Перевод фрагмента текста Линь Пэйюаня из сборника рассказов «Вундеркинд и магнитофон»
Отец вырастил белую «ворону». Правда назвать ее «вороной» было бы не совсем верно, ведь она вся абсолютно белая: крылья, шея, пальцы, даже глаза белые, а радужка прозрачная. Не считая пары чёрных зрачков, на ее теле нет других цветов. Мы спросили: «Но разве вороны не чёрные?» Поглаживая клетку, отец поправил: это «белая ворона», а не просто ворона. Ворона — это неприятная птица в чёрной мантии, а белая ворона — несравненная! Потом отец снова и снова настаивал на том, что если не называть вещи своими именами, то не станешь зрелой личностью, да и непонятно будет, о какой птице идёт речь.
«Белая ворона — это не ворона». Он говорил каждому встречному, что обладает самой удивительной птицей на свете. Раньше отец держал дроздов, майн, сорок, волнистых попугайчиков, канареек, лиотриксов…, но ни одну птицу он не любил так, как белую ворону. Крыша нашего дома — это не только территория отца, но и место, где живут все его птицы. Он целыми днями неустанно заботится о них. Рано утром, до того, как птицы в клетках проснутся, отец приходит на крышу. Там сделано ограждение из проволочной сетки, похожее на гигантский купол. В спокойной неподвижности висящих клеток есть какая-то торжественная тишина. Пока птицы сидят тихо, кажется, что это ряды пустых клеток, но как только птицы просыпаются и начинают хлопать крыльями, то от клеток будто остаётся одно название, и они оживают. Отец приносит просо, пшено, семечки и наблюдает, как его питомцы соревнуются за лакомство. Их щебет подобен звукам природы где-то в тихом уголке земли. Откинувшись на спинку скамейки, он сидит на крыше с закрытыми глазами, погруженный в симфонию пения птиц.
Отец безумно любит птиц. Он говорит, что прожить жизнь в славе и богатстве — это лишь внешнее, и только если у человека есть дело для души, то для него возможна загробная жизнь. Он держит птиц не ради пустой славы, а для умиротворения и даже записывает их пение. Никогда и в мечтах он не мог представить, что благодаря этому многолетняя бессонница отступит сама собой.
На протяжении многих лет отец придерживался собственной жизненной философии: жил трезво и непринужденно, и никто не ожидал, что издалека прилетит белая ворона и, как выбившаяся из мелодии нота, нарушит ритм текущей жизни.
В том году отец вместе с Суйсяньской ассоциацией работников литературы и искусства отправился в Хуаншань собирать народные песни. В этих местах зима суровая. Родившегося на юге отца привлекли туманные облака у подножия горы Хуаншань. Он незаметно для себя отбился от группы попутчиков и в одиночку пошел наверх. Горный туман на пути был похож на сон, и этот вид словно опьянил отца. Вечером стало темнеть, канатная дорога закрылась, и лишь редкие туристы оставались на горе. Не было слышно звуков шагов, но было видно, что надвигается тьма. Хлопья снега садились на макушку и брови, а пронизывающий холод поднимался по спине. Отец понял, что он в ловушке: ни вверх ни вниз. Ничего не оставалось делать, кроме как шаг за шагом нащупывать путь с середины горы к ее подножию. Каменные ступени были покрыты льдом и снегом: гладкие, как зеркало. Отец сделал несколько шагов и упал. В полуметре находилась пропасть, и было слышно только журчание воды: то дальше, то ближе, будто невидимые руки подзывали к себе. «Спрыгивай, спрыгивай!», — послышался громкий голос. Сердце отца ушло в пятки от страха сорваться со скалы и погибнуть. Он думал о жене и детях, он думал о своем далеком доме, думал о своей жизни в самом расцвете лет, и слезы выступили на его глазах.
