Даже открытие глаз далось Фэн Хуанъюю с большим трудом: те словно были промазаны клеем, и стоило им с трудом и лёгкой болью раскрыться, как мешала пелена.
Головная боль то приходила и била до ноющей боли в висках и затылке, то отходила на второй план, а затуманенный разум никак не мог дать команду телу всё-таки нормально двинуться.
Но спустя несколько минут осознавание ситуации начало приходить к Фэн Хуанъюю: мягкая постель, одеяло, что-то мокрое на его лбу. Рядом с ним сидел Шань Цивэй и менял полотенце, капли с которого стекали по шее, слегка щекоча спину и делая мокрой область лопаток.
— Шань Цивэй… — Фэн Хуанъюй произнёс это так тихо и слабо, что сам себе удивился. Что же произошло? Он уж было подумал, что умереть второй раз стало для него вполне себе реально. Никогда прежде он не чувствовал такой беспомощности. Противной, мерзкой, отвратительной. Полное отсутствие контроля над собой, затуманенный разум, а тело, словно вырванный с корнем сорняк, становится слабым безжизненным.
— Прости. — Шань Цивэй виновато посмотрел ему в глаза, после чего взял другое полотенце, на этот раз сухое, и аккуратно протер им лицо мужчины от капелек пота. Тогда Фэн Хуанъюй понял, что у него ещё и жар. Час от часу не легче.
Шань Цивэй продолжил:
— Пока ты был запечатан, клан Сяо[1] отыскали один цветок. Хуаньсян[2]. Своим ароматом он вызывал у демонов слабость, головокружение и иные неблагоприятные симптомы, а мелких демонов вовсе убивал. В итоге клан решил попробовать сделать из него оружие.
1. 小 (xiǎo) — младший/малолетний/неопытный.
2. 幻想 (huànxiǎng) — иллюзия; фантазия.
— Полагаю, у них это вышло. — Грустно усмехнулся Фэн Хуанъюй.
— Тебе повезло, что ты только ощутил запах. — Шань Цивэй убрал полотенце с его лба и приложил новое, отчего горящая голова Фэн Хуанъюя встретилась с приятной прохладой. Стало так приятно, что хотелось мурлыкать. — Чаще всего яд из этого цветка используют для смазывания им стрел и мечей. Могу лишь предположить, насколько сильную боль причиняют такие раны и как долго они залечиваются.
Теперь, когда он заговорил о реакции на яд, Фэн Хуанъюй вспомнил, как прислонился к стене и тихонько сполз вдоль неё, из-за чего напрягся. С тревогой он спросил:
— А дети? Они не…
— Они никогда не видели демонов, — Шань Цивэй догадался, что вопросом Фэн Хуанъюя был «Они ничего не заподозрили?». — Что уж говорить об их истреблении. Когда-то я сказал им, что демоны распадаются в пыль, так что они ничего не заподозрили, когда ты упал в обморок.
Вот как. Значит, снова соврал без капли смущения.
— Зачем ты соврал им? — С горькой улыбкой спросил Фэн Хуанъюй.
— Я не врал. Я не договаривал. Это не одно и то же. — Ответил Шань Цивэй, и чувство, что эта фраза ему знакома, впилось в Фэн Хуанъюя. Словно его только что пронзили его же мечом.
Шань Цивэй продолжил:
— Мелкие низшие демоны действительно способны из-за яда рассыпаться в груду пыли. Я лишь умолчал, что тебе подобные так просто не умрут. Поэтому дети просто решили, что ты переутомился.
— Да уж, — Фэн Хуанъюй разочарованно вздохнул. — Теперь тот юнец будет думать, что я плохо медитировал все эти годы!
После этого он усмехнулся, а Шань Цивэй вздохнул:
— Нашёл, о чём сейчас беспокоиться… Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
— Паршивенько, если честно. — Не стал лукавить Фэн Хуанъюй. Тело все еще было совсем вялым, и казалось таким слабым, что, поднимись ветер — и он, словно листок, будет унесён куда подальше.
— Тогда сегодня отдыхай, обойдёмся одним дежурным. — Шань Цивэй сказал это между делом, и начал что-то искать в своих вещах.
Но услышав это, Фэн Хуанъюй замешкался.
Он никогда не убегал от поручений или заданий. С самого раннего детства.
Пожалуй, с того самого раза, когда стоило впервые ехать на собрание глав кланов и их приближённых.
