В многочисленных дискуссиях, которые сейчас стали весьма популярны на дзене, частенько звучит широко известная фраза "Пастернака не читал, но осуждаю". Этой фразой наша интеллигенция любит злоупотреблять - ей кажется , что таким образом она ставит на место "совков", которые, по её мнению, плохо знают литературу, но тем не менее излагают свою точку зрения. К сожалению, интеллигенты слегка забывают, что в современном разнообразном мире постмодернизма уже давно нет абсолютных истин.
Я иногда вступаю в дискуссии о книге Булгакова. Наверное, поэтому мне посоветовали посмотреть беседу (двухчасовую) Клима Жукова с каким-то его приятелем о МиМ.
Клим Жуков - историк, специалист по оружию. Сразу скажу, что ничего нового из этой передачи я не узнала, зато одна фраза в разговоре о мастере напомнила, что я давно хотела написать об этом крылатом выражении - не читал, но осуждаю. Сегодня эта фраза стала очень известным мемом, почти таким, как и про кухарку, которая может управлять государством. Но ни одной, ни второй фразы не существовало в действительности, обе они результат массового бессознательного. Или результат манипулирования массами бессознательных граждан.
О Ленине можно сказать многое, но он, конечно же, не был дураком. Это был умный человек, который прекрасно понимал, что для управления государством нужны знания. Хотя, если бы ему удалось познакомиться с сегодняшними кухарками, управляющими некоторыми странами, возможно, он бы переменил мнение. Как бы то ни было, похожую фразу Владимир Ленин использовал в статье «Удержат ли большевики государственную власть?». Однако если вчитаться, то фраза приобретает обратный смысл: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка НЕ способны сейчас же вступить в управление государством". Именно так черным по белому написал Владимир Ильич. Как видим, маленькая, но гордая частица "не", обладающая неимоверной силой, легко поменяла смысл высказывания на противоположный.
Фраза о Пастернаке поначалу тоже ни разу не звучала в том значении, в котором привыкли её употреблять. Но фраза о Пастернаке стала знаменем интеллектуалов, которое позволяло им, по крайней мере они так думали, от кухарки дистанцироваться и претендовать на независимость мышления.
Пастернак писал роман "Доктор Живаго" два года, а по завершении в 1957 году предложил его в два толстых литературных журнала - "Новый мир" и "Знамя". Редакторы роман отвергли, честно говоря, для меня осталось не совсем понятным, по какой причине они это сделали - ничего особенно антисоветского я в нем не вижу. Но факт остаётся фактом, и тогда, решив, что в России роман опубликовать не удастся, Пастернак осмелился напечатать его за границей - в Италии. Роман вызвал бурные восторги западной прессы, бешеную популярность среди итальянцев, а автор сразу же получил Нобелевскую премию. На западе сумели оценить пропагандистские возможности романа.
А в России разразился скандал и началась травля писателя. Сначала Пастернака осудили братья-коллеги, но некоторые из них хотя бы роман прочитали.
Исключением оказался Анатолий Софронов, который откровенно признался, что Пастернака не читал: «Я книгу не читал тогда и сейчас не читал».
Софронов - поэт и драматург, в те времена был редактором "Огонька". Он написал тексты нескольких известных песен (например, "Шумел сурово Брянский лес", "Как у дуба старого"). Многие, возможно, помнят фильм, снятый в середине шестидесятых годов по его пьесе "Стряпуха". В нем играли такие замечательные актеры, как Г. Юматов, Л. Хитяева, В. Высоцкий, И. Чурикова, С. Светличная, Л. Марченко.
Некоторые литераторы считают, что знаменитая фраза родилась из слов Софронова, но К. Душенко, написавший книгу о крылатых фразах, считает, что это невозможно, так как стенограмма собрания писателей была опубликована позднее, а выступление писателя широкой известности не получило.
Но писателями дело не ограничилось. Дальше организовали высказывания простых людей - экскаваторщиков, нефтяников, строителей, которые дружно, в один голос, осуждали строптивого писателя.
Подборку писем возмущенных читателей напечатали в "Литературной газете". Понятно, что послания были написаны профессионалами, но вот подписывали их специально отобранные трудящиеся.
Самым заметным и часто цитируемым в подборке было письмо под названием «Лягушка в болоте», с подписью «Филипп Васильцев, старший машинист экскаватора (Сталинград)» (в некоторых источниках "Васильцов").
Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. (...) Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше.
Но, как видим, сакраментальной фразы и здесь тоже нет. Подобные заметки попадались во множестве, но конкретная фраза «Я Пастернака не читал, но осуждаю» нигде не звучала. Ведь статьи писали, скорее всего, журналисты и писатели, а кто же будет так прокалываться (чай, люди образованные) и выставлять себя безграмотным дураком. Таким образом, это не конкретная цитата, а "обобщенная формула, передающая логику «писем читателей», как точно написал об этой формуле Душенко.
