Сейчас, когда всё уже позади, я понимаю, что, как сказал мой муж, я не сделала всё от меня зависящее, чтобы не допустить случившегося. Но в своё оправдание я ответственно заявляю, что это получилось не нарочно. И заранее я ничего не планировала, как думает мой муж. А оно само так вышло. И этот телефонный разговор с его родственниками я запомню на всю жизнь.
В два часа ночи меня разбудил Никита.
— Что-то случилось? — спросила я.
Обычно муж будит меня ночью в трёх случаях. Или когда ему скучно, или когда он хочет есть, или когда он не очень хорошо себя чувствует.
— Тебе грустно? — сразу спросила я. — Ты проголодался? У тебя что-то болит?
Но в этот раз причина была в другом.
— Не угадываешь, Маша, — с горьким сожалением, ответил Никита.
«Не угадываю! — испуганно подумала я, пытаясь быстро сообразить, зачем меня разбудили. — Но что же тогда, если не это? Думай, Маша. Думай!»
Мне было важно самой понять причину того, почему меня разбудили. Потому что Никита уверен, что когда мужчина и женщина любят друг друга, то они понимают друг друга даже не с полуслова, нет, а вообще без слов.
— А если этого не происходит, и жена не понимает своего мужа без слов, — часто напоминал мне Никита, — стало быть, она его просто не любит. Другого объяснения этому я не нахожу, Машенька. Да и нет его — другого объяснения.
Когда кто-то из друзей Никиты приходил к нам в гости и спрашивал у него, а должен ли и муж понимать свою жену без слов, если любит её, то Никита уверенно отвечал, что и муж, конечно же, тоже должен.
— Вот я! — гордо говорил в таких случаях Никита своим гостям, ласково глядя на меня. — Понимаю Машу без слов. Да, Машенька?
— Да, — покорно отвечала я, хотя это было не так.
Никита меня совсем не понимал. Не то что без слов не понимал, а даже и со словами. Но ему я этого не говорила. Зачем? Чтобы, исходя из своей теории, он решил, что если он не понимает меня без слов, то и не любит меня? Так, что ли? Нет уж. Этого я не хотела.
Главное для меня было в таких случаях, что я понимаю его. И поэтому всегда отвечала то, что он хотел от меня услышать. И мой правильный ответ в виде простого согласия с тем, что он говорит, Никите всегда нравился.
— Умница, — говорил он мне в таких случаях и продолжал дальше разговаривать с гостями. — Более того, мне вообще не нужны слова, чтобы понимать свою жену. Своими словами Маша чаще всего только запутывает и себя, и других. Ведь так, Маша?
— Так.
— Умница, — говорил он мне, а дальше обращался снова к гостям, показывая на меня пальцем. — И в таких случаях я ей напоминаю, что лучше как можно меньше говорить и как можно больше молчать. Если, конечно, она меня любит и хочет, чтобы я её тоже любил и понимал. Я прав, Маша?
— Прав.
— Умница.
И вот Никита меня разбудил и смотрел на меня, и ждал, когда я сама пойму, почему меня разбудили.
Сейчас, когда всё уже позади, я не понимаю, как так получилось, что я сама не догадалась? Ведь это было так просто. Потому что в его руках был телефон. А звонить ночью нам могли только его родственники. И догадайся я об этом сама, может, ничего бы и не случилось.
Впрочем, это сейчас я такая умная. А тогда я просто смотрела на мужа и всем своим видом показывала, что не понимаю, чего он от меня хочет.
— Поговори с ними, — произнёс Никита, устав от моего непонимания, и поэтому, наверное, грустно вздыхая.
Его тоскливое настроение сразу передалось и мне. А как иначе? Ведь только что я не проявила себя по-настоящему любящей женой. Потому что не поняла его без слов. А это значит, что, в понимании Никиты, я не идеальная жена, как он думал. И моя любовь к нему ставится под сомнение. Какой кошмар!
А хуже всего, что даже после того, как он вынужден был заговорить со мной, я всё равно не понимала, чего он хочет и с кем мне нужно разговаривать.
И мне стало страшно. Получалось, что я даже со словами его не понимаю. И что, в таком случае, моя к нему любовь? Сплошной обман?
Короче, по-моему, с этого всё и началось (я имею в виду моё лёгкое умственное затмение, как позже сказал мне Никита). Оно началось с понимания мною того, что моя любовь к мужу — это обман (исходя из его теории).