Тогда юный Фэн Хуанъюй сломал ногу. Теперь уж и сам не помнит, случайным ли это было событием, или же он сделал это сам, проявив бунтарство в нежелании ехать и покидать родные края. Но оставшись дома, он почти не вылезал из постели и ужасно скучал. Да, мама за ним ухаживала, но даже ещё сладкие речи и милые сказки не могли заменить свежего горного воздуха, лазанья по деревьям и шипения змеюк. Оказавшись прикованным к постели, малыш Хуанъюй понял, как же ему этого не хватает.
А на следующий год, когда он всё-таки сумел приехать, он понял, что в прошлый раз упустил слишком много: почти все ребята ещё с прошлого раза успели познакомиться и передружиться, один он остался в стороне.
Даже сейчас ему трудно забыть это чувство, когда ты пропустил, возможно, что-то важное, интересное. Когда упустил встречи, которые, возможно, изменили бы твою судьбу, знакомства, которые, возможно, повлияли на твою жизнь… Слишком много «возможно» он потерял.
— Нет. — Твёрдо ответил он, вставая с постели и убирая полотенце со лба. — Я пойду. Ты же сам говорил, мол, с большим количеством глаз и заметить что-то будет легче… Или как-то так. В общем, я не стану тут отлёживаться просто так!
Слегка пошатываясь, он встал с постели, и от резкости его тут же накрыл приступ тошноты. Поборов его и притворившись, что всё нормально, он начал двигаться.
Шань Цивэй скептически наблюдал как он, шажок за шажком притворяется, что его голова совсем не кружится, слабость покинула его тело, и ноги продолжают спокойно ходить. Словно Шань Цивэй и правда поверит, что у него всё хорошо, особенно после нескольких часов наблюдений за тем, как он жалобно скулил, когда полотенце на его лбу согревалось, и успокаивался, когда его меняли.
Он, конечно, мог бы долго любоваться сим притворством, но не хотелось ждать, пока Фэн Хуанъюй снова упадёт в обморок.
— Тебя связать? — Грозно произнёс Шань Цивэй.
— Э?
Фэн Хуанъюй ожидал любой фразы, но не этой. Его уши покраснели, а глаза округлились.
— Какой связать? Не надо меня связывать!
И пока Шань Цивэй шёл к нему, Фэн Хуанъюй, вообразив, что его и правда свяжут, да так, что не выпутаться, пятился назад, пока, преодолев спальную комнату и добравшись до кухни, не встретился спиной со шкафом.
— Слушай, Шань Цивэй, предлагаю компромисс! — Он выпятил вперед руки, которые упёрлись в плечи Шань Цивэя.
— И какой же? — Хоть он и спросил это весьма холодно, но лицо его заметно стало мягче. Кажется, он переборщил с угрозой.
— Д…давай я полежу тут, ты меня, так уж и быть, осмотришь, полечишь… Н-но ночью я всё-таки пойду на дежурство. Всего лишь одному взрослому будет сложнее, согласись.
Чем больше он говорил, тем тише становился его голос. Последнюю фразу он уже произносит нежным полушёпотом.
Шань Цивэй вздохнул: доля правды в этом была, ему одному будет нелегко. Значит, надо поставить его на ноги до наступления ночи.
Он приложил руку ко лбу и слегка потёр висок.
— Хорошо. Тогда иди в кровать. Я пока сварю тебе чай.
— Понял! — Фэн Хуанъюй на радостях поклонился и ушёл обратно в спальню.
Шань Цивэй остался наедине со смешанными чувствами.
Этот мужчина… Чёрт его возьми, с самого детства он слишком неконтролируемый. Даже когда ему настоятельно рекомендуют чего-то не делать, он подумает, подумает, и всё равно сделает по-своему. О небеса…
Шань Цивэй совершенно не такой. Он не лезет на рожон, он сто раз думает, прежде чем предпринимать что-то. А теперь, когда он стал учителем, на нём лежит ответственность за безопасность и воспитание ещё и его учеников. В его жизни мало места осталось выделено на всякие безрассудства.
Нет, он не считал Фэн Хуанъюя безответственным. Он, как раз, не сомневался: случись что опасное, он защитит детей даже ценой своей жизни.
Но в этом и была проблема. Он ни в грош не ставит свою собственную жизнь. Однажды он уже потерял её и ничему не научился.