А прежде чем продолжим, вспомним отрывок из "Мастера и Маргариты". Интересно, что похожее по смыслу высказывание можно найти у Булгакова в романе «Мастер и Маргарита», в эпизоде встречи Мастера и поэта Бездомного в сумасшедшем доме.
— А вам, что же, мои стихи не нравятся? — с любопытством спросил Иван.
— Ужасно не нравятся.
— А вы какие читали?
— Никаких я ваших стихов не читал! — нервно воскликнул посетитель.
— А как же вы говорите?
— Ну, что ж тут такого, — ответил гость, — как будто я других не читал?
Собеседник Клима Жукова в беседе с ним о романе Булгакова разносит мастера в пух и прах.
Герой - жутко высокомерный человек. О поэзии Бездомного мастер выразился весьма радикально: стихи ваши - ничего не стоят - А что вы читали? - А я ничего не читал.
А интеллигенция прется. Вам же не нравится, когда Пастернака не читал, но осуждаю. А когда мастер не читал, а осуждает? Но это же блатной мастер...
Но дело вовсе не в том, был ли мастер блатным или нет, просто в эти фразы вкладывают разные смыслы.
Помню еще прекрасный мир, в котором люди читали не электронные, а бумажные книги. И вот никак не могу избавиться от наваждения, что в этом мире прочитала афоризм Гёте: "Поэт А., которого я не читал, напоминает мне поэта Б., которого я тоже не читал". Возможно, это не Гете, но я же не могла сама это придумать... Возможно, афоризм сформулирован как-то иначе... Короче, я не сомневалась, что в современном интернетовском мире очень быстро найду эту фразу - но не тут-то было. Фраза упорно не находилась. А поначалу так все замечательно складывалось... Но, возможно, она где-то затаилась и ждёт своего часа.
Зато нашлась другая фраза - «Ауффенберга я не читал. Полагаю, что он напоминает Арленкура, которого я тоже не читал». Автор - Гейне. Ауффенберг - известный драматург того времени, Арленкур - автор исторических романов. Исторические пьесы Ауффенберга были излишне декламативны, а исторические романы Арленкура - излишне романтичны. Особым талантом ни один из них не отличался. И общий смысл фразы заключается в том, что оба писателя бездарны и вряд ли стоит терять время на чтение их произведений, которое ничего не даст ни уму, ни сердцу. Точно такой же смысл вкладывает в свои фразы мастер. Согласитесь, что это совершенно не соответствует тому, что говорили о романе Пастернака.
Впрочем, в истории литературы был еще один случай, когда известный критик вовсе не собирался читать произведение не менее известного писателя. Речь пойдет о Виссарионе Григорьевиче Белинском.
В апреле 1838 года столичная элита - художники, поэты и писатели, аристократы - собирали средства, чтобы выкупить на волю Тараса Шевченко. Организатором сбора был добрейшей души человек - поэт В. Жуковский. Шевченко родился в семье крепостного, рано остался сиротой. Его владелец П. Энгельгард не препятствовал талантливому юноше заниматься рисованием, смекнув, что за такого крепостного можно получить кругленькую сумму. Когда у него поинтересовались размером выкупа, помещик назвал фантастическую цену - две с половиной тысячи рублей. Обычный крепостной в то время стоил 25 - 40 рублей, обученный ремесленник - около тысячи. Для сбора денег пришлось устроить лотерею. Большую сумму внесли представители царской семьи: царица Александра Федоровна пожертвовала 400 рублей, а еще 600 отдали великая княжна Мария Николаевна и цесаревич Александр Николаевич. Это составляло около 40% необходимой суммы. И как Шевченко отплатил царской семье? Весьма своеобразно: в поэме "Сон" он изобразил членов семьи в карикатурном виде.
В.Г. Белинский написал о Шевченко уничтожающее письмо П.В. Анненкову. Полностью приведу его в комментариях под текстом.
В письме Белинского явственно звучит фраза "не читал, но осуждаю": " Я не читал этих пасквилей, ... но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил».
Странно, что абсолютно демократический Белинский защищает царскую семью и буквально изничтожает выходца из крестьян Шевченко. Видимо, принцип пролетарского происхождения тогда еще не работал, а принцип справедливости чтился лучшими людьми России, несмотря на революционно-демократические и прочие либеральные ценности.
Белинский абсолютно убежден, что произведение Шевченко - это гнусный и гадкий пасквиль. Хотя и не читал его. И кстати, нисколько этого не стыдился. Как видим, у фразы длинная и интересная предыстория. И в советское время предыстория вовсе не прекратилась, а напротив, разгорелась с ещё большей силой.