Чем дальше отец спускался, тем громче становился шум воды, а по слабому свету он определил, что в нескольких милях отсюда должно быть село. Огни покачивались и мерцали в глубине ночи. Они пронизывали тени деревьев и скал, непрерывно взывая к отцу. Страстное желание жить крепло, и отцу хотелось побежать что есть мочи и броситься в объятья человеческого мира. Он не осмеливался оглянуться, боясь, что тяжелая темень подавит его. В этот момент послышался легкий шелест, и в кромешной темноте вспыхнули два слабых огонька, похожих на стеклянные бусинки, танцующие при свете свечей. Отец решил, что у него галлюцинации: он в онемении всматривался в пульсирующее живое пятно света. Оно двигалось и покачивалось, как будто невидимый человек высоко держал фонарь.
Отец так разволновался, что чуть не заплакал. Он следовал за чудесным лёгким светом, спускаясь аккуратными шагами по скользким каменным ступеням. Хрусть, хрусть. Подошва терлась о ледяную корку, ломая ее будто ножoм. «Когда человек напуган до предела, ему больше не страшно». В течение многих последующих лет поездка, которую можно было бы назвать «Висящая на волоске жизнь в Хуаншане» в разных вариантах воскресала снова и снова. Отец запомнил ее навсегда: опасное приключение прошло красной нитью через всю его жизнь.
В эту темную снежную ночь не Бог и не призрак указывал путь отцу, а белоснежная ворона. По мере спуска с горы время тянулось, тело наливалось свинцовой тяжестью, голова раскалывалась. Отец с трудом шел вниз по горной дороге, его руки и ноги окоченели, и было непонятно, что его ждет: жизнь или смерть. Ступив на последний камень у подножия горы, отец почувствовал, что почва под ногами закачалась, а небо над головой будто перевернулось. Он плюхнулся на колени и поцеловал землю.
У подножия горы давно уже не было ни души, и только хлопья снега тихо парили в воздухе. Отец увидел неизвестное существо, пристально смотревшее на него из темноты. Это оно помогло шаг за шагом преодолеть трудный путь к спасению. Отец испугался и хотел убежать, но не смог двинуться с места. Он затаил дыхание и робко пошевелился. Приглядевшись, он понял, что это ворона. Исходя из своего богатого опыта, отец заключил, что это определенно ворона, заснеженная на морозе ворона. От холода сознание было таким спутанным, что сначала ему казалось, что перья были покрыты снегом, но при внимательном рассмотрении стало видно, что сама ворона белая, ослепительно белая.
Отца будто поразила молния: ему почудилось, что он наткнулся на вороний дух, потерянную душу вороны, от которой остался только тонкий белый цвет. Это был подобный отраженному от снега в яркий солнечный день белый, слепящий глаза свет.
Белая ворона молча стояла на снегу и смотрела на отца. Ее взгляд был такой пристальный и холодный, как будто потусторонний. Отец был в трех метрах от птицы и осторожно приблизился, думая, что ворона улетит, но она неожиданно вспорхнула на его плечо. Отец не осмеливался пошевелиться, чтобы не спугнуть птицу. Острый белый клюв издал каркающий крик, и отец отчетливо услышал, что ворона сказала ему идти. Он расправил свое окоченевшее тело, сделал шаг и ускорился.
Добравшись до постоялого двора у подножия горы, после тарелки горячего супа и отдыха отец немного пришел в себя. Хозяин гостиницы сказал, что во второй половине дня туристическая группа кого-то потеряла, и они уже сообщили о пропаже человека в районе ландшафтного парка, но пока неизвестно жив ли он. Отец отхлебнул суп и промолчал. Он и был тем самым потерявшимся человеком. Телефон его разрядился, и никто не мог ему дозвониться. Он сидел и слушал разговоры людей о жизни и смерти, которые к нему не имели никакого отношения. Отец оставил страх позади. К тому же, пройдя через смертельное испытание, он вернулся в жизнь с первой своей белой вороной. В ярко освещенной гостинице ворона тихо свернулась клубочком на отцовском ватнике, будто ее и нет.
Отец решил, что белую ворону принес ему в дар Бог Смерти.