Русский пейзаж, городской и парковый, зарождался в творчестве Федора Алексеева и Семена Щедрина. Поскольку наша равнина не годилась для изображения прекрасного в природе, картины представляли виды Франции или, на худой конец, Финляндии. Необходимо было следовать правилам, чтобы справа и слева, словно кулисы, возвышались горы, листва выглядела нарядным узором, выдерживалось равновесие масс, а также четкое чередование планов: первый - коричневый, второй зеленый, третий голубой.
Вот полотно С. Ф. Щедрина (1745-1804) "Пейзаж в окрестностях Петербурга". Точно? А может, "в окрестностях" Парижа? Там художник учился у Ф. Казановы - младшего брата знаменитого авантюриста.
Ф. М. Матвеев (1758-1826) в 22 года, получив большую золотую медаль, был отправлен как пенсионер Императорской Академии художеств в Рим, где и прожил до конца жизни. Картина "Каскады папского дворца в окрестностях Рима" написана в 1818 году, и главный "герой" ее - водопад. Разве что-то подобное можно сыскать на средне-русских пространствах?
Невыразимо прекрасны пейзажи Сильвестра Щедрина (1791-1830), племянника Семена Федоровича, однако его шедевры писаны тоже в Италии!
Пройдут десятилетия, прежде чем наша неброская природа покорит сердца посетителей выставок осенью 1871-го, где будет представлена картина А. К. Саврасова (1830-1897), родившегося за несколько месяцев до смерти С. Щедрина в Сорренто, "Грачи прилетели".
И вот чудо: не просто первый русский пейзаж - наша зима, какой не бывает ни в Париже, ни, тем более, в Риме. Автор шедевра Никифор Степанович Крылов (1802-1831). Родился в Калязине Тверской губернии, странствовал с артелью иконописцев. Великий А.Г. Венецианов (1780-1847) его заметил, пригласил учиться в Петербург. Под его руководством и покровительством трудился 6 лет, пока эпидемия холеры не унесла этого гения, столько обещавшего и так рано ушедшего. В 1827 г. за один месяц (!) Н.С. Крылов написал этот пейзаж, изобразив пойму реки Тосны близ столицы.
Художник смотрит сверху. Как далеко линия горизонта, где бледное северное небо почти сливается с белой равниной! Вот она, наша родина: бескрайняя и бесконечная! Тоненькая ниточка темнеющего вдали леса обозначает горизонт.
Взгляд спускается с возвышенности к узкой речушке, тоже заметенной снегом, вновь поднимаясь на невысокий берег к темно-зеленым елям, густым и пушистым, словно и зимой природа не спит, а выставляет свою красу, хорошея от метелей и стужи.
В подтверждение - русские женщины с яркими платками на головах, занятые повседневными делами, и мужчина, ведущий лошадь под уздцы. Все опрятно одеты, бодры, но не суетливы. Их выразительные силуэты повторены на снегу, потому что, хоть солнца не видно, но в сероватом небе нежно-золотистые проблески, которые отражаются на белом просторе, делая его где-то теплым, чуть желтоватым, а где-то уступая серо-голубой тени. Эта фантастическая игра света завораживает и потрясает. Когда стоишь перед картиной в музее, оторваться от нее невозможно, хочется остаться тут навсегда.
А снег будто живет и движется: там и здесь чьи-то следы, на речке полоска от недавно проехавших саней. Мы замечаем прихотливые изгибы идущей вверх дороги слева, отграниченной крышами стоящих внизу изб. Тонкими штрихами обозначена небольшая купа голых деревьев с ними рядом. А ближе к нам слева прямые, как свечки, вертикали - два лиственных дерева, прекрасных нежной графичностью голых ветвей, уходящих за край картины. Этот прием расширяет пространство и по горизонтали, подтверждая ощущение неоглядности пространства.
Работа произвела впечатление на современников, как на просто зрителей, так и специалистов. Ее выставили в Академии художеств, мастер получил за нее и другие свои произведения золотую медаль второй степени. К.П. Брюллов, современник Никифора Степановича, считал, что всё можно изобразить в пейзаже, кроме снега: "Как ни напишите зиму, а ... выйдет пролитое молоко". Даже "великий Карл" иногда ошибался, чему яркий пример - это полотно. Как повезло нам, обладателям этой красоты! Кто может быть богаче?!
