Глава XII. Недетские страхи
С наступлением светлого утра, промокший Кентюрин, дрожавший от страха и холода, осторожно, почти не касаясь железных опор, выбрался из «электрического убежища». С чумными глазами, втянув поглубже шумевшую голову и озираясь по всем четырём сторонам, он подобрался к вчерашнему неприметному входу. Заходить внутрь ткацкого производства и смотреть, что именно там творится? Понятное дело, совсем не хотелось: искушённый бандит и так прекрасно себе представлял, что может предстать пред взбудораженным взором. Он стремился побыстрее убраться, чтобы избавиться от нежелательной встречи с районной полицией да от лишних вопросов, ему ненужных, совсем нежелательных. «А могут и задержать, и доставить обратно, в городскую кутузку, прямо в сатанинские лапы ужасному монстру, - проносились практичные мысли. - Нет! Надо отправляться в лесной массив, где я бросил «отжатую» БМП и ехать, покуда хватит горючей солярки». Из прочитанной от скуки тюремной литературы он случайно узнал, что одной заправки хватает на тысячу километров; а значит, он мог благополучно покинуть опасное место и удалиться на весьма и весьма приличное расстояние.
С невесёлыми рассуждениями он вышел к железнодорожному полотну и отправился в обратную сторону, с которой появился в прошлые сутки. За неполную неделю ему удалось основательно изучить все дьявольские повадки; из них отъявленный уголовник неплохо себе уяснил, что днём ему можно не опасаться, так как на человеческую охоту Одинокий Странник выходит лишь в тёмное временя. Как бы он не успокаивался, чувство неясной угрозы не покидало всё время, пока Максим пробирался к лесной полянке, где накануне осталась боевая машина пехоты.
Минутами двадцать назад негодный злыдень спустился с высокой насыпи, перешёл сосново-берёзовый перелесок и перебрался через проезжую часть; теперь он уверенно вышагивал по лесистой посадке, где должен находиться спасительный механический транспорт. Ярый подонок уже не шёл, а просто бежал. Неожиданно! Возникшее на пути чудно́е препятствие заставило активно засеменить, пытаясь резко остановиться да развернуться назад. Преступные зенки наполнились диким ужасом, кровь в жилах разом похолодела, а спинные мышцы заиграли мучительным спазмом, готовые вот-вот обездвижиться.
Что же предстало его воспалённому злодейскому взору? Прямо перед ним, на расстоянии чуть больше трёх метров, лежали потёртый кожаный плащ и глубокая широкополая шляпа. В один миг припомнились все нервные потрясения, связанные с чертовской одеждой. При других обстоятельствах он, конечно бы, убежал, но мучительный спазм, невольно сковавший телесные мышцы, приковал растерянного бандита к единому месту. Время шло, а от страшной одежды не исходило ни малой опасности. Постепенно к Кентюрину вернулась способность свободно передвигаться. Природное любопытство (оно погранично любому смутному страху) заставило настороженно сблизиться. Подходить пришлось аккуратно, всякий раз ожидая, что видимая умиротворенность окажется коварной ловушкой, что Страшное Существо вдруг поднимется и что оно спокойно настигнет самую непокорную жертву. Но ничего ни такого, ни сколько-нибудь похожего пока не случалось, и, двигаясь меленькими шажками, Максим неторопливо подкрался.
Удивительно, но плащ оказался пустым и лежал просто, как куча бестелесной одежды. Поблизости не виделось ни единого существа, способного облачиться в широкоплечий костюм. Вокруг спокойно щебетали весёлые птицы и проявлялись другие лесные животные, не отличавшиеся большими размерами. «Странно, - подумал несостоявшийся похититель маленькой девочки, - что бы всё это значило?» Он нашёл в себе смелость подойти к массе наружного облачения и осторожно пошевелил её ботиночным кончиком. В то же мгновение утихшая боль мгновенно пронзила повреждённую ногу, напомнив о первом, состоявшемся между ними, контакте. Кентюрин резко отпрыгнул и непроизвольно трусливо затрясся. Вдруг! Откуда сбоку, с расстояния, не превышавшего десять метров, раздалось характерное сопение спавшего, а главное детского ещё, организма.