Шань Цивэй сжал кулаки.
Он ведь до сих пор точно не знает, как это произошло, и что же заставило Фэн Хуанъюя принять предложение самой бездны…
***
— Итак, сегодня мы поговорим о демонах. И двух способах их появления. Первый — как и у людей, происходит естественным путём. Второй же…
На очередной встрече глав кланов и их приближённых, все собрались в клане Хэй[3]. Местный учитель был весьма требователен и суров. Выглядел он очень молодо, но, лицо его всегда выражало безразличие и отчуждённость. Судя по этому, детей он просто ненавидел. Из его глаз сочился такой холод, что даже на самой высокой горе зимой было ощущение, что ты на горячих источниках. И такой же холод был в каждом слове, сходящем с тонких губ:
— Кто знает, как и почему появляются демоны, образованные от людей?
3. 黑 (hēi) — ночь; чёрный; тайный.
Один ученик из клана Хэй неторопливо поднял руку. Следом начали появляться руки и ещё несколько учеников, но слово дали первому. Надменно улыбнувшись своим одногруппникам, он уверенно начал ответ:
— Демоны из людей появляются в момент их смерти, когда душа, что собирается покинуть тело, очень слаба и уязвима. Если пороки доберутся до умирающего и сломят его, то тело захватит тёмная энергия, а человек переродится демоном.
— Верно. — Учитель оценивающе посмотрел на ученика — Отличная работа.
Адепты начали перешёптываться:
— Сам своего ученика не похвалишь — Никто не похвалит.
— Угу, ещё ведь не спрашивает никого кроме него.
— А если спрашивает, то совсем уж сложное.
— Ага, на этот вопрос даже моя младшая сестренка бы ответила.
— Кто там болтает? — Он не кричал, но его голос, доходя до ушей, заставлял их неметь от холода. А стоило ему взглянуть на болтающих своими бледно-синими глазами, как у тех от страха даже голос пропадал на какое-то время.
Все адепты знали, что эти уроки — не что иное, как чистое хвастовство уровня «смотрите, какой у меня умный ученик/смотрите, какой у нас лучший учитель!», но самые умные всё же умудрялись усваивать и записывать новое даже из крупиц разговоров между этими слащаво-вычурными комплиментами, замаскированными под строгий опрос.
Учитель, конечно, замечал реакцию остальных, поэтому, словно не готовясь заранее, начинал задавать дополнительные вопросы:
— Сколько времени занимает трансформация в демона?
— От пяти минут до трёх дней.
— Что происходит с ранами на телах демонов?
— Они исцеляются по их желанию.
— Все? — Он нахмурился.
— Нет, раны, полученные во время смерти никогда не исчезнут полностью. — Спокойно ответил ученик.
— Может ли животное стать демоном?
— Нет, только человек и человекоподобные создания. Животные становятся иными монстрами.
— Может ли заклинатель стать демоном?
— Таких случаев не наблюдалось.
— И почему же?
— Все умирали от искажения ци[4] из-за конфликта тёмной и светлой энергии.
4. Искажение ци — процесс, при котором светлая энергия заклинателя выходит из-под контроля, заклинатель впадает в безумие и умирает.
Эта словесная «битва» шла ещё очень долго, некоторые адепты, как и сами учитель с учеником, и вовсе не заметили, что вопросы с ответами начали повторяться. Жалкое зрелище. Но кто-то всё же быстро записывал ответы, надеясь, однажды также блеснуть, но уже взаправду. А кто-то спал, прикрываясь книгой или прячась за соседом спереди.
Но, надо отдать должное, ученик клана Хэй хотя бы выучил эти ответы…
***
Шань Цивэй отчётливо помнил все уроки, на которых он бывал, и этот он также забыть никак не мог, а после перерождения Фэн Хуанъюя он был уверен, что именно то занятие сыграло свою немаловажную роль в его понимании своего спутника. Хотя теперь у него было гораздо больше вопросов.
Один из них — что же такого произошло с Фэн Хуанъюем, и какой же порок проник в его душу настолько сильно, что даровал ему вторую жизнь?
Ведь Шань Цивэй знал его почти всё детство и добрую часть юности. Фэн Хуанъюя точно нельзя было назвать гадким или порочным человеком. Это был один из самых жизнерадостных, дружелюбных и заботливых людей, которых он знал.