Было бы правильным уже тогда, сославшись на какое-нибудь недомогание, спрятаться под одеяло. Но я не сделала этого.
— С кем поговорить? — спросила я, забирая у мужа телефон.
Я очень боялась, задавая этот вопрос. Я была уверена, что Никита сейчас увидит, что моя любовь к нему не так сильна, как он думает, и мы расстанемся навсегда. Но я решила, что больше мне терять уже нечего. И хуже уже не будет. Потому как всё равно я ничего не понимаю. Ни со словами, ни без слов.
Само собой, прежде чем ответить, Никита осуждающе посмотрел на меня. И я его не виню за это. Он имел право так на меня смотреть. Я сама виновата.
— С родственниками моими поговори, с кем же ещё, — ответил он. — Или ты думаешь, я разбудил тебя, чтобы ты мне вопросы глупые задавала?
Я вздохнула с облегчением. Слова мужа меня немного успокоили.
«Если он заговорил со мной, если объяснил, в чём дело, значит, ещё не всё потеряно», — думала я тогда.
Я поняла, что Никита хоть и недоволен, но мне даётся ещё один шанс.
— Извини, — сказала я. — Я ещё не проснулась.
Но здесь выяснилось ещё кое-что, что тоже послужило причиной того, что, как позже сказал мой муж, я слетела с катушек.
Дело в том, что я не знала, вернее не догадалась без слов мужа, что телефон включён на громкую связь. А Никита меня не предупредил, потому что был уверен, что я его люблю.
— Ну, так проснись! — раздался из телефона недовольный голос свекрови. — Сколько спать-то можно? Так всю жизнь проспишь.
Я знала, что моя свекровь была в курсе теории Никиты насчёт понимания между мужем и женой. Потому что она его этому и научила.
«Ну, вот и всё, — обречённо подумала я, — теперь и свекровь в курсе, что между мной и её сыном что-то не так».
— Соберись, Мария, — услышала я голос свёкра.
«И он знает, — промелькнуло в моём сознании, — следовательно, это конец. Больше надежды нет».
— Да-да, — рассеянно ответила я. — Я сейчас. Здравствуйте, Резеда Леопольдовна и Арамис Вахтангович. Я уже проснулась, собралась и слушаю.
— Никита сказал, что ты уже второй день как в отпуске, — сказала свекровь. — Это правда?
— В отпуске, — подтвердила я и уточнила, — со вчерашнего дня.
— Вот и хорошо, — произнесла свекровь. — Мы так и решили. Если ты — в отпуске, и тебе всё равно делать нечего, то, чтобы ты не скучала, мы приедем к тебе в гости. Мы тебе из поезда звоним.
— Зачем?
— Что «зачем»? — не понял свёкор.
— Звоните зачем?
— Затем! — ответила свекровь. — Чтобы сообщить, что через четыре часа мы будем уже в Москве. Встретишь нас на вокзале. Номер поезда я тебе вышлю. Нас будет четверо.
— Четверо? — переспросила я, думая в этот момент, что есть ещё двое, кто теперь тоже в курсе, что я не умею читать мысли мужа. — А кто ещё, кроме вас?
— Как кто? — удивилась свекровь. — Братья твоего мужа. Василий и Джонатан. Могла бы и сама догадаться. Или ты думала, что мы приедем к вам без них?
А я уже ничего в этот момент не думала. Услышав про старших братьев Никиты — Василия и Джонатана, я всё сразу поняла. И моя способность думать отключилась. Как позже объяснили мне подруги, это меня что-то свыше подстраховало и отключило эту способность.
— Итак, нас будет четверо... — продолжала свекровь.
Она собиралась сказать ещё что-то, но не успела.
— Да хоть пятеро, Резеда Леопольдовна, — спокойно произнесла я, — не понимаю, зачем вы сейчас мне это рассказываете?
— Не груби маме, — сказал Василий.
Василий неделю назад отпраздновал свой сорок первый день рождения. А за месяц до этого он развёлся, вернулся из Петербурга в родной город к родителям, считал себя в семье самым умным и на этом основании мог позволить себе делать мне замечания. Василий сообщил, что едет в Москву не просто так, а с целью! Хочет найти себе другую жену и закрепиться здесь уже на всю оставшуюся жизнь.
— Я не грублю, — ответила я. — Я просто не понимаю. Если ты едешь в Москву жить, то почему не снимешь себе квартиру?