Пытаясь разгорячить похолодевшее сердце, любопытный бандит направился к непривычному, для отдалённого лесного участка, звуку. Как и ожидалось, недоумённому взору предстал вид глубоко уснувшего десятилетнего мальчика. Что наблюдалось в правой руке, заставило ужаснувшегося злодея податься назад. Нетрудно догадаться, на голой земле, уткнувшись детским лицом, лежал Горячев Витя и сжимал заржавленный серп.
Не зная, откуда взялась чрезмерная смелость, Максим приблизился к беззащитному тельцу и хотел было выхватить сельскохозяйственное орудие, в одночасье превратившееся из мирного в умертвлявшее; но та же непонятная страшная сила не позволила ничего поделать. Она возникла как невидимый щит; одновременно потемнело в глазах и закружилась буйная голова, а тело ослабшее непроизвольно качнулось, готовое плюхнуться наземь и затрястись в противном припадке. Малолетний ребёнок, будто чего-то почувствовав, самопроизвольно зашевелился и, перевернувшись на спину, открыл очумелые очи. Увидев того же незнакомого дядьку, что и в первую вылазку, он резко попятился взад, перебирая всеми коротенькими конечностями. В тот же момент обнаружилось убийственное оружие, преследовавшее во снах все последние несколько дней. Сомнений навязчивых больше не оставалось: именно он и являлся безжалостным монстром, истреблявшим районных жителей. Растерянный мальчуган беспомощно хлопал невинными глазками, отчаянно пытаясь понять: что же с ним такое творится? Он и не знал, что не вернулся назад по естественной планетарной особенности. Когда, превратившись в Исчадие Ада, двигался ночью, то, зависая в воздушном пространстве, следовал прямо против земного вращения и прибыл в отдалённый посёлок почти в то же время, что убыл из отдалённого города; обратная же дорога (в свете наступившего утра!) проходила навстречу восходившему солнцу, с появлением коего, неведомая сила, на ночь завладевшая маленьким тельцем, благополучно и испарилась.
- Дядя, ты кто? - задался маленький Виктор стихийным вопросом, само собой назревшим в той непростой ситуации, и откинул в сторону кошмарный предмет.
- А ты? - в свою очередь поинтересовался Кентюрин, которого не меньше (а может, и больше?) заботила необъяснимая привязанность, возникшая у странного мальчугана; на всякий случай он приподнял отброшенный серп. - Чего ты ко мне привязался – зачем желаешь меня убить?
- Я?.. - Горячев захлопал слезливыми глазками, вот-вот готовясь заплакать. - Не знаю. Я ничего не знаю… мне просто чего-то снится, а потом оказывается, что всё происходит взаправду.
- Ладно, - дружелюбно промолвил Максим, давно уж поняв, что сделать диковинному ребёнку чего-то плохое, ну! попросту не получится, - понятно, что ничего не ясно. Ты мне вот что скажи: а, ты, собственно, чей?
- Я Витя Горячев, - начиная справляться с детскими страхами, твёрдым голосом и, прекращая жалобно хныкать, ответил сметливый ребёнок, - мой папа служит в полиции.
Обозначая отцовскую принадлежность, он надеялся вызвать к себе дополнительную учтивость, ещё не представляя, что у вороватых людей, названное родство, вызывает лишь стойкое отвращение. Матёрый преступник не прослыл каким-то особенным исключением и неприятно поморщился, услышав фамилию человека, державшего его без еды и питья едва ли не целые сутки. А ещё! Тот чуть не стал причиной его преждевременного ухода из жизни, когда оставил одного в кабинете, пристегнутого к стене металлическими наручниками. Впрочем, сейчас отпетого негодяя перечисленные моменты заботили постольку, поскольку где-то на подсознательном уровне он почувствовал, что хотя от странного мальчишки и исходит ночная опасность, но именно в нём и кроется его окончательное спасение. Поэтому Максим решил вести себя наиболее вежливо, а главное, всеми путями доставить его в полицейское отделение, где смогут организовать его полную изоляцию; сам же Кентюрин как-нибудь после придумает, как ему уйти от уголовной ответственности «за неудавшееся похищение маленькой девочки» (убитого «мехвода» и другие преступления вряд ли ему докажут).
- Не бойся меня, - промолвил Максим, протянув для пожатия бандитскую руку, - я не причиню тебе ничего плохого; напротив, вместе с тобой мы отправимся в районный отдел, напрямую к родному отцу.