И все, кто с ним знаком, были уверены в чистоте и невинности мыслей этого юноши, на него возлагали большие надежды, все были уверены, что душа его так ярка, а помыслы так светлы, что на истоке жизни у него есть все шансы вознестись и вершить добро и справедливость уже на совсем ином уровне.
Но судьба решила иначе. Солнце заволокло тучами, гроза расколола все надежды, а мечты, подобно каплям дождя, разбились о промерзлую землю.
В следующий раз, когда люди увидели Фэн Хуанъюя, в его взгляде больше не читалось той былой жизни, а дружелюбие сменилось отстранённостью. Люди с ужасом передавали из уст в уста то, как сильно он изменился, как все ошибались на его счёт. А вскоре после этого его ещё и прогнали из родного клана.
Пути Шань Цивэя и Фэн Хуанъюя тогда почти не пересекались, он очень мало знал, как Фэн Хуанъюй проводил свою вторую жизнь после этих событий и до того, как его запечатали.
Но он был уверен, что молва людей — ошибка.
Он мельком взглянул на Фэн Хуанъюя, который залез в кровать, ровно и аккуратно натянул одеяло до самого носа, одни лишь большие голубые глаза торчали и водили по предметам в комнате.
Не мог он быть таким бедствием, коим его величали. Просто не мог.
Отбросив все эти мысли, Шань Цивэй налил чай и принёс его в спальню. Поставив чашку на столик рядом, он не удержался от смешка:
— И как же ты будешь его пить, такой завёрнутый?
Фэн Хуанъюй ухмыльнулся, вытащил руки из-под одеяла и взял чашку.
— Вот так! — Он слегка отпил из чашки, после чего ненадолго устремил взгляд на сам напиток. — Шань Цивэй.
— М?
— Ты налил мне именно чай. Это из-за яда?[5]
5. В чае содержится танин, который является противоядием от многих ядов. А ещё чай нормализует пищеварение, а также используется для ускоренного выведения из организма вредных веществ и токсинов.
Взгляд Шань Цивэя тут же окрасился беспокойством:
— Не нравится?
Неужели он так отвлёкся на воспоминания, что испортил чай?
— Нет-нет-нет! — Фэн Хуанъюй поспешил развеять сомнения и сделал ещё один большой, но осторожный глоток. — Я не это имел в виду, мне просто было интересно.
Он отпил ещё немного чая. Вкусный. И пахнет приятно. Фэн Хуанъюй расплылся в улыбке:
— Ох, ты слишком заботлив, даже для врача, Шань Цивэй
Услышав это, Шань Цивэй растерялся. Он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и ответил лишь:
— Пей уже, если хочешь к вечеру участвовать в дежурстве.
Фэн Хуанъюй без пререканий принялся опустошать чашу.
Цветок Хуаньсян…
В прошлом Фэн Хуанъюй сроду и не слыхал о таком цветке. Хотя, если принять к сведению то, что он всю свою юность прожил на вершине горы, где основным земным покровом был снег, а трав было так мало, что можно было каждый сорняк не только узнать, но и дать ему имя, то это незнание он считал себе вполне простительным.
— Шань Цивэй, а расскажи мне про клан Сяо. — Фэн Хуанъюй принял сидячее положение, скрестив под одеялом ноги в подобие позы лотоса, положил локти на колени и руками упёрся в щёки. — Да и вообще о кланах. Не хочется упасть в грязь лицом, если кого-то встречу.
Глаза Шань Цивэя растерянно блуждали по комнате, словно не зная с чего же именно начать, но, стоило ему взглянуть на волосы Фэн Хуанъюя, похоже, мысль сама нашла его:
— Твоя лента. — он указал на ленту, которой тот совсем недавно заплёл свою косу. — Те заклинатели, которые носят подобную, могут считаться твоими союзниками, даже если узнают, кто ты на самом деле. С ними ты вряд ли упадёшь в грязь лицом.
Фэн Хуанъюй взял конец своей косы и посмотрел на ленту: старая, хотя и довольно ухоженная. Но лента как лента. Шань Цивэй, должно быть, просто долго носил её с собой.
— Значит, ты тоже мой союзник. — Заключил он вертя кончик косы в руке, а потом, увидев лицо Шань Цивэя, прыснул от смеха. — Не смотри на меня так! До меня это дошло уже давно, я просто сделал вывод!
