Степан не заходя в избу, прошёл в хлев, собираясь навести там порядок, дать всей живности сена, но войдя туда понял, что там уже по хозяйничали без него, не дождавшись его прихода.
– Ну, Аннушка, вот непоседа! – улыбнулся молодой хозяин дома. – Своих дел ей мало что ли! – сердце его радостно встрепенулось, но улыбка на губах была весьма не весёлой.
Войдя в дом, почувствовал аромат вкусной еды, жены не было видно. Не снимая обуви, стоя у порога, окликнул её:
– Аннушка, ты дома?
Тут же она появилась из соседней комнаты.
– Стёпушка, ты пришёл! Вот и славно! Разувайся, чего возле порога стоишь, ужин как раз готов.
– Я задержался немного, – чуть смущаясь произнёс он, вспоминая состоявшийся разговор с матерью. – Не надо было в хлеву убираться, своих бабьих дел тебе не хватает.
– А мне не трудно, какие там дела… – отвечала Аннушка, её щёчки тронул пунцовый румянец, уж больно страстным был взгляд мужа, – вот скоро Зорька отелится, тогда и будет дел невпроворот.
– И всё же, оставляй эти дела для меня. Подай вёдра, я воды натаскаю.
Молодая жена ещё больше смутилась.
– Так не надо больше воды! И вёдра и кадка полны… Чего мне делать было, вот я и наносила. Колодец же совсем близко…
Ничего Степану не оставалось, только глубоко вздохнуть и тяжело выдохнуть. Снял обувь, верхнюю одежду, подошёл к Аннушке, обнял прижал к себе. Чтобы коснуться губами её макушки, ему пришлось нагнуться.
– Счастье моё, обещай, что не будешь делать работу, которую я должен делать. А то мне прямо стыдно!
– Стёпушка, ты же не отдохнуть к родителям ходил, наработался, устал. Что плохого с того, что я немного похлопотала по хозяйству…
Она посмотрела ему в глаза, видела всё ту же страсть и нежность. Муж улыбнулся.
– А, где же твоя покорность мужу? Ты мне, что должна сказать? И при том не впервой вижу твоё самоуправство, – говорил он совершенно серьёзным тоном, но Аннушка чувствовала, что это напускное и тот едва сдерживается чтобы не рассмеяться и она решила подыграть ему.
– Прости, суженый мой, что ослушалась тебя снова! Прости, хозяин мой, больше подобное не повторится…
Они смотрели друг другу в глаза, оба едва сдерживая смех.
– Тогда и вы, Степан Фёдорович, не смейте чистить картошку, даже когда я занята.
Степан расхохотался, как пушинку подхватил жену на руки, закружив по горнице, вскоре остановился, поставил Аннушку на пол и прильнул к её губам своими губами. Он сразу же почувствовал, как она вся сжалась, вся её девичья сущность напряглась, а ещё более постройневшая за время замужества фигурка затрепетала.
– Не бойся меня, Лада моя, не обижу я тебя… – прошептал муж, страстным шёпотом.
Молоденькая жена, выскользнула из его объятий и скрылась за дверью соседней комнаты.
У Степана был порыв тут же последовать за ней, но во время остановился. Растёр ладонями лицо, пригладил начавшую отрастать бородку.
– Вот так и живём, – тихо произнёс он, прошёл в чулан, понял, что Аннушка ждала его. Еда уже была разложена по мискам: пироги, квашеная капуста, солёные огурцы, хлеб… и даже квас в глиняной кружке. Только очень аппетитная румяная картошка всё ещё стояла на плите, дожидаясь своей очереди. Всё это он перенёс на стол и отправился звать жену к ужину.
Она стояла у окна, что выходило на задворки, не обернулась на звук открывшейся двери. Степан подошёл, положил ей свои руки на хрупкие плечи, развернул в свою сторону. Аннушка не могла посмотреть ему в глаза.