Инстинктивно осмотрительный мальчишка отдёрнулся, но следовать в город всё-таки согласился. Прежде чем полностью довериться, он посчитал необходимым предупредить об исключительной прозорливости:
- Только, смотрите, если замыслили чего-то плохое, то Вам впоследствии сильно не поздоровится. Поэтому настойчиво попрошу держаться от меня как можно подальше.
Договорившись о неизменных условиях, связанные люди, держась друг от друга на почтительном расстоянии, двинулись в сторону боевой машины, отстоявшей на невидимом удалении. По пути им попалось страшное одеяние, наводившее ужас на всякого, кто только его не видел и кому суждено умереть. Кентюрин выказал ему глубокое равнодушие. В отличии от него, неподготовленный мальчонка, едва его увидев, поражённый кошмарным видом, отшатнулся в сторонку – как будто неожиданно очутился в средних веках да случайно столкнулся с поражённым неизлечимой проказой. Максим, недавно подверженный схожему чувству, презрительно усмехнулся, уверенным движением скомкал и кожаный плащ, и широкополую шляпу (смертоносный серп находился уже у него), после чего уверенно последовал дальше. Приблизившись к оставленной БПМ, забросил вещи в один из отсеков, предназначенных для боевого десанта. Затем, не зная, как заводить военную технику, долго разбирался в многочисленных кнопках, тумблерах и прочих переключателях. Наконец, не найдя ничего лучшего, одномоментно нажал два пускателя, гласившие короткими надписями: «Стартер» и «Воздух». Дизельный движок «задумчиво» кашлянул (пусковая процедура не соблюлась в достаточной мере), но, оставленный в режиме летнего времени, легко запустился.
Убедившись, что военная техника способна передвигаться, маленький Виктор, не пожелавший ехать совместно с чудовищным одеянием, ловко запрыгнул на башенный верх и удобно устроился на металлическом корпусе; для пущей безопасности спустил в командирский люк проворные детские ноги. Как только он прокричал о полной готовности, новоиспеченный механик-водитель включил переднюю передачу и вывел боевую машину на проезжую часть – прямым направлением обратно в райцентр.
***
Павел Горячев проснулся в половине шестого, на полчаса раньше обычного времени, весь покрытый холодным потом и скованный немыслимым ужасом. Около десяти минут он лежал, не в силах пошевелиться. Одновременно прокручивал сонные, жутковатого вида, картины. Последнее, что он помнил, – это родительский сарай покойной супруги, где (как он отчётливо вспоминал) находился кошмарный плащ, широкополая шляпа и заржавевший серп; все они висели на дощатой стене, рядом друг с другом, прямо при входе.
Прокрутив ночное видение дважды, если не трижды, встревоженный родитель вскочил с удобного ложа и бросился проверять сыновнюю спальню – словно неясная сила гнала его в соседнюю комнату. Было бы удивительно, если бы он кого-то застал: десятилетний мальчик, как известно, находился в лесном массиве, километрах в двадцати пяти от райцентра Райково. Тревожные подозрения сжали родительский разум, и он, не умываясь, по-быстрому облачился и выскочил из дома на улицу, устремляясь к собственной тёще. Провинциальный городишко обустраивался, как и обычно, где наряду с комфортными пятиэтажками чередовались улицы частного сектора. Так получилось, что мать покойной жены селилась неподалёку, на удалении всего одного квартала. Беспрепятственно проникнув в привычную территорию, молодой офицер, не заходя в домашние помещения, первым делом устремился к покосившемуся сараю; там, возможно, таилась окончательная разгадка всем тем ужасным событиям, ударной волной захлестнувшей то захолустное поселение. Он резко распахнул незапертую дверную преграду, и убедился в том, в чём и так нисколько не сомневался: кошмарный наряд и сельскохозяйственный инструмент на обычном месте, все вместе, отсутствовали. Мысленных колебаний больше не оставалось: его единственный сын был связан с ужасным монстром, где-то непобедимым, а в чём-то по-дьявольски сильным.
Для пущей уверенности он забежал в жилую избу, где возле газовой плиты копошилась сорокавосьмилетняя женщина. Она не отличалась высоким ростом, выглядела худой, но со скла́дной фигурой, а из-за потери дочери давно утратила жизненный интерес, что отмечалось потухшим взглядом сереньких глаз; седовласая голова, морщинистая кожа и обиженно надутые губы лишний раз подтверждали сложившиеся устои. Оделась несчастная мать в обыкновенный халат, разноцветный и ситцевый; на горемычную голову повязывалась простая косынка.
