Существует расхожее утверждение, будто Сталин виноват в том, что Гитлер пришёл к власти в Германии. Якобы Сталин запретил немецким коммунистам объединяться с социал-демократами, а уж если бы те объединились, то не видать Адольфу успеха как своих ушей.
Это всё полная чепуха и профанация.
Действительно, с 1928 г. Коминтерн именовал социал-демократов «социал-фашистами» – «умеренным» крылом международного капитала, которое работает в связке с «настоящими» фашистами ради спасения буржуазии. В свою очередь, среди европейских левых был распространён взгляд на сталинских коммунистов как на «красных фашистов», которые тоже всё сильнее сближались с «настоящими» фашистами. Воли к объединению не было ни у верхушки КПГ, ни у верхушки СДПГ.
Более того, такой союз грозил принести каждой стороне больше проблем, чем пользы. Вся политика социал-демократов в Веймарской республике была заточена на коалиции с католической партией Центра и либералами. Это придавало марксистской СДПГ хоть какой-то флёр «респектабельности» в глазах буржуазной части общества. В моменте было совершенно неясно, зачем лишний раз настраивать против себя всю немарксистскую Германию?
Что касается коммунистов, то они наряду с НСДАП стали главной партией протеста в годы Великой депрессии. Однако если к нацистам шли разочарованные консерваторы, либералы и бывшие аполитичные люди, то к коммунистам – рабочие, разочарованные в вялых социал-демократах. И какой смысл радикальной КПГ объединяться с теми оппортунистами, от кого к ним, наоборот, бегут избиратели? В итоге Компартия действительно призывала к «Единому фронту», но только социал-демократические массы, а не СДПГ как партию.
Но даже если предположить, что партийный союз каким-то образом воплотился в жизнь, то что бы изменилось?
Ничего.
На ноябрьских выборах 1932 г. коммунисты получили свой лучший результат – 16,9% голосов, и почти догнали социал-демократов с их 20,4%. Нацисты тогда упали до 33,1%. Теоретически «марксистский блок» со своими 37,3% крыл нацистов… но что с того? Для формирования парламентского большинства им нужно было раздобыть ещё как минимум 13% голосов, но никакая другая немецкая партия в тех условиях никогда бы не пошла на коалицию с коммунистами.
Самое же главное обстоятельство состояло в том, что согласно Веймарской Конституции назначение канцлера зависело от воли президента, то есть от кайзеровского фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. И как такой человек мог назначить марксистский кабинет? Он и не назначил, а сделал куда более логичный для себя выбор в пользу коалиции нацистов и правых консерваторов, чей совокупный результат в ноябре составлял 41,4%, а по итогам выборов в марте 1933 г. достиг 51,9%.
Пожалуй, единственное, что реально могло измениться в случае «Единого фронта» КПГ и СДПГ, так это то, что у общества было бы гораздо меньше сомнений насчёт репрессий против «красных». Если в реальности КПГ уничтожили к началу марта 1933 г., а СДПГ – в июне, то в случае их союза это бы случилось ещё быстрее. «Рейхсбаннер» и «Союз красных фронтовиков» никак не могли справиться с совокупной мощью рейхсвера, полиции, «Стального шлема» и «Штурмовых отрядов».
Таким образом, ни Сталин, ни немецкие коммунисты не несут никакой прямой ответственности за приход нацистов к власти. Можно рассуждать о косвенной ответственности, мол коммунисты своими действиями в России так напугали немцев, что избиратели и правящие элиты сочли нацистов эффективным противоядием. Но следует иметь в виду, что это могла быть не единственная мотивация для поддержки НСДАП, а никакой реальной угрозы коммунистического путча перед Германией в 1932/33 гг. не стояло.
В 1935 г. Коминтерн отверг свой старый тезис о «социал-фашизме» и призвал к формированию «Народных фронтов», в которые приглашали все антифашистские партии, включая социал-демократов. После войны в Восточной Германии на основании этой концепции СДПГ и КПГ объединились в Социалистическую Единую партию Германии (СЕПГ), которая стала правящей партией ГДР, а остальные партии вошли в «Национальный фронт», полностью лояльный режиму.