Дарья Михайловна встала со стула, на котором она до этого сидела, пошла к зеркалу кинуть на себя взгляд, все ли у нее в порядке. В отражении она увидела гостя и замерла, на мгновение перестав дышать. Отдав дворецкому перчатки, шляпу и трость, Вадим Наумович нацепил приятную улыбку и шел твердым шагом к хозяйке дома. Надо отдать ему должное, что он и впрямь был хорош собой, но холостяцкая жизнь и излишнее поклонение Дионису оставили на нем свои следы. Но это не портило отставного штабс-капитана, а только придавало ему какого-то шарму. Мельком оглядев Дарью Михайловну, он остался несколько разочарован. Он любил дам ярких, пухленьких, в теле, а хозяйка была худая и какая-то блеклая. Темных тонов строгое платье ее не украшало, а делало ее лицо серым и тусклым. Единственная вещь, которая светлым пятном, выделялась на строгом платье, была камея. Дарья Михайловна с ней не расставалась. Она могла поменять наряд, но брошь всегда была на своем месте у ворота на шее.
Вадим Наумович приблизившись к хозяйке, поклонился, поцеловал протянутую миниатюрную ручку затянутую в черную перчатку.
-- Отставной штабс-капитан, Мамонов Вадим Наумович, -- представился он.
Дарья Михайловна пыталась взять себя в руки и унять сердцебиение. Руки ее слегка подрагивали, выдавая то волнение, которое она только что испытала.
-- Дарья Михайловна Самохвалова, вдова генерала Самохвалова Елизара Максимовича.
-- Очень приятно, -- расплылся в улыбке штабс-капитан. Но приятного он ничего не испытывал. Сюртук, который дворецкий Игнат ему приготовил, был ему маловат и безнадежно жал под руками, отчего Вадим Наумович испытывал некую неловкость. Дарья Михайловна взяла его под руку и повела к ближайшей софе присесть и поговорить.
-- А расскажите, капитан, немножко о себе, -- томно попросила Дарья Михайловна.
Она смотрела на гостя и сравнивала его с любимыми чертами Кости. Да, ростом они, пожалуй, одинаковы. А вот лицо... Костя был иной, холеный, вальяжный что ли. Знал себе цену, поэтому смотрел на всех свысока. Вадим Наумович был не так холен, на собеседника смотрел без презрения мягким открытым взором. При близком рассмотрении он был уже не так похож на Костю, но все же сердце ее пропускало удар, когда она ловила в поведении Мамонова черты движений Вепрева.
-- Они как родные братья, -- думала она, -- только одному досталась жизнь -- полная чаша, а другому эту чашу нужно было наполнять самому, и не всегда это у Вадима получалось.
-- Расскажите, мой друг, немного о себе. Откуда вы родом? Кто ваши родители? -- Она с интересом смотрела на Вадима и не сводила с него своего цепкого взгляда.
Вадим Наумович повел плечами, хоть немного ослабить тесный сюртук.
-- Да что рассказывать. Я родом из деревни Ясенки .... губернии. Родители мои обедневшие графы. Батюшка Мамонов Наум Степанович и матушка Елизавета Александровна, ныне почившие.
Он вдруг вспомнил добрые глаза матушки, ее руки ласковые, и легкая грусть посетила его лицо.
-- Ну полно грустить, мой друг. А братьев у вас не было? -- Она вся напряглась в ожидании ответа.
-- Нет, братьев не было, а есть сестра, которая осталась жить в родительском имении. Сестра намного старше, имеющая мужа и ораву детишек...
Когда Вадим ушел в отставку, он не пытался выселить или как-то ущемить свою сестру. Она, как могла, с мужем поддерживала на плаву родовое гнездо. Поэтому Вадим на наследство не претендовал, хотя мог, но не такой он был человек.
Беседу их прервал колокольчик у парадной двери, и хозяйка, извинившись, пошла встречать очередных гостей. Вадим Наумович, оставшись один, облегченно вздохнул.
-- Надо же, как ее интересует моя жизнь. Очень любопытная особа.
Ему не очень нравились люди, которые лезли к нему в душу.
Эльда уже вставала и потихоньку передвигалась по избе. Серый кот по кличке Призрак ходил за ней и пытался тереться о ее ноги.
-- Почему кот -- Призрак? -- Спросила девочка.
-- Вот когда наступят сумерки, ты сама все увидишь, -- сказала старуха.
-- А как ты узнала, где меня искать? -- спросила Эльда.
-- А чего там узнавать было? Мара в окно стукнула и показала, куда идти. Это она тебя привела поближе к моей избе. Кто ты, не вспомнила? -- Спросила Аурелия.
-- Нет, -- девочка помотала головой. -- Не вспомнила, не могу. Стараюсь, а все попусту, только голова начинает болеть. Я только помню свое имя и все, -- девочка понуро опустило голову.
-- Ну не печалься, отпусти, само придет когда-нибудь, -- старуха погладила девочку по голове.
-- А почему ты одна живешь? А где твой муж, твои дети? -- Не унималась девочка.
-- Не положено нам замуж выходить, мы, сумеречные ведьмы, всю жизнь одиноки. С нами нельзя мужьям жить, их заберут духи наши, которым мы поклоняемся, а они очень ревнивы. Они не потерпят рядом с нами ни одного мужчину, -- старуха печально опустила голову.
-- Ну ты будешь меня учить всему, что знаешь? -- Спросила Эльда.
-- Буду, пока только научу распознавать травы и варить из них целебные отвары. А всему остальному тогда, когда придет срок, когда войдешь в девичью пору, а пока нельзя. Духи не станут с тобой говорить.