- Тамара Ивановна! - воскликнул возбуждённый оперативник, обращаясь уважительно, по имени отчеству. - Скажите, пожалуйста, где находится тот дедовский плащ, что всегда висел в садовом сарае?
- Там же, где и всегда, - не задумавшись ответила унылая женщина, лишь на секунду оторвавшись от монотонных занятий и мельком взглянув на подошедшего зятя.
После дочкиной гибели она винила в непоправимой трагедии именно Павла. Хотя он и хранил достойную верность, и чтил у покойной супруги поминальную память, но отношения со скорбящей матерью с тех пор разладились окончательно. Выяснив всё, чего ему требовалось, молодой мужчина ни много ни мало не задержался, а бросился в полицейский участок, чтобы организовать немедленный розыск сына и прояснить наконец суть жутких событий, ну! просто захлестнувших обычно спокойную территорию.
Как и каждое утро текущей недели, в ведомственном отделе обсуждали кошмарные происшествия ми́нувшей ночи. Поскольку часовые стрелки достигли отметку «восьми», постольку давно пришло сообщение об ужасных убийствах, произошедших на ткацкой фабрике самостоятельного посёлка; туда уже убыла сопровождаемая военизированной охраной оперативная группа. Коняев Андрей Геннадьевич находился в начальственном кабинете: всё жуткое время он ни на секунду не отлучался с работы и вёл непрерывный контроль сложившейся обстановки. Именно к нему и направился разгорячённый отец, чтобы поделиться обоснованными догадками. Выглядел руководитель крайне уставшим: несколько суток он не знал ни сна, ни покоя. Заметив в приоткрытую дверь подошедшего сыщика, он с тяжёлым вздохом проговорил:
- А-а… Горячев? Давай заходи.
Встревоженный офицер только того и ждал и, едва переступив за кабинетный порог, перешёл к невесёлому изложению:
- Товарищ подполковник, мне кажется, я понял, почему в тот злополучный раз потусторонний выродок меня не убил…
- Да?.. - отозвался угрюмый руководитель, вперив задумчивый взгляд. - Интересно?!
- Потому что всё как-то связано с моим малолетним сыном.
- То есть?.. - вскинул бровные дуги второй полицейский, не понимая, как может маленький ребёнок оказаться причастным к жестоким убийствам.
- Всё очень просто, - пустился в подробные разъяснения заправский оперативник; он раскраснелся от нервного возбуждения, - тот странный плащ, что я видел на загадочном типе, – это одежда покойного тестя, как, впрочем, и жуткая шляпа, и заржавленный серп…
- Но при чём здесь твой сын? - прервал недоверчивый подполковник, выражавший непроизвольное удивление.
- Да при том, - с глубоким выдохом заверил оперуполномоченный, упёршись о полированный стол, составленный т-образной конструкцией, - что сейчас отсутствуют и Витя, и старое одеяние; но где они находятся – мне неизвестно.
- Даже так? - неподдельно удивился ошеломлённый руководитель, чуть приставая с рабочего кресла. - И где они, по-твоему, могут быть?
- Думаю, там же, куда отправилась оперативная группа… ну, или где-то поблизости.
Договорить они не успели, так как с дежурной части раздался телефонный звонок, возвестивший о неожиданном, очень непредсказуемом, происшествии (хотя, чего лукавить, в последние дни и все остальные события относились к разряду строго аналогичному). О чём же он возвестил? Одновременно нашлись и пропавшая боевая машина пехоты, и сбежавший преступник Кентюрин, и загадочно исчезнувший малолетний ребенок. Но и это ещё не всё! Они привезли и кошмарное одеяние, и причинившее многие смерти сельскохозяйственное орудие.
***
Пока два офицера сбегали вниз, желая самолично во всём убедиться, в славном граде Владимире, в двухкомнатной квартире, в одноместной детской кровати, в ужасе просыпалась десятилетняя девочка.