– Не плачь, радость моя, всё у нас с тобой наладится... Я подожду того счастливого момента, когда ты примешь меня как мужа. Люблю тебя! Ты покорила меня окончательно и бесповоротно почти два года тому как и никакие препоны, не заставят меня осерчать на тебя.
Он снова нагнулся, поцеловал её в губы, но на этот раз недолги поцелуем, успев почувствовать, что она это восприняла не так как несколькими минутами ранее.
– Кормить пора мужа твоего! – уже озорно глядя в любимые глаза, громко воскликнул Степан с напускной сердитостью.
– Да! Пора! – воскликнула Аннушка, торопливо вытирая мокрое от слёз лицо, перебросила с плеча за спину толстую косу. Подхватила руку мужа и потянула его в сторону двери, переступив через порог резко остановилась, увидев накрытый стол, рассмеялась.
– Вот только попробуй ещё хоть раз не своим делом заняться! – воскликнула она, оглядываясь на Степана.
После ужина хозяин вышел в хлев проведать как там Зорька себя чувствует, а молодая хозяюшка села за ткацкий станок, чтобы завершить работу по изготовлению половиков. Его недавно переправили из родительского дома, а заказ она получила от односельчанки, собиравшейся вскорости выйти замуж, за кого не открылась, только смущённо улыбалась глядя на юную мастерицу.
Половики изготавливались не только из старых порванных на тонкие полоски вещей, но и из специальной тесьмы предназначенной для этих целей, которой снабжал её тятя. Из неё получались такие красивые дорожки, что трудно было поверить, что изготовлены они почти вручную. Однако и стоили они намного дороже, купить их имели возможность не все. Но всё же заказчиков хватало, со всей округи были желающие.
Вернувшись в дом Степан прилёг на кровать, прислушиваясь к монотонному звуку работающего ткацкого станка, не заметил как задремал…
Проснулся по среди ночи от лёгкого прикосновения, открыв глаза увидел Аннушку, она стояла возле кровати в лёгкой сорочке с распущенными волосами спадавшими до бёдер. Это ложе предназначалось для сна одного человека, как мог дальше отодвинулся к стене, давая возможность ей прилечь рядом.
Она не торопясь, осторожно легла, прижалась спиной к груди мужа. Тот обнял её, прижал к себе. И всё же Аннушка очень волновалась, он это чувствовал. Нет! Спешить сейчас не нужно… Путь привыкнет, осознает, что он человек которому можно и нужно довериться полностью, ближе его и крепко любящего её нет никого (может быть кроме родителей). Он жаждал близости, но знал и понимал, что она пришла к нему сама значит готова принять и возможно он услышит страстное признание в любви…
После посевной началось строительство сразу трёх домов для сыновей Василия Павловича. Нанятая бригада, сам хозяин семейства, сыновья его, зять и сват Фёдор Степанович трудились на стройке от заря до заката.
Марфа и сваха Дарья целыми днями готовили еду для работников, Аннушка им во всём помогала, но на ней лежала забота о живности во всех трёх дворах, а её было много на трёх подворьях. Никто не жаловался, не пытался куда-то скрыться от работы.
Дома все три решили строить рядом на одной улице, место было выбрано самими будущими владельцами, но Василий Павлович пытался их отговорить, так как ранее здесь стояли жилые дома, однако несколько лет тому назад случился масштабный пожар, всю улицу поглотил он. Десяток семей остались без жилья. Но место-то уж больно хорошее – всё рядом. Храм возвышается над селом, до речки рукой подать, отсюда видно как она делает крутой извив и уходит вдаль чтобы где-то соединиться с более крупной рекой, сельская управа, лавка, новую школу начали строить… Не место – мечта! Многим хотелось поселиться здесь, но предрассудки всё же брали верх и место это так и оставалось пустырём, заросшим гигантскими лопухами в которых мог скрыться с головой самый рослый человек. Земля видно здесь была очень плодородной, но и страх потерять свой дом в новом пожаре был сильнее, так как помнили – горели дома на этом месте не единожды.