Девочка сидела и слушала, ее любопытные глаза были широко открыты. Аурелия видела тягу к знаниям у девочки.
-- Мара бы не привела ее, если бы девочка была обычная. А то что девочка особенная, об этом говорило все, и даже имя, -- думала сумеречная ведьма.
-- Я узнала что означает твое имя, -- сказала Аурелия перебирая травы. Девочка встрепенулась:
-- И что? Говори скорее!
-- Экая ты нетерпеливая, -- покачала головой старуха, -- твое имя, девочка, означает -- госпожа, должна доминировать, верховодить, господствовать. А это, я тебе скажу, сильная черта. А то, что ты в такой холод выжила, говорит о многом. О сильной натуре прежде всего.
-- А дальше? -- Девчонка никак не унималась.
-- Имя твое говорит о том, что тот, кто его носит, не боится конфликтов, ибо знает, что правота всегда на его стороне. Хороший оратор, быстрый ум, и непоседливая, пылкая натура. Вот с этим надо бороться. В нашем деле не должно быть излишних эмоций. Духи не любят суету. Поэтому, деточка, будем учиться сдерживать свои порывы.
Девочка во все глаза смотрела на Аурелию.
-- А ты можешь показать, как ты управляешь ветром? -- Попросила она.
-- Могу, но без надобности не буду. Слышишь, в лесу раздаются звуки? -- спросила старуха.
Девочка прислушалась и услышала слабый вой.
-- А что это? -- со страхом прошептала девочка.
-- Это волки. Они сейчас голодные и очень злые. Но мы подождем с ветром, чтобы они успели найти и добыть себе пищу. Если не получится, тогда они придут сюда, а нам этого не надо. Вот как день пойдет на убыль, я покажу тебе, как вызвать ветер и позвать дух зимы, попросить у нее снега. Мы напустим на окрестности метель, и волки не подойдут близко. Они боятся духа Мары. Боятся и подчиняются ей.
Вадим Наумович возвращался домой в дурном расположении духа. Обед ему никак не понравился. Еды было много, изыски были в изобилии, но он не мог насытиться ими в волю. Как в той поговорке: Видит око, да зуб неймёт.
А все его сюртук узкий. Вадим Наумович боялся делать резких движений, потому как его сюртук громко начинал трещать, чем вводил своего хозяина в неловкое положение. Штабс-капитан сидел за столом будто проглотил грабли, боясь лишний раз сделать неловкое движение. Кое-как досидев до конца обеда, он, поправ весь этикет, быстро и скомкано откланялся домой.
-- Игнат! -- Заорал он дурным голосом по приезду домой. Перепуганный дворецкий выскочил на рев хозяина.
-- Да, ваша благородье, -- с испугом ответил он.
-- Давай, снимай с меня это адово творение. Я думал, меня задушит этот проклятый сюртук.
Игнатий проворно подбежал и стал помогать Вадиму сдирать с него этот проклятый сюртук. Когда, с горем пополам, Мамонов освободился, он приказал принести хересу.
-- Служанок нанял? -- Кинул он во след дворецкому.
Тот неловко повернулся и виновато ответил:
-- Не идут, ваше сиятельство, боятся. Сказали, что еще помнят, что там творилось.
-- Да, незадача. -- Мамонов сидел за столом опустив в раздумье голову. -- Вот это выиграл себе поместье. Ну и мы не лыком шиты, -- воскликнул он.
Тем и хорош его был характер, что отставной штабс-капитан не умел унывать. Поэтому матушка Фортуна так и благоволила к нему.
-- Ладно, мы не гордые, сам пойду, лично нанимать буду.
После третьей рюмки полюбившемуся ему хересу, все было уже не так печально.
-- Игнат! Подавай ужин, есть хочу, как кобель гончий, -- скомандовал Вадим Наумович.
Игнат быстро стал накрывать на стол. Поставил один прибор, но штабс-капитан возмутился:
-- Тащи еще один прибор для себя, я не хочу тут сидеть один, как бездомный кутек. Составишь мне компанию, да, и еще принеси хересу, этого, я думаю, нам не хватит.
Дворецкий, было, пытался возмутиться, что ему по статусу не положено с господами сидеть, но Мамонов ему быстро закрыл рот. Как генерал на плацу он так гаркнул:
-- Молчать и выполнять! -- что Игнат подпрыгнул от неожиданности и понесся выполнять сказанное.
Вадим Наумович только усмехнулся в густые холеные усы.
Вечер медленно перетек в ночь. Игнат, изрядно поднабравшись вместе с хозяином, тем не менее бдительности не терял. Он закрыл парадные двери на все замки и засовы. Приготовил свечи и керосиновые лампы. Все поставил в столовой где они с их благородьем накачивались горячительным напитком перед предстоящей ночью. Какое-то смутное беспокойство прорывалось сквозь пьяный угар Вадима Наумовича. Его понемногу стало беспокоить темнота за окном.
-- Игнат, задерни шторы, -- распорядился он, -- задернул? Садись на место, еще по одной пропустим.
-- Ваше благородие, я больше не могу, -- взмолился дворецкий.
-- Да ты чего, басятская морда, меня не уважаешь? -- Хлопнул пудовым кулаком по столу Мамонов.
-- Уважаю, -- проблеял Игнат.
-- А коли уважаешь -- пей тогда.
Только дворецкий поднес ко рту рюмку с горячительным зельем, как в дверь постучали. Игнат от неожиданности поперхнулся и замер с выпученными глазами.
-- Не открывайте, не надо, -- сипел он в страхе, боясь громко кашлять....
Спасибо что дочитали историю до конца.