В 1929 году «Литгазета» поместила подборку откликов на роман Бориса Пильняка «Красное дерево», опубликованный за границей.
Был здесь и отзыв Владимира Маяковского:
«Повесть о «Красном дереве» Бориса Пильняка (так, что ли?), впрочем, и другие повести и его, и многих других не читал», однако «в сегодняшние дни густеющих туч» публикация романа советского писателя за рубежом «равна фронтовой измене».
Оказывается, даже такие гениальные люди, как Маяковский, вовсе не стеснялись признаваться, что они не читали то или иное произведение, но какое-то мнение о нем имеют.
Конечно же, здесь уместно вспомнить и историю с Андре Жидом в 1937 году. *В 1936 году французский писатель Андре Жид, вернувшись из поездки по СССР, опубликовал книгу "Возвращение из СССР", в которой критиковал порядки и политическое устройство в России. Особенно его возмущало отсутствие свободы слова и трусливое молчание писателей России. Досталось от француза и Сталину с его культом личности.
В 1937 году советским писателям предложили эту книжечку осудить.
В 1937 году (в отличие от 1958-го) это было предложение, от которого нельзя отказаться. Как повел себя Пастернак в этих условиях, не совсем понятно. Существуют разные версии его поведения. По одной, он отмежевался, правда, не совсем понятно от чего - от книги или от её осуждения:
На пленуме Союза писателей 26 февраля Пастернак действительно сказал:
– …Я этой книги не читал и ее не знаю.
Однако закончил свое выступление словами:
– Но все-таки я отмежевываюсь.
По другой версии, наоборот, Пастернак решительно отказался публично осудить книгу Жида. Он сказал, что не может сделать это, потому что книгу эту не читал.
Учитывая, что Пастернак пригласил Жида в гости и проинформировал французского писателя о том, что происходит советской России, надо признать подобное поведение писателя довольно последовательным.
Некоторые детали об их разговорах привел в своих воспоминаниях о беседе (в 1941 г.) с А. Жидом А.В. Бахрах:
"К своим скупым рассказам он добавлял только то, что по понятным причинам не могло тогда попасть ни в его книги, ни в "Дневник". Он боялся рассказывать о своей огромной симпатии к Пастернаку, которая - он это подчеркивал - пробудилась у него молниеносно чуть ли не при первой встрече. Он говорил, что Пастернак открыл ему глаза на происходящее вокруг, предостерегал его от увлечения теми "потемкинскими деревнями" или "образцовыми колхозами", которые ему показывали".
Из книги Лазаря Флейшмана. "Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов".
Но действительно крылатой фраза стала в перестроечные годы, после публикации романа Пастернака в СССР.
Надо сказать, что в своей статье критик Н. Иванова, которая и пустила в ход эту фразу, была очень корректна и употребила её, проводя параллели между травлей Пастернака и аналогичным случаем с романом Бориса Пильняка "Красное дерево", произошедшим еще в 20-е годы:
"Откровенный, злобный погром Б. Пильняка, чья повесть «Красное дерево» была напечатана в берлинском издательстве «Петрополис», печально перекликается в моем сознании с травлей Б. Пастернака в 1958-м. [...] Именно тогда возникла логика: я романа не читал, но осуждаю. К глубочайшему моему сожалению, ее продемонстрировал даже В. Маяковский, выступивший от РЕФа.
Вот только другие журналисты уже не обладали щепетильностью Ивановой. Удачное словосочетание "не читал, но осуждаю" всем понравилось, и его принялись употреблять в хвост и в гриву уже безо всяких оговорок, выдавая за чистую монету.
И понеслось... И только в ХХI веке, прочитав известную книгу Пьера Байяра (2007 г., в России 2012), кое-кто из интеллигенции понял, что в эпоху постмодернизма подобные высказывания уже не так актуальны, как полвека назад, и что теперь вполне можно говорить о книгах, которые не читал.
Звучит парадоксально, но ведь парадокс - это не до конца выявленная закономерность. А зачем это надо делать, рассказывает М. Маяцкий в рецензии на книгу Байяра. Разговор о нечитаных книгах, по его мнению, открывает уникальную перспективу:
"Помимо возможностей познания самого себя, говорение о нечитанных книгах помещает нас в самое сердце творческого процесса, даруя субъекту этого говорения сакраментальное мгновение отделения от самого себя и от книг, когда читатель, освобождаясь, наконец, от речи других, обретает в самом себе силы на то, чтобы изобрести собственный текст и самому стать писателем". По сути, Байар выступает против однозначности и нерушимости альтернативы "(активное) творчество - (пассивное) потребление".
Автор умер (Р. Барт) - да здравствует интерпретатор. Что поделать, новая эпоха диктует новые правила.