Нечаева Настя, по мамке Борисовна, являла хорошенького ребёнка и отличалась нормальным, соответственно достигнутым годикам, телосложением; продолговатое, необычайно красивое, личико вызывало томные вздохи завистливых сверстниц и особую симпатию горячих мальчишек; большие глаза выделялись сочным зелёным оттенком и выглядели как два изумруда; изящный, немного «горбинистый», нос передавал недетскую твёрдость характера; неширокие, капризно надутые, губки походили на красную розу; при задорной улыбке на румяных щеках играли весёлые округлые ямочки, добавлявшие неотразимого обаяния; белокурые локоны укладывались взрослой причёской, скрывавшей ровные, плотно прижатые, уши. Одеваться любила в цветастое платьице, укороченное и лёгкое, да простенькие сандалии. В общем, прелестная девчушка казалась настолько прекрасной, насколько свободно затмевала пресловутую куклу Барби.
Вот уже пятую ночь Настя смотрела кошмарные сновидения, как злобное, покрытое белым саваном, чудище беспощадно расправляется с отвергнутыми отбросами. Неокрепшая психика испытывала невиданный страх, и лишь немыслимым усилием воли маленькая прелестница могла себя успокоить; она ничего не рассказывала строгой родительнице, взявшейся в одиночку воспитать внебрачную дочку. Продолжаться до бесконечности так не могло! Тем более что Анастасия была неглупа, да и жила отнюдь не на северном полюсе: в череде освещаемых событий она прекрасно осведомлялась обо всём, что случилось в областной округе в последнее время. Вот и сейчас, охваченная невыразимым предчувствием, она кинулась к домашнему телевизору и включила утренние известия. Основным сюжетом всех местных каналов явилась беспрецедентная бойня, устроенная на одном из загородных погостов; помимо убитых людей, там обнаруживалось немалое количество несвежих покойников, извлечённых из их последних пристанищ. Зрелище представлялось настолько ужасным, что маленькой девочке по новой пришлось пережить весь тот неимоверный кошмар, какой ей приснился сегодняшней ночью. Не в силах больше чего-то скрывать, десятилетняя, но очень смышленая дочка отправилась будить рациональную мать, чтобы поставить её в известность и хорошенечко посоветоваться.
Нечаева Зоя Борисовна, очаровательная двадцативосьмилетняя девушка, спала в соседней комнате и предавалась спокойному сновидению. Время было не раннее, без десяти минут восемь, наступил день субботний, первый из выходных, на работу вставать не надо – словом, молодая мама позволила себе как следует выспаться. За исключением великолепного стана и среднего женского роста, внешне она походила на бесподобную дочь; единственное, мамины волосы являлись прямыми и укладывались эффектной причёской, окаймлявшей нижнюю часть лица. Они казались двумя родными сестрёнками, в коих как раз и проявлялось воплощение более зрелого поколения в молодое. Непреклонным характером мать мало чем отличалась от несгибаемой дочери, а та унаследовала все лучшие качества от несравненной родительницы.
Зеленоглазая блондинка удивилась, если не поразилась, когда Настя, вместо того чтобы спокойно просматривать субботние мультики, уверенно затеребила её за плечо. Нехотя вырываясь из крайне приятного сна, недовольная мама растянуто пожурила:
- Ну чего тебе, «доча», в выходной-то не спится? Ладно в будние дни – это я понимаю… Хотя какие будни? Ты ведь у нас – на кани-и-икулах! Так чего у тебя случилось?
- Мама, - серьёзно промолвила десятилетняя девочка, - мне необходимо рассказать тебе что-то необычайно ужасное.
- Ужаснее прерванного блаженного сна? - потягиваясь, поинтересовалась смурная красавица, все ещё надеясь, что дочкины известия не окажутся важными и что она продолжит предаваться спокойному отдыху.
- Мама, - насупив белёсые брови, проговорила настойчивая сказительница, сохраняя (дивное дело!) внешнее хладнокровие, - каждую ночь мне снится, как я жестоко убиваю невинных людей; то есть... не совсем как бы я, но мне кажется, что я как-то со всем этим связана. Сегодня, к примеру, мне снилось, будто я отправилась на некое кладбище, будто терзаю там неисчислимых бомжей и будто помогают мне ожившие мертвецы. Когда я проснулась и включила смотреть телевизор, то показали все те кошмарные вещи, что приснилось мне нынешней ночью.
- Брось нести ерунду, - с явным недовольством отреагировала сомнительная родительница; однако сама напряглась и немного приподнялась, - при чём здесь ты? Я думаю, ты слишком много просматриваешь американских бестолковых ужастиков – вот детская психика и не выдержала, и сообразно сломалась.