Шань Цивэй облегчённо вздохнул:
— Неужели ты всё ещё думал, что я не на твоей стороне?
— Ну, я не мог не допустить такой вариант, ты же вечно…
Он запнулся. Шань Цивэй казался ему таким непостоянным. Словно вертушка на палочке в ветреный день, он менялся в его глазах почти каждую секунду. Вот он спокойно смотрит, как Фэн Хуанъюю подкидывают в косу жука, а вот он уже дерётся с затейниками этой проказы. Вот он говорит, что от Фэн Хуанъюя одни беды, а затем кидается за ним в пропасть.
Фэн Хуанъюй не мог понять, что же движет Шань Цивэем, но принял его правила, став для него шиди перед его учениками.
И сейчас точно было не то время для выяснения отношений.
— Неважно. — Отмахнулся Фэн Хуанъюй. — Ну, так, почему именно такая лента?
Он крутил кончик своей косы, наблюдая, как старенькая ленточка болтается туда-сюда, стараясь поспеть за кисточкой волос, как Шань Цивэй ответил:
— Она твоя.
Теперь была очередь Фэн Хуанъюя смотреть на него странным взглядом. Он не совсем понимал, как можно было сказать что-то, настолько очевидное.
— Ну…да? Я заплёл ею косу, она моя.
— Я имею в виду, она и была твоей.
Сначала Фэн Хуанъюй не понял, о чём речь, а потом на него словно вылили ведро воды. Неужели…
— МОЯ? ТО ЕСТЬ… МОЯ-МОЯ?
Та самая его лента, которой он перевязывал свою косу ещё в молодости? Которую использовал, пока не обратился демоном?
Шань Цивэй вздохнул и поднялся с места:
— Пойду заварю ещё чаю.
Фэн Хуанъюй оживился:
— Эй, подожди, Шань Цивэй! Откуда она у тебя? Я точно помню, что бросил её в клане, когда ушёл. Как ты вообще нашёл её?
Шань Цивэй принялся наливать напиток в чашку:
— Так ты хочешь узнать про кланы, да?
Фэн Хуанъюй аж замер от такой наглой смены темы.
Шань Цивэй поставил чашку возле кровати и, вернувшись к своим вещам, продолжил говорить:
— Само твоё заточение было подвергнуто сомнению многими кланами. Они настаивали, чтобы был проведён суд, в ходе которого уже выяснится, какое наказание ты понесёшь.
— Но, стало полагать, что-то пошло не так, — Фэн Хуанъюй и не заметил, как попался и действительно сменил тему. — Я точно помню, что никакого суда не было. Только обряд пленения души.
Обряд пленения души был особенным заклинанием, ведь его сила и длительность напрямую зависела от того, кто его накладывал. Будь это парочка юных адептов, заклинание продержалось бы неделю, доведя юношей до истощения, а затем спало само собой. Но будь это пара уже, скажем так, бывалых заклинателей, с большим запасом духовной энергии и жизненной силы, заклинание бы спало только тогда, когда падут сами заклинатели.
Неудивительно, что все тогда считали, что заточили Фэн Хуанъюя навечно, ведь старейшины просто пыхали энергией и жизненной силой, и если бы кто-то подумал, что им осталось лишь пара десятков лет, его бы просто посчитали умалишённым.
Обряд был не самым лёгким, печать рисовалась долго и очень тщательно, поэтому муки того, на кого накладывалось заклинание, можно было лишь вообразить.
По слухам, пленённая душа была скована, не в силах сделать абсолютно ничего, а окружающие кошмары заставляли её проходить через самые ужасные воспоминания, переживать прошлые страдания, и даже меняли реальность, чтобы сделать пленённой душе ещё большее, добивать тех дорогих людей, кого душа не потеряла, возрождать тех, от кого душа желала избавиться. И так до бесконечности.
Шань Цивэй с долей вины посмотрел на Фэн Хуанъюя, после чего продолжил:
— Были кланы, которые особенно тебя невзлюбили. Особенно после того… случая у деревни. Именно они сговорились и устроили твою «казнь» до суда. Среди них был… и клан Шань.
Он виновато опустил голову. А Фэн Хуанъюй всё же никак не мог понять, что же творится: как же накажут Шань Цивэя за то, что он прямо сейчас помогает врагу своего клана вместо того, чтобы добить его?
