеллигентное предложение молодого человека о спарринге, озвученное при всех, от которого борец, как честный спортсмен, не мог отказаться. В тесном коллективе возник животрепещущий вопрос советского спорта: «Кто сильней – боксёр или самбист?».
Путилин попросил потенциального противника накинуть борцовскую куртку и постелить маты перед схваткой. Мол, не на пол же ему бросать боксёра, да ещё – целого прапорщика Советской Армии? Молодой спортсмен согласился с разумным доводом и деликатно сообщил оппоненту, что отправит борца в нокаут не очень больно. Но, быстро! А падать самбист и так умеет.
КМС по боксу дрался с человеком старше себя всего два раза и прекрасно помнил, чем всё закончилось. Первый раз – перед самым призывом чуть не угодил под уголовную статью.
Второй случай произошел в войсках, до присяги, в батальоне обеспечения танкового училища, где новобранец разошёлся во взглядах несения службы со старослужащим каптёром роты, ответил ефрейтору ударом на удар и сломал ему челюсть.
В результате недопонимания спортсмену пришлось распрощаться с боксёрской карьерой в спортроте ЧВТКУ (Челябинского высшего танкового командного училища) и продолжить службу в Еланской учебной дивизии в мотострелковой роте, где курсант Валиев выучился на оператора-наводчика секретной БМП-2 (Боевая машина пехоты). Тимур считал, что и на гражданке, и в армии ему повезло по жизни. Легко отделался!
Сейчас внутренний голос подсказывал молодому человеку, что не стоит в третий раз испытывать судьбу и связываться с сотрудником КаГеБе. А с другой стороны, самбиста надо бы поставить на место. Падать умеет? Вот, блин, пусть и покажет своё мастерство после боксёрского удара.
Но, опять же – целый директор! Да и мужик то вроде нормальный, не ставит из себя большого командира, как некоторые в зале. Может, просто отработать по корпусу, не оставляя следов на лице сотрудника госбезопасности? Валиев был уверен в победе, чувствовал себя в отличной форме, всё же целый год тренировался, и с юношеским максимализмом не послушал голоса разума. Молодость!
Когда боксёр начал приближаться челночным шагом к сопернику, подготавливая ударную позицию, то вдруг осознал, что в ногах при движении на мягком мате нет привычной упругости боксёрского ринга. А с виду лёгкая куртка сковывает руки.
Самбист, в свою очередь, решил не дожидаться атаки противника, чуть дёрнул корпусом вправо, а сам ушёл влево. Молодой соперник, получив резкий удар сзади под колени, упал на спину. Перед глазами мелькнул потолок, затем нога в штанине. Левая рука вместе с туловищем боксёра оказалось зажата ногами борца.
Тимур хотел вывернуться и, хотя бы, лёжа, заехать сопернику в нос, но тут же почувствовал резкую боль в предплечье зажатой руки.
– Всё. Харэ. Я «Ша» сказал!
Противник отпустил руку, вскочил кувырком назад и протянул ладонь.
– Плечо в порядке? Не ушиб? Надо было слегка стукнуть по корпусу, я бы тут же руку отпустил.
– Вот я вроде и хотел – стукнуть…, – вставая и разглядывая расходившихся зрителей, уныло произнёс боксёр.
А всё-таки, классно самбист его сделал. Как в кино. Шустрый оказался директор. И юркий. А с виду не скажешь? Разочарованные зрители начали разбредаться по залу. Как-то быстро всё закончилось. Соперники уселись на скамейку, и прапорщик, потирая плечо, спросил:
– Что за приёмчик такой заковыристый? После удара под колени только и успел ногу заметить. И ещё хлопок штанины услышал.
– Обыкновенные «ножницы», ничего особенного. Всё я сделал до того, как ты бой начал, куртку попросил одеть и на маты встать, и ты уже оказался на моём поле. – Борец взглянул на соперника. – И ещё, боксёр, ты смотрел только на руки, а ног не видел.
– Что, приходилось с нами биться? Кстати, меня Тимур зовут.
Путилин усмехнулся.
– Из боксёров ты первый. Должность уже наверняка знаешь, а зовут меня Виктор Викторович.
Валиев кивнул, пожал протянутую ладонь и спросил.
– Научите меня приёмам?
– Ты сначала падать научись. – Вновь усмехнулся самбист. – Ну, а ты мне удар поставишь?
– А вы вначале уклоняться научитесь.
– Я до борьбы успел походить в секцию бокса.
– И чего бросили?
– Нос сломали, и я решил перейти в секцию дзю-до. – Борец повернулся к рядом сидящему боксёру, объясняя свой переход: – Более философский вид спорта…
Тимур снова потёр плечо и рассмеялся, Виктор Викторович улыбнулся в ответ. Тридцатилетний мужик остался доволен схваткой, а двадцатилетний парень был молод и просто радовался жизни, не подозревая о будущих встречах с сотрудником госбезопасности, и совсем не в спортзале. И поводы для бесед окажутся не самыми приятными для юного гражданина страны Советов…
В том году советский прапорщик перешёл с запрещенной купли-продажи одежды и аппаратуры (ст. 154 УК РСФСР – «Спекуляция») на более запрещенные валютные сделки (ст. 88 УК РСФСР – «Нарушение правил о валютных операциях»).
Валиев выезжал в субботу вечером из Дрездена в Восточный Берлин, покупал в столице у знакомых югославов пачку западных марок, затем отправлялся в Лейпциг, продавал бундесмарки чуть дороже вьетнамцам или арабам и уже с совершенно другой пачкой ГДР-овских банкнот возвращался под утро понедельника домой, на родное стрельбище.
Почти за сутки молодой человек умудрялся заработать месячную зарплату прапорщика ГСВГ – около пятисот социалистических марок. Конечно, к операциям с валютой Тимур пришёл не за один день, многое пришлось постигать по ходу пьесы…
Однако, социалистическое государство в лице Комитета Государственной Безопасности (КГБ) твёрдо стояло против действий своего гражданина и считало, что только органы советской власти обладают исключительным правом на совершение валютных операций.
Поэтому на тот период жизни молодого человека только за информацию о запрещенных деньгах в кармане военнослужащего новый знакомец из спортзала получил бы поощрение по службе. А если бы секретный служивый смог реализовать полученную информацию в оперативно-розыскное дело и задержать «валютчика», врага государства, с поличным – капитан госбезопасности тут же стал бы майором.
Будущий юрист, студент-заочник Ленинградского государственного университета (ЛГУ), осознавал риск деяний и старался максимально обезопасить себя от любого намёка на владение западной валютой. Хотя молодому человеку очень хотелось совершить покупки и приодеться в специальных магазинах «Intershop», где принимали только капиталистические деньги и которые находились только в крупных городах: на вокзалах или в гостиницах «Interhotel».
Но начальник стрельбища не мог привезти домой даже банку Кока-Колы, не говоря уже о том, чтобы угостить армейских товарищей каким-либо заморским виски. Ферботен (нем. Verboten), понимаешь ли… Запрещено! Конспирация и ещё раз – конспирация!
***
Сколько воды утекло с той самой схватки, после которой капитан госбезопасности вырос до подполковника? Почти десять лет. Считай, две социалистические пятилетки: первая – на чужбине, вторая – на Родине.
Странная штука – наша память. Как кинофильм, который можно перематывать с любой точки, но только в обратную сторону. И к некоторым образам из прошлого лучше не возвращаться. Себе дороже! И всё же, время было весёлое. А кто не рискует – тот не пьёт шампанское..." Роман Тагиров
(продолжение - https://dzen.ru/a/ZcziX7P31DwO7Nzf )