- Но я не смотрю никаких ужастиков! - озабочено воскликнула обиженная девчушка, не понимая, почему ей не верят. - Я смотрю кошмарные сны на протяжении пяти последних ночей, и всё, что мне снится, наутро кажут по телевизору, - она внешне сникла и дрожавшим голосом продолжала: - Мама, поверь, я очень боюсь и мне становится неистово страшно. Я предполагаю, что жуткое чудище причинит смертельный вред как тебе, так точно и мне.
Видя неподдельные страхи, смущённая мать уселась в кровати и внимательно разглядела встревоженную дочурку. Чтобы полностью убедиться, она попросила подать себе телевизорный пульт управления. Едва включились местные новости, самолично убедилась в невероятных подробностях, какие поведала благоразумная Настя. Озадаченная передаваемой сутью, девушка быстро засобиралась, намереваясь отправиться к платному детскому психиатру; естественно, она полагала, что последние события наложили на неокрепшую психику существенный отпечаток, а чтобы не вызвать сопутствующий регресс, необходимо срочное вмешательство медицинских специалистов. Позвонив знакомому доктору, получила приёмное назначение – на половину десятого. Время ещё оставалось, но сильно наряжаться (по понятным причинам) Зоя не стала – надела элегантное короткое платье да нанесла невызывающую косметику. В девять часов она оказалась собранной, готовой на выход.
***
В то же время в соседней области пытались разобраться в таинственной связи десятилетнего мальчика и жуткого монстра, кошмарившего окрестности. Кентюрина, хотя он яро протестовал, решили всё-таки задержать и поместили в надёжную камеру, располагавшуюся в подвальном «отделовском» каземате. Витю провели в коняевский кабинет, где заместитель начальника самолично допрашивал малолетнего очевидца. Первым делом попросили пересказать последний случившийся сон.
- …Вот всё, что мне снилось, - разъяснял Горячев, поглядывая на присутствующего отца, в окончании протяжённой повести, - только случилось как-то не так, то есть как будто не я там всех убивал, а как будто наблюдал за происходившим ужасом откуда-то сбоку и как будто неотступно следовал за призрачным существом. Лица «егойного» я не видел, но постоянное присутствие ощущаю всегда, даже сейчас, находясь у Вас, в охраняемом кабинете.
После сказанных слов другие участники невольно поежились, оглядывая друг на друга и как бы отгадывая: а, кто же является тем истинным оборотнем? Но все казались своими, неоднократно испытанными, и не вызывали обоснованных подозрений.
- Послушай, Витя... - подытожил смущённый руководитель; он вынужденно выносил неординарную резолюцию, - пока мы дотошно не разберёмся и не установим конкретные обстоятельства, связывающие вас с необъяснимым явлением, тебе придётся побыть у нас, под чуткой охраной. Чтобы исключить проявление негативных тенденций, придётся посадить тебя –временно! – под замок, но сильно не бойся, - он сразу поправился, - это никакой не арест, а исключительная мера, предохраняющая от странного лунатизма, как, скажем, случилось сегодняшней ночью, - получил согласный кивок, и обратился к растерянному родителю: - Надеюсь, папа не возражает?
Конечно, Горячеву-старшему, как острый нож в горячее сердце, ограничить свободу любимому сыну! С другой стороны, анализируя последние происшествия, мера считалась вынужденной и направлялась больше на пользу, чем на неоправданный вред. Поэтому он и дал необходимое заключение, что малолетнему ребёнку придётся побыть под присмотром взрослых людей, и (для его же безопасности) в ограниченном, не свободным для передвижений, пространстве. Взглянув на Витю и получив одобрительный кивок головой, Павел уполномочил:
- Да, пожалуй, оно будет верным решением. Пусть побудет под нашей защитой, может, хоть так обезопасится от неведомой силы.
После заключительных слов послушного мальчика отвели в дежурную часть, где усадили в неприглядное отделение, располагавшееся за прочной рифлёной решёткой; обычно оно использовалось для дерзких нарушителей правопорядка. Малолетний ребёнок отнёсся к неявному заключению совершенно нормально. Он осмотрел ту невместительную кутузку: с двух сторон наблюдались бетонные стены; с противоположных – железные прутья. Завалился на плоскую лавку-кушетку, на которую предусмотрительно уложили мягкий матрас. Измученный недельными душевными муками, парнишка наконец-то предался спокойному сну.