— А говоришь, что не грубишь, — влез в разговор Джонатан. — Что значит, «снимешь себе квартиру»? Зачем что-то снимать, когда у нас в Москве живёт родной брат, а его жена — в отпуске?
Джонатан был на пять лет старше моего мужа. Через неделю ему должно было исполниться тридцать девять. Как выяснилось из его слов, в родном городе у него была невеста, а в Москву он ехал, чтобы сначала отпраздновать у меня свой день рождения, а затем и свадьбу.
— Свадьба — через две недели, — напомнила свекровь.
— Да мне плевать, когда у вас день рождения и свадьба, — опять спокойно произнесла я. — И я по-прежнему не понимаю, зачем вы мне это говорите?
Я посмотрела на мужа. Он ответил мне кислым взглядом и неодобрительно покачал головой. Но мне уже было всё равно. Потому что я понимала, что уже не являюсь совершенством в его глазах.
— Мама, я прошу у тебя прощения за поведение Маши, — сказал Никита.
— Тебе не за что извиняться, сынок, — ответил свёкор.
— Виновата твоя жена и она за это ответит, — произнёс Василий.
— А сейчас я хочу, чтобы она просто подготовилась к нашему приезду, — сказала свекровь.
— Время у неё есть, — добавил Джонатан.
— Экие вы настырные, — произнесла я. — Я так понимаю, вы по-прежнему намерены остановиться у меня?
— Не у тебя, а у вас, — ответила свекровь.
— У кого же ещё? — искренне удивился Василий.
— Других родственников у нас в Москве нет, — объяснил свёкор.
Арамис Вахтангович был на два года старше своей жены. Но в свои шестьдесят семь он считал себя ещё достаточно бодрым и свежим. Не сутулился, спина всегда прямая, голову держал ровно. В прошлый раз, когда они тоже все вместе приезжали к нам в гости, я была вынуждена заехать ему половой тряпкой по физиономии, за то что он, когда я мыла на кухне пол, позволил себе лишнее.
— Забавно, — сказала я. — Но как вы себе это представляете, Арамис Вахтангович?
— В каком смысле?
— В прямом, — ответила я. — Кто вас будет обслуживать? Я?
— Ты, — ответила за мужа свекровь. — А кто же ещё? Ты ведь в отпуске. И тебе всё равно делать нечего, потому что сейчас зима. И чтобы совсем не одуреть от безделья, ты и будешь нас обслуживать. А к тому же, не забывай, ты — жена моего сына. А значит, обязана.
Наверное, именно этих слов я и ждала.
— Вы заблуждаетесь, Резеда Леопольдовна.
— В чём?
— Мы с Никитой расстались. И я больше не его жена.
— Как расстались?
— Очень просто.
— Когда?
— Да вот только что. И сейчас он собирает свои вещи и вызывает такси, чтобы отправиться на вокзал. Я так думаю, что за четыре часа он успеет и собраться, и доехать. И вы встретитесь. А дальше уже как вам будет угодно. Хотите, оставайтесь в Москве, а нет — возвращайтесь на родину.
Сказав это, я выключила телефон и посмотрела на Никиту.
— Вещи помочь собрать? — спросила я. — Или сам справишься?
Но до Никиты ещё не дошло.
— Смешно, — ответил он. — А вообще, Маша, я хочу, чтобы ты знала, мне за тебя стыдно. Ты точно слетела с катушек. И теперь я вижу у тебя лёгкое умственное затмение. Но это тебя не оправдывает. И тебе придётся извиниться перед моими родственниками. Да-да, Маша, извиниться.
Я понимаю, что мои родственники несколько прямолинейны, но ты, Маша, перешла всякие границы. Ты вела себя крайне невежливо. Как ты разговаривала с моими старшими братьями? И как у тебя повернулся язык, так разговаривать с моими родителями? Ты не сделала всё от себя зависящее, чтобы не допустить случившегося.
Где твоя мудрость? Где твоя выдержка? Я разочарован. Звони сейчас же маме, говори, что ты пошутила.
Я хотела по-хорошему. Честно. Хотела. Не получилось. И Никита вынужден был уйти сразу, после того как закончил свою речь.
Он пытался не допустить этого и упирался всеми возможными способами. Хватался за ручки дверей, упирался ногами в дверные коробки. Не помогло. Преимущество было на моей стороне. Не только в весовой категории, но и психологически я была в большей степени настроена на победу. В результате чего, уже через десять минут он был выкинут из квартиры. ©Михаил Лекс