Но с другой стороны… Когда он успел перейти дорогу клану Шань? Сколько бы вещей он не натворил, но этот клан точно не трогал. Так с чего бы им так яро пытаться загубить его?
Разве что они были дружны с кланом, которому Фэн Хуанъюй всё же насолил. Но, как ни пытался он вспомнить все кланы, которые были в дружественных или родственных связях с кланом Шань, так и не понял, когда и кому он помешал.
— Шань Цивэй, а из-за чего именно твой клан встал против меня?
Этот вопрос был скорее задан из безысходности от тупика рассуждений, но Шань Цивэй слегка напрягся, после чего сконфуженно покачал головой:
— Я не знаю.
Фэн Хуанъюй мог ожидать этого ответа, но совсем не был готов к тому, что он действительно прозвучит.
— Не знаешь? Ты ведь сын главы клана. Кому, как не тебе знать, с чего я оказался вне милости твоего отца?
— Прости. — Со вздохом ответил он. Возможно что и Шань Цивэй не в ладах со своим отцом, оттого и не знает его мотивов?
Спрашивать о таком было бы уже совсем бестактно, потому Фэн Хуанъюй решил отступить.
Пока Шань Цивэй перебирал травы, словно раздумывая над каждой, подойдёт ли она демону или сделает ещё хуже, Фэн Хуанъюй заскучал.
Он успел выспаться даже больше, чем планировал, оттого энергии в нём было достаточно, чтобы прогуляться, но страх оказаться в итоге по-настоящему связанным заставил его продолжать сидеть в кровати и искать способ себя развлечь.
В конце концов он стал прислушиваться к звукам с улицы:
— Эй, красавчики, купите орешки! Лучшие в деревне!
— Знаете, а вы не видели тут мужчину вот такого роста и…
— Да как вы смеете вообще говорить такое об учителе!
Последний выкрик точно принадлежал Лу Хуасину.
Фэн Хуанъюй сначала навострил уши, а потом всё же встал с постели и выглянул в окно.
Лу Хуасин отчитывал других адептов:
— Мой учитель — чистый и непорочный человек, а вы… Да вам языки поотрезать мало!
Юноша явно разошёлся. Да уж… Судя по всему, адепты каким-то образом задели честь Шань Цивэя, раз его ученик так яростно пошёл в атаку.
— Мы же ничего такого не сказали! Так, слухи повторили! — Принялся оправдываться один из них, даже стараясь прикрыться руками, словно сейчас получит.
— Вам прекрасно должно быть известно, что слухами земля полнится! Одна врала, другая не разобрала, третья по-своему переврала! И всё! Все верят в эти чёртовы небылицы!
Один из адептов, кажется, набрался храбрости, и выпалил:
— А как же помолвка твоего учителя? Он же был с кем-то помолвлен, а потом…
При этих словах Лу Хуасин обнажил меч, давая адептам понять, что им лучше замолчать, что те, поскуливая, и сделали.
Это не на шутку удивило Фэн Хуанъюя, и он решил поразмыслить, что же могло так разозлить юношу.
Хм, а ведь если вспомнить, то в их молодости клан Шань действительно хотел породниться с несколькими разными кланами, и Шань Цивэю была выбрана невеста.
Из криков, стало быть, выходит, что свадьбы не состоялось, а помолвка была расторгнута.
Но вот кто же была та дева, которую приставляли Шань Цивэю, Фэн Хуанъюй совсем не мог вспомнить, хоть тресни.
Однако мысль составить родовое дерево Шань Цивэя, чтобы себя занять, его очень даже впечатлила. Достав лист бумаги, да чернила, он принялся подписывать имена на листе, делая небольшие перерывы на чай, а потом соединять их почти ровными линиями. Вышло весьма запутанно.
— Так, с кланом Лу они породнились, когда Шань Го[6], тётя Шань Цивэя, вышла замуж за Лу Фанхуа[7], то есть, дедушку Лу Хуасина. Они, стало быть, породили мать или отца Лу Хуасина, то есть двоюродную сестру или брата Шань Цивэя. Уф…
6. 果 (guǒ) — плод, фрукт.
7. 繁华 (fánhuá) — роскошь, великолепие.
Фэн Хуанъюй смотрел на два незаполненных места над родителями Лу Хуасина, как за его спиной раздался голос:
— Развлекаешься?
От неожиданности он резко повернул голову:
— Шань Цивэй, давно ты тут стоишь?