***
В то же мгновение, когда мальчишеские глаза безвольно слипались, Нечаева Настя, сопровождаемая радетельной мамой, стояла в приёмном кабинете у детского психиатра; тот согласился провести им платный осмотр – ради чрезвычайного, если не экстраординарного случая. Обладая говорящей фамилией, Головастый Глеб Игоревич представлял немолодого мужчину, достигшего сорокадевятилетнего возраста; высокий рост неплохо сочетался с плотным телосложением; круглая, почти квадратная, физиономия казалась полностью беспристрастной, но мельком выдавала излишнюю хитрость; карие очи, узкие и колючие, как будто сверлили и скрывались за прямоугольными, окаймлёнными золотой оправой очками; розовый нос смотрелся чуть вздёрнутым, выдавая собственную предвзятость; толстые, чересчур мясистые, губы скрывались за густыми, тонко ухоженными усами; лопоухие уши топорщились, не прячась за аккуратной стрижкой, частью слегка полысевшей. Общее впечатление являлось не очень приятным, хотя целитель человеческих душ считался знатоком неврозного дела и успешно справлялся со основными обязанностями. Сегодня он оделся в белоснежную рубашку с повязанным пёстрым галстуком, чёрные брюки и элегантные туфли; сверху накидывался стандартный медицинский халат.
- Ну-с, и что у нас приключилось? - спросил он у маленькой девочки, едва она переступила порог просторного кабинета.
В обычной ситуации посещение «душевного» заведения вызвало б девчачью агрессию, но в настоящем случае она прекрасно осознавала, что ей требуется хоть чья-нибудь профессиональная помощь (чтобы прервать кошмарные сновидения). Вдохновлённая весомой причиной, она выложила совершенно незнакомому человеку все личные, совсем не детские, страхи.
- Вот уже пять дней, - начала десятилетняя малышка страшную повесть, - как снится мне один и тот же кошмар: непонятное существо, облачённое в белоснежное одеяние, убивает людей живых и помогает воскреснуть мёртвым, - малолетняя девочка, несмотря на стойкое природное мужество, испуганно вздрогнула, но в момент собралась и более уверенным тоном продолжила: - Что я вижу во сне, на следующий день обязательно передают по утренним новостям. Хотя я и недостаточно подросла, и могу показаться глупенькой, но даже я отчетливо понимаю, что все те жуткие ужасы, какие случаются рядом, как-то взаимосвязаны.
Головастый молча выслушал подробный рассказ, на редкость ни разу не прерывая. По мере приближения к окончательному финалу, лицо его становилось хмурым и передавало немаленькое сомнение, двоякое мнение. Через полчаса Настя закончила суровый рассказ и с надеждой взглянула в глаза «душевному» доктору, ожидая специальную резолюцию. Точно так же поступила и впечатлённая мать, очень надеясь, что страхи окажутся вымышленными, не соответствующими действительности. Как повёл себя озадаченный доктор, вызвало бурю негативных эмоций, прочно завладевших крохотным, изрядно взволнованным сердцем.
- Настя, - обратился он к маленькой девочке, по окончании чудовищной повести, - подожди чуть-чуть в коридоре: нам с мамой необходимо слегка посекретничать.
Недоумённая малютка пожала плечами, но безропотно подчинилась, не желая чего-то оспаривать; она начинала понимать – навряд ли ей здесь помогут. Когда захлопнулась чисто белая дверь, опытный врач наклонился поближе и заговорщицки прошептал:
- Ваша дочка, Зоя, здорова, но, что она рассказала, прочно связано с настоящим владимирским ужасом. Полагаю, Настины слова имеют реальную подоплёку, а проверить их можно в стационарных условиях, в моей психиатрической клинике. В полицию и военным мы сообщать ничего не будем и попробуем разобраться сами. Сами понимаете, если что – её, несмышлёную, вообще «затаскают».
Делая двоякое предложение, Головастый втайне надеялся, что, оставив Анастасию в диспа́нсерных стенах, он лично отыщет таинственную разгадку. Принимая во внимание трагичный масштаб, мировой спаситель обязательно получит всемирную славу. Корыстные помыслы завладели эгоистичным умом, когда меркантильный мужчина предписывал отдельную изоляцию – за пуленепробиваемой дверью и под магнитным замком...
