Глава 3.
Мамуля моя, конечно, лучшей доли для меня хотела. Как она говорила - легкого хлеба. И решила она сделать из меня музыкантшу. Целый год деньги копила. Старыми деньгами пианино стоило 5000, а новыми 1963 года выпуска 500 рублей. Деньги были большие по тем временам. От бабы Тани меня забрали, вольная жизнь закончилась.Стали меня (за год до школы это было) возить к пожилой пианистке Ольге Ильиничне, чтобы занималась со мной музыкой. Конечно, она уже не работала, я думаю, что это была женщина из царской России, окончившая гимназию, кем она работала на фабрике клавишных инструментов, не знаю. Тогда дворянки даже мытьем полов занимались, Дворянское происхождения было приговором. Его скрывали. Но судя по шляпкам, которые она носила, ее подругам, к которым она ходила, по манере их речи, они были дворяночки. Но это мои предположения. О своей жизни такие люди, естественно, не распространялись. Ольга Ильинична была маленькая, худенькая, темноволосая с правильными чертами лица, прихрамывала слегка. В молодости была, наверное, красива. Помню, как первый раз меня привезли к ней на урок. Жила она в Разгуляе в маленьком аккуратном флигельке. Пианино у нее было не простое, а с канделябрами. На нем лежали большущие блестящие раковины, ажурные салфеточки. В уголке стояла резная ширма. Я, как эту красоту увидела, у меня дух захватило и говорю: "Как у ТЕБЯ красиво!" Тут мне впервые объяснили, что к посторонним взрослым людям надо обращаться на "ВЫ". К обеду она вела меня к матери на работу, мы с ней обедали. До конца дня я бродила по фабрике клавишных инструментов, но даже мысли не было подойти к пианино и поиграть. Вывод делаю такой: "Дети должны посещать детский сад, общаться с ровесниками, развиваться, знать правила поведения". Впрочем, когда я пошла в первый класс, таких, как я было девяносто процентов.
Почему же «Змея подколодная»?
Я уже говорила, что моя родительница поставила себе цель – во что бы то ни стало сделать меня пианисткой. Для этого она, отказывая себе во всем, копила деньги на фортепиано. Инструмент и правда был замечательный. Немецкая механика, великолепное звучание. Но кто бы знал, как я его ненавидела! Ненавидела всеми фибрами своей души. До сих пор для меня загадка, как меня приняли в музыкальную школу при Пермском музыкальном училище? При поступлении нужно было угадать, сколько звуков прозвучало в аккорде, и повторить голосом проигранный небольшой и несложный музыкальный отрывок. Я это выполнила, видимо, правильно. Помню, что мама подсуетилась и кому-то что-то принесла в конверте. Видимо, и, скорее всего, по этой причине меня и взяли на обучение в музыкальную школу.
Занятия проходили по воскресеньям: сольфеджио, хор, наверное что-то еще было, но этого я не помню. Сольфеджио было мне скучно и неинтересно, зато хор я любила, пела с удовольствием. Занимались с нами студенты училища один раз в неделю. Может быть, в нормальной музыкальной школе у меня бы сумели пробудить интерес к музыке и даже развили музыкальный слух, но, как говорится, не судьба. Слух, видимо, все-таки был, потому что пела я хорошо, мотив не уводила, не фальшивила, даже слышала, когда я или другие брали не ту ноту, но за все время обучения я не написала ни одного музыкального диктанта даже на тройку. Двойка у меня была твердая, постоянная и нерушимая. Конечно, мне очень попадало за эту двойку, но что я могла поделать, если другой оценки получить не удавалось. Тем более, авторитетный для меня человек, моя вторая мама – бабушка Таня, также, как и я ненавидела пианино и называла его не иначе, как «гробина». Не сказать, чтобы у меня не было талантов, которые следовало бы развивать. Я очень неплохо рисовала, любила танцевать, повторяя движения за балеринами. В то время в Перми уже запустили телевидение. У соседей был телевизор с линзой, там часто показывали балет, а я смотрела и повторяла. Нравилась акробатика и гимнастика, на мостик я вставала сначала с пола, а потом и прогибаясь назад, упорно пыталась сесть на шпагат, и даже добилась успехов, закидывала ноги за шею и так сидела. Ходила я и в школьный хор. Заметьте, никто меня не заставлял. Все этим я занималась сама, по доброй воле, по собственному желанию. Ну, так отдайте меня в художественную школу, спортивную или хореографическое училище, которое тоже было в Перми. Почему на музыкалке-то свет клином сошелся? В общем нашла коса на камень. Мать поставила себе цель – сделать меня пианисткой, я - ни за что на свете не хотела ей стать. Тут мне на память приходит анекдот: "О чем вы думали, водитель запорожца, когда выезжали на перекресток на желтый свет? – Думал – проскочу. – А вы, водитель самосвала? – Хрен ты у меня проскочишь!" Вот такое «ДТП» случилось в нашей семье. Мать в пух и прах разругалась с бабушкой, мне запретили даже думать о ней. В ход пошел солдатский ремень, шнур от утюга, мокрый грязный веник и вообще, что под руку попадет. Я же возненавидела люто, тихо и навсегда музыкальную школу, пианино, мать, дом. И начала бунтовать. Это был «бунт на коленях»: молчаливое неповиновение.
