Светлана Арестова, переводчик и преподаватель Creative Writing School, прочитала книгу Зои Сомервилл и поделилась своими впечатлениями.
Второй роман школьной учительницы Зои Сомервилл «Дом на болотах» вышел на английском языке в 2022 году, спустя два года после ее дебюта «Ночь потопа» (The Night of the Flood, 2020). Сюжетно романы не связаны, но местом действия и в одном, и в другом служит ее родной Норфолк, графство на восточном побережье Англии, а интрига разыгрывается на фоне природных бедствий: в «Ночи потопа» это наводнение 1953 года, а в «Доме на болотах» — Большой Холод 1962–63 годов.
«Дом на болотах» — это история с привидениями, разворачивающаяся сразу в нескольких временных пластах. В 1962 году молодая женщина Мэлори, прихватив с собой дочку и собаку, сбегает из Лондона, подальше от неверного мужа, в норфолкскую деревушку на берегу моря. Ее приводит туда фотография дома, которую — уже при смерти, в морфиновом тумане — вручила ей мать.
Полагая, что дом связан с прошлым ее отца, Мэлори арендует его на Рождество — ей хочется отвлечься от мрачных мыслей, разгадать семейную тайну и устроить дочери счастливый праздник. Из всего перечисленного у нее получится лишь одно.
Дом с фотографии — вовсе не курортный коттедж с видом на море, а мрачная обитель, пропитанная солью и болотными испарениями, подобная гигантской торчащей из земли голове:
«Множество мелких глаз дома — она насчитала на фасаде по крайней мере восемь окон — были слепы, и в сумраке его сложенное из песчаника и кирпича лицо казалось тусклым и неприветливым. <…> Выступающее вперед крытое крыльцо, за которым пряталась входная дверь, зияло темным провалом, как разинутый рот»
Сразу за домом начинаются болота, за окнами клубится туман, а в ночи воет Черная Лузга из народных преданий, вдохновившая Конан Дойла на создание «Собаки Баскервилей». В деревне всего один паб и один магазин, а местные говорят, что в доме кто-то умер и с тех пор там никто не живет. Идеальное место для семейного торжества.
На чердаке Дома на болотах Мэлори находит дневники некой Розмари Райт, в которых описываются события, происходившие в этом самом доме в 1930-е годы. Розмари — настоящая дикарка, дитя болот (тут вспоминается Киа из романа Делии Оуэнс «Там, где раки поют»), деревенские дети ее боятся, а собственный отец старается не замечать. Но когда Розмари исполняется пятнадцать, в деревню из Лондона приезжает полковник Лафферти с женой и детьми — обаятельным Фрэнком и гламурной Хильдой. Дальше следует ослепительное лето с шампанским, ездой на кабриолете и лодочными прогулками — недолгая счастливая пора перед чередой катастроф.
Дневник завораживает Мэлори, как болотный огонек — заблудившегося путника. Мэлори становится одержима историей Розмари и, уделяя все меньше внимания своей хмурой восьмилетней дочке, проводит вечера с бокалом хереса и дневником. Поначалу переживания Розмари помогают ей отвлечься, но вскоре она замечает, как сильно они похожи на ее собственные. Границы между прошлым и настоящим размываются, и образы из дневника прорастают в реальность.
Самое жуткое в романе Зои Сомервилл — это, пожалуй, не лица в окнах и не тени в тумане, которые мерещатся Мэлори, а тотальная подавленность героинь: женщины у Сомервилл лишены субъектности. Они себе не принадлежат.
Розмари и ее мать (представьте себе англо-индийскую Берту Рочестер начала двадцатого века) вынуждены подчиняться воле отцов и мужей. Даже Мэлори себе не хозяйка. Казалось бы, шестидесятые — это уже не начало века, и у женщины куда больше прав и свобод. Но Мэлори — мать, она принадлежит ребенку.
Зои Сомервилл беспристрастно показывает отчужденность, которую испытывает Мэлори после родов, сопротивление, которое вызывает в ней посягательство новорожденной дочери на ее тело:
«Но она, мать, боялась ребенка. Крошечная тщедушная зверушка, которая на нее полагается. Когда ее попытались приложить к груди, Мэлори охватило отвращение — этот сосущий рот, это яростное дерганье ее соска. <…> Когда младенца унесли в детскую палату, Мэлори почувствовала только благодарность»
Чем больше Мэлори пытается вырваться из роли матери, тем сильнее ее чувство вины. Послеродовая депрессия растягивается на годы, окутывая ее, как толстый слой норфолкского снега.
Судьбы женских персонажей в романе отражают и повторяют друг друга. Над Домом на болотах словно бы нависло проклятье, заставляющее его обитателей двигаться по заколдованному кругу, и перед читателем проносится целая череда несчастных матерей и недолюбленных дочерей, порой сливающихся в один мрачный образ. В попытке освободиться Розмари идет на отчаянный шаг, после чего обе сюжетные линии развиваются все стремительнее и сталкиваются в сюрреалистичном коллаже сцен. В последних главах читатель получит ответы на большинство вопросов, но не сможет отделаться от нехорошего предчувствия, что это еще не конец.
Как литературный переводчик — а еще фанат Екатерины Ракитиной и Анны Гайденко, уже работавших в тандеме над романом М. Л. Рио «Словно мы злодеи», — поделюсь впечатлениями о переводе.
Екатерина чудесно передала и вкусную готическую атмосферу, и натуралистичные описания телесности, и будничные сцены из жизни матери и дочки. Мне показалось, что в некоторых местах она намеренно подгоняет перевод неуютно близко к оригиналу — и для ритма, и чтобы добавить тексту инаковости, которая хорошо работает в сочетании с нагнетаемым автором чувством тревоги.
Интересна с переводческой точки зрения оптика Розмари: это и взгляд подростка, в котором бурлят страсти и страхи, и рефлексия с некоторой эмоциональной дистанции, ведь она ведет дневник уже после того, как все произошло. С записками Розмари контрастируют отрывки с напевным ритмом от лица старухи-знахарки, которая словно рассказывает нам сказку. В переводе вообще замечательно передана мелодика текста.
Несмотря на тяжелые темы, книга не вгоняет в депрессию, а дает прикоснуться к тому темному и таинственному, что кроется в каждом из нас. Так что, если вы любите болотную готику в духе сестер Бронте и романа Джоан Робинсон «Когда здесь была Марни», «Дом на болотах» с его болезненным обаянием и уютной неуютной атмосферой придется вам по душе.