Разгрузка в порту закончилась пару часов назад. Грузовички разъехались по разным частям города. У Канадала остановился фургон, раскрашенный градиентом желтых оттенков. Из кабины выскочил человек в рабочем комбинезоне и открыл двери кузова. Внутри сидел еще один грузчик. Он, не медля, начал передавать коллеге коробки, а тот складировал их на земле. Из здания вышел всклокоченный Рамаль. Его медицинская шапочка съехала на одну сторону, очки – на другую. Если бы грузчики увидели доктора впервые, наверняка решили бы, что он сбежавший помещик.
– Давно вас жду. Где мое? – торопливо сказал Рамаль.
– Сейчас достанем, док, – ответили ему, – Вон там слева коробка с хрупким, подай.
Рамаль бережно принял коробку, прижал к себе и медленно, едва дыша, пошел назад в больницу.
Примерно в то же время продавщица у задних дверей магазина принимала из похожего фургона, только синего, коробки с продуктами.
– По накладной десять коробок, ребята, – сказала она, глядя в бумаги, – Одной не хватает.
– Вечно с этой солью проблемы! – громко крикнул один из грузчиков водителю.
– Опять недостача? Пишите запрос, отвезу в порт, – послышалось из кабины.
Мало-помалу все машины развезли свои грузы по адресатам. Утреннее солнце превратилось в полуденный жгучий диск, но, пощадив жителей Думграда, скрылось за массивом серых туч. Воздух наполнился тяжелой влагой. В разных концах города старики задышали труднее и молили прохладный вечер прийти поскорее.
Когда удушливый день, наконец, оттолкнулся от Думградской набережной и отчалил вслед за закатом, возле Крематория остановился красный грузовик, который ничего не разгружал и не спешил вернуться в порт. Глянцевая кабина скрывала внутри двоих.
– Ты узнал, что происходит с водой? – спросил человек, сидящий за рулем. Его лицо было наполовину скрыто медицинской маской.
– Пока я не понимаю, что это. Но буй однозначно не заплывает в такую воду, – отвечал пассажир, – В отличие от барж, им-то абсолютно плевать, белая вода или обычная.
– Марин, ты же понимаешь, что такой ответ не устроит его, – насмешливо сказал водитель.
– Я разберусь, – резко ответил Марин, открыл дверь и соскочил с высокой ступеньки. Водитель смотрел сквозь лобовое стекло, как фигура Марина удалялась, становясь все зыбче, пока совсем не слилась с сумерками. На короткий миг внутри Крематория вспыхнуло высокое пламя, после чего развалины снова погрузились в туманное марево. Убедившись, что Марин отбыл, водитель повернул ключ в замке зажигания и стал разворачивать грузовик.
– Почему бы не заехать к малышкам? – весело сказал шофер сам себе. Машина скакала по ухабам – дорога в сторону Крема была совсем разбитая. Изнутри кабина походила на цыганскую кибитку и отражала противоречивую личность владельца. Алые атласные занавески трепыхались на окнах, синие чехлы на сиденьях сверкали серебряными звездами, вдоль лобового стекла тянулась золотая бахрома, а под ней тонкой строкой красовалась надпись:
«Вся твоя жизнь – попытка сбежать от твоей жизни».
Сам шофер не уступал своей машине в красочности. Хотя нижняя часть его лица была скрыта под маской, но сверкающих темных глаз было достаточно, чтобы понять – перед нами жизнерадостный и рисковый парень. Зеленая тюбетейка на макушке, руки, уверенно лежащие на руле, увешаны браслетами из самых разных материалов, на пальцах несколько увесистых колец.
Насвистывая, замаскированный водитель припарковал машину в паре кварталов от «Малышек Бона» и направился небрежным прогулочным шагом вдоль по набережной.
На крыльце его встретила темноволосая девушка неземной красоты в цилиндре. Короткое платье переливалось цветными пятнами и плотно обхватывало талию брюнетки.
– Здравствуй, горемычный, – простерла девушка руку навстречу поднимающемуся по ступеням мужчине. Он громко хмыкнул и тоже приобнял ее.
– С чего это я горемыка? – спросил он. В глазах скакали похотливые искры.
– Довольный жизнью не станет скрываться под маской, – улыбнулась красавица и под руку провела шофера за дверь. Вывеска над ними тут же коротко заискрила и погасла, будто ее выключили из розетки.
Цыган, переступив порог, очутился во мраке. Нежная рука, державшая его под локоть, тут же выскользнула, послышалось цоканье удаляющихся шагов. По телу мужчины сразу в нескольких местах заскользили едва ощутимые пальчики. Он вздрогнул от неожиданности.
– Зачем пожаловал, сладкий? – голос брюнетки прозвучал на неком расстоянии. Она отошла, но недалеко.
– Как зачем? Расслабиться, как обычно, – ответил Цыган. Но тут ловкие пальцы расстегнули пряжку ремня, – Ох.
Руки быстрее забегали по телу, и через минуту Цыган стоял совершенно голый. Прикосновения прекратились. Он слепо ощупывал темноту вокруг себя, но не находил ни одного препятствия, ни камня, ни дерева, ни плоти. Где-то над его головой слышался еле уловимый шорох. Цыган совсем потерялся в пространстве и уже не понимал, с какой стороны дверь.
– Расслабиться всегда можно, а ты попробуй напрягись, – сказала девушка. Ее голос был повсюду, усиленный акустикой, которой в этом неказистом домике быть никак не могло.
– Что это значит?! – взмолился Цыган, он начинал мерзнуть – воздух вокруг леденил кожу, а стопы прилипали к полу, словно он был покрыт инеем, – Я ничего не понимаю.
– Поймешь, сладкий. Скажи мне, ты ведь любишь мороз?
Цыгана потрясла дрожь. Пальцы закололо, совершенно отчетливо перестал чувствоваться нос, дыхание перебило холодом. Перед глазами побежали самые жуткие воспоминания из додумградской жизни. Восхождение. Он ползет по снегу, почти ослепший от его белизны, не ощущает рук и ног, щеки дерет мороз, еще секунда и силы оставят, еще секунда и снег станет могилой.
– Я… Я же забыл это, – Цыган заплакал.
– Вспомнишь, если не сделаешь то, что мне нужно.
Цыган сидел в своей машине и держал в дрожащих красных пальцах листок, где печатными буквами было начертано:
«КАНАДАЛ. ВТОРАЯ БОРДОВАЯ. РЫЖИЙ АНИК. ПОМНИ О СВОЕМ НЕУДАЧНОМ ВОСХОЖДЕНИИ».
Успокоив метущиеся мысли и вытеснив на время страх, шофер прикинул план действий. Нужно записаться на разгрузку в Канадал, пролезть туда и вызволить какого-то рыжего мужика. Иначе…
Цыган поднял голову от листка и посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Кончик носа побелел.