Бунтовать я начала со второго класса. Кстати, забыла сказать об общеобразовательной школе. Там в первом классе я была круглой отличницей. Помню как сейчас, с каким удовольствие я выводила кружки, палочки и крючочки, урок чистописания был моим любимым: очень нравилось выводить буквы . Они получались такими красивыми, где-то пузатенькие, где-то тоненькие линии приводили в восторг. Были даже любимые буквы, которые мне казались особенно хороши: а, б, ш, д,р. Буква «ж» ассоциировалась у меня с жуком, я ее боялась. Смешно теперь все это вспоминать…
И так, второй класс. Если в первом классе меня на занятия музыкой возили, то во втором я ездила самостоятельно и в училище, и к преподавателю. Тот студент, который занимался со мной в первом классе, закончил училище, и меня прикрепили к другой студентке. Она жила в Рабочем поселке, ехать надо было на автобусе, без пересадок. Меня дважды туда отвезли, а потом я ездила самостоятельно. Так как я поставила себе цель - ни за что не стать пианисткой, то и заниматься особо не занималась, разве что получив пряжкой солдатского ремня по заднице. Могла и вовсе не приехать на занятия, сославшись на то, что забыла дневник, поэтому и записи в нем нет. Занятия в училище были по воскресеньям, ехать туда надо было сначала на автобусе, потом на трамвае, а потом еще два квартала пешком. Учитывая, что жили мы в частном доме, вода на колонке, печь надо топить, снег чистить, огород к тому же, возить меня на учебу в выходные было не всегда сподручно, поэтому частенько я добиралась самостоятельно. И вот однажды мне в голову пришла счастливая мысль, вместо училища отправиться к бабушке Закаму и попросить ее взять меня к себе жить. Не долго думая, я так и поступила. Домой ехать было страшно, так как меня ожидала очередная порка. Я осталась у бабушки. Не знаю, был ли дома переполох, но в понедельник вечером отец приехал за мной. Как и следовали ожидать, мать от души меня отлупила и пообещала бить меня смертным боем, если я еще раз так поступлю. Я же для себя решила: хоть убей, но в гробу видела я ваше пианино вместе с училищем.
С тех пор бегство к бабушке стало для меня доброй традицией, а для родителей – головной болью. Бабушка и дядя Жора были на моей стороне, защищали меня, даже спрятали однажды от разъяренной матери, когда она лично за мной явилась. Дядя говорил и ей, и отцу (впрочем, от отца ничего не зависело, он меня не бил и где-то в душе даже жалел), чтобы оставили затею с музыкалкой, не надо насильно заставлять, если нет тяги и желания, не всем музыкантами быть суждено. Но это не возымело никакого воздействия. Тогда мать решила меня напугать, а, может быть, и в самом деле сдать в колонию для малолетних преступников (так она мне сказала, вручив узелок с хлебом), и мы поехали в детскую комнату милиции (как я теперь понимаю к инспекторам по делам несовершеннолетних). Помню, это был межсезонье, мы зашли, мать сказала, что я отбилась от рук, она не может со мной справиться и т.д. Меня попросили выйти из кабинета и посидеть в коридоре. Не знаю, что там ей говорили, но она вышла красная, со слезами на глазах, и мы поехали обратно домой. Так из всех воспитательных мер остался отцовский солдатский ремень, а из имен - «Змея подколодная», «Закамский выкормыш", «Олух царя небесного», «Лодырь» и еще какие-то, которые за давностью лет забылись. С первыми двумя я была согласна. А вот с «Олухом» и «Лодырем» - нет. В школе училась средне - на четверки и тройки, пол мыла, дрова пилила, огород копала и полола, воду носила и в дом и в баню, картошку чистила… Однажды они сидели за столом и что-то ели, уже не помню что, я подошла и сказала: «Дай мне». Отец ответил: «Рука в говне». А мать добавила: «Вымой в лохани, будет еще поганее». Это они мне сказали, давая то, что я просила. Видимо, у них были такие шутки. Я, естественно, не взяла, резко развернулась и убежала. Однажды, будучи уже взрослой, я спросила мать, зачем она это все делала? Ответ был такой – ничего этого не было, ты все выдумала. Ну да, во сне приснилось! Как же долго я спала, целых три года… Зато когда мать сдалась и перестала третировать меня обучением музыке, какое же облегчение я почувствовала! И даже не оттого, что не буду получать ремня – обвыклась и задубела, а от того, что освободилась от ненавистной обязанности. Лет пять я не только не подходила к пианино, но даже в сторону инструмента не смотрела. Потом, когда я училась уже в восьмом классе, я подошла к пианино, открыла крышку, села, провела по клавишам, сыграла соль – ми-ми, соль-ми-ми, соль-фа-ми-ре-до. Подумала, надо же пальцы еще помнят. Взяла школу Николаева, открыла, сыграла какую-то простенькую пьеску для правой руки. Потом гамму до-мажор, сначала правой, потом левой рукой, потом обеими вместе. Мне вспомнилась пьеса «Ригодон», за которую меня нещадно лупили и заставляли учить наизусть, а если ошибалась, получала такой подзатыльник, что зубы клацали. Я ее открыла, сначала сыграла партию правой руки, потом партию левой. Сразу вместе не получилось. Пришлось потренироваться. Затем я добыла самоучитель Зимина. Как же мне нравилось играть Полонез Огинского, Вечернюю серенаду Шуберта, вальс Амурские волны…. И ведь никто не заставлял, не принуждал. Сама. Может быть и получилась бы из меня пианистка, если бы….
Впрочем для матери до конца жизни я так и осталась змеей подколодной, не умела она прощать своих поражений.
Продолжение:
Начало:
Дорогие читатели, не забывайте ставить лайки, если вам понравился рассказ! Для нас с героиней рассказа - это моральная поддержка, вдохновляющая на написание продолжения. А впереди ещё очень много захватывающего, того что не придумать и не нафантазировать при всем желании. Пока количество лайков вызывает только недоумение🤔