Тот усмехнулся:
— Где-то с моей тёти.
Фэн Хуанъюй неловко усмехнулся, но вскоре его лицо тронула заинтересованность.
— Эй, Шань Цивэй, а как звали ту деву, с которой у тебя была помолвка?
Шань Цивэй нахмурился:
— Зачем тебе это?
— Слышал, как дети на улице ссорятся, и её вспомнили, вот и подумал про неё, но имя так и не вспомнил.
Шань Цивэй выглянул в окно, детей уже было не видать.
— Её зовут Жань Си[8]. Когда мы разорвали помолвку, она довольно быстро нашла себе хорошего мужчину.
8. 燃 (rán) — жечь, зажигать, поджигать, воспламенять. 洗 (xǐ) — отмывать, стирать, сводить.
Фэн Хуанъюй нахмурился. Он так уверенно это сказал, но откуда ему знать, как эта девушка жила дальше?
— Ты так уверен в этом?
— Конечно. — Шань Цивэй провёл пальцем по схеме, пока не остановился на одном месте, где не было имени. — Ведь она мать Лу Хуасина. Её муж — мой брат, Лу Чжэнси[9]. Он в ней души не чает. Да и она с ним живёт вполне спокойно.
9. 正 (zhēng) — прямой, правильный; прямолинейный. 系 (xì) — ряд, порядок, система.
Такой родственной линии Фэн Хуанъюй уж никак не ожидал. Не удалось выйти за Шань Цивэя, так вышла за его брата. Надо же… И всё-таки, пусть и обходными путями, но клан Шань породнился с семьёй Жань. Те — сказочно богатые торговцы. Да и девушка была недурна собой. Вот уж точно, удачная партия.
Если присмотреться, то Лу Хуасин и правда походил на мать, но, видимо, черты лица отца всё-таки тоже сыграли немалую роль.
Фэн Хуанъюй вписал имена в лист и, с ощущением выполненного долга снова рухнул на кровать.
— Шань Цивэй…
— Да?
— … Да ничего. Просто хотел позвать тебя.
Шань Цивэй, тем временем, кажется, отсортировал нужные травы на две небольшие кучки, после чего взял сухой стебель из одной и бросил его в чашку, заливая кипятком.
— Он должен настояться. Как настоится, выпей отвар. Сам стебель не ешь, хотя погрызть можешь. Но он не слишком вкусный
Фэн Хуанъюй прошёлся глазами по травам: похоже, Шань Цивэй всё это время думал, какие же травы можно использовать для Фэн Хуанъюя, а какие ему навредят. Нелегко же ему пришлось…
Например, жостер, растение, что рекомендуется травниками и врачами как слабительное, для демона, скорее всего совершенно не будет действовать, или же дело закончится пищевым отравлением.
Люди и демоны отличаются не сильно, но достаточно, чтобы заклинатели могли чувствовать их темную энергию, если те сильны настолько, что способны её проявить. В случае с Фэн Хуанъюем, он ещё не «подкреплялся», а значит пока что его от человека отличает совсем малое. Будь люди внимательней, и смотри дальше своего носа, они бы тоже имели шанс распознать демонов. Но кто знает, возможно они специально не разглядывают людей поблизости? В конце концов, меньше знаешь — крепче спишь, правильно?
Отвар приготовился, и Фэн Хуанъюй отпил из кружки. Горько, но терпимо. А Шань Цивэй ещё что-то про стебель говорил!
По горлу потёк жар, опускаясь ниже и обдавая желудок теплом. Вскоре побочные эффекты от вдыхания яда стали гораздо слабее, голова перестала ходить кругом, Фэн Хуанъюй с улыбкой посмотрел на своего лекаря:
— Шань Цивэй, ты просто поразителен! Не просто подобрал лекарство, но кому! Демону! Это правда достойно восхищения!
Шань Цивэй слегка смутился, поэтому поспешил отвернуться от мужчины, который от радости, что его голова снова не кружится, сиял словно солнце.
— Кхем, не стоит так высоко оценивать мою помощь, это всего лишь травы. — Он всё-таки повернулся к Фэн Хуанъюю. — И действовать будут не слишком долго. Пока тело не восстановится, симптомы отравления могут возвращаться.
— Восстановится? То есть…
Конечно же, Фэн Хуанъюй понял что ему, как демону, нужна соответствующая подпитка. И не успел он и осознать это, как увидел, что Шань Цивэй протягивает ему своё обнажённое запястье.
Он какое-то время молча смотрел на протянутую к нему руку, смотря на раскрытую ладонь, словно что-то в ней лежало для того, чтобы он, Фэн Хуанъюй, забрал это. Но ладонь была пуста.
Стоило Фэн Хуанъюю понять смысл протянутой ладони, как его щеки слегка покраснели, а сам он оттолкнул руку:
— С ума сошёл? Что творишь?
— Тебе нужна подпитка. — Лицо Шань Цивэя не изменилось, и он по-прежнему тянул к нему своё запястье. — Кровь заклинателя для этого отлично подойдёт. Можешь даже укусить…
Тут Фэн Хуанъюй уже испуганно попятился назад, но встретился со стеной.
— Шань Цивэй, с ума сошёл? Не буду я пить твою кровь или есть тебя! Само пройдёт! Тем более, если дети поймут, что я демон, то это то же самое, что и сразу прикончить меня.
— Я готов поговорить с ними.
— При всём моём к тебе уважении и доверии, — Фэн Хуанъюй неловко улыбнулся, — Но узнай они сейчас, кто я, у них не будет причин хранить это в тайне, как тебе, например. И они точно что-то сделают!
Фэн Хуанъюя внезапно посетила одна мысль: а для чего это вообще Шань Цивэю?
Как он помнил, в должниках он его не оставлял, да и особо близкой дружбы между ними, увы, не было. Так с чего же он…
Осталось в голове лишь то, что Шань Цивэй мог быть не согласен со своим отцом и кланом, а посему решил доказать невиновность Фэн Хуанъюя, поэтому и прикрывает его.
Шань Цивэй всё так же держал запястье, а Фэн Хуанъюй всё так же активно отталкивал его руку, когда раздался стук в дверь:
— Учитель, наставник. Это Мэн Гуан!
— Входи-входи! — Фэн Хуанъюй на радостях вылетел из кровати и подошёл к двери. Юноша ступил на порог.
— Как вы, наставник Фэн? Вам уже лучше?
Он выглядел обеспокоенным, но продолжал неловко смотреть по сторонам. Фэн Хуанъюю показалось, что причина была вовсе не в том, что его наставник не так давно потерял сознание.
— Со мной всё хорошо. А что тебя беспокоит?
Теперь, когда его спросили напрямую, он растерянно заявил:
— Бао Чэн и Лу Хуасин дерутся. И наводят этим ужас на жителей деревни!
— Они что?! — Шань Цивэй поднялся с кровати, отчего Фэн Хуанъюю захотелось сесть.
Только что этот мужчина протягивал ему руку чтобы отдать свою кровь, а лицо его было преисполнено нежности и боли, но теперь от него практически несло серьёзностью и ноткой опасности.
Шань Цивэй молча покинул комнаты, а Мэн Гуан вздохнул:
— Опять их накажут.
Фэн Хуанъюй проводил взглядом Шань Цивэя, а после повернулся к ученику:
— Такое уже было?
Мэн Гуан кивнул:
— Они всё время как кошка с собакой. Если Бао Чжань знает меру и почти никогда не перегибает палку, то Бао Чэн в своих шутках может резануть по больному, а Лу Хуасин — весьма вспыльчивый человек, для него почти каждое слово, сказанное невпопад или не в то время, равносильно оскорблению.
Фэн Хуанъюй вздохнул. Ну и ребята.
— Должно быть, Шань Цивэю с ними непросто…
— Есть такое, — Мэн Гуан, нашедший слушателя, тепло улыбнулся. — Он часто их наказывает за драки, но если ссора началась при нём, то он старается их утихомирить. Иногда и Бао Чжань помогает, да и я тоже…
Фэн Хуанъюй усмехнулся. Шань Цивэю достались такие сорванцы…
Мэн Гуан посидел спокойно некоторое время, что-то обдумывая, а потом, решившись, спросил совсем тихо:
— Наставник Фэн, если вы сегодня будете дежурить, то можно я буду с вами?
Фэн Хуанъюй немного удивленно поморгал глазами, но кивнул:
— Хорошо. Вечером пойдём дежурить вместе.
Мэн Гуан улыбнулся. На улице послышался лязг меча, а после ругань Шань Цивэя.
Мэн Гуан вздохнул:
— Эти двое, похоже, сегодня дежурить не будут.