А вот виж ты нашлись смельчаки! Кто-то из односельчан с опаской отнесся к этой затее, кто-то махал рукой и говорил этим людям: «Да бросьте выдумывать! Место самое лучшее! Я даже приду на помощь как только начнётся строительство!». Были и такие, кто молча наблюдал за тем как быстро продвигались дела со строительством домов, но со злорадством думали и желали чтобы всё, всё же повторилось. Да! Увы были и такие…
Василий Павлович каждый день видел новых людей, что прибывали им на подмогу. Он - то никого не звал зная, что у каждого свои дела, но люди шли и шли. И те кто мог работать строительными инструментами, и те кто мог только поддержать, подать, принести, убрать из под ног щепки, стружку… Ведь и без таких помощников не обойтись. Надо кому-то на пилораму в соседнее село отправляться, брёвна закупленные не все удалось перевезти… Так, что хозяин был рад каждому помощнику.
Вот уже срубы трёх домов сияли «золотом». Глядя на них было понятно, что будут они не хуже того в котором проживает Аннушка со своим мужем.
В жаркие дни обносила она всех работников прохладной водицей, да ароматным пряным квасом, мужики благодарили за заботу, а то и провожали завистливым взглядом. Степан видел эти взгляды, но вместо злости возникало у него другое чувство: радость. Порой даже гордость! Не за себя… За неё!
– Стёпушка, передохни чуток, – услышал Степан голос своей жёнушки, пробившийся сквозь гулкий звук стройки. С размаху вонзил он топор в толстое бревно, которое умело обтёсывал. Подошёл к Аннушке, взял из её рук крынку с ледяным квасом (в погребе лёд лежал почти до нового снега), при этом накрыв её руки своими начавшими грубеть от топора ладонями. Видел охватившее её смущение, как она окинула взглядом рядом работавших мужиков, вдруг кто увидел его нежность.
– Устала, счастье моё! – спросил молодой мужчина передавая опорожненную кринку ей в руки.
– Какое там устала! Я-то без дела маюсь! Матушки меня близко к работе не подпускают! – воскликнула Аннушка, Степану даже показалось с обидой.
– Тебе я думаю, хватает дел.
– Вот и ты туда же! Всё за дитя меня держите! Хочешь покажу как и я топором владею!
– Нет уж! Ты своими делами занимайся, а мы уж тут как-нибудь сами, – улыбнулся ей муж, подмигнул, словно на что-то намекая и взялся за свою работу. А она снова пошла наполнять кринку квасом…
Пришлось делать длительный перерыв на сенокос, с которым справлялись так же дружно. Погода стояла на удивление ясной, обычно хоть один ливень да пройдёт, но в это лето обошлось без дождей. По этой причине и с сенокосом справились быстро. До уборки урожая было немного времени и строительство домов продолжилось. Мужики надеялись, что до холодов успеют укрыть дома надёжной крышей.
Степан замечал, необычную загадочную улыбку на лице Аннушки, ему очень хотелось узнать тому причину, но он всё же решил ждать когда жёнушка сама откроется ему… Несколько дней он ждал и всё же не выдержал.
После ужина в один из вечеров заговорил.
– Счастье моё, гляжу на тебя, понимаю, что есть у тебя какая-то тайна. Поделиться, однако, ты со мной ею не спешишь. Или она меня не касается?
Аннушка удивлённо взглянула на мужа, по обыкновению смущение окрасило её личико румянцем.
– Стёпушка, неужели так заметно! – весело рассмеялась она, при этом не отводя своего взора. – Как же не касается! Думаю, что теперь я с уверенностью могу сообщить тебе эту новость.
У Степана перехватило дыхание.
– Маленький будет у нас с тобой, Стёпушка…
Не успела она договорить, как оказалась в объятиях мужа. Он подхватил её на руки и вознёс почти до самого потолка. Услышал её звонкий весёлый смех.
– Любушка моя! – с восторгом и счастьем воскликнул Степан, прижал к себе молоденькую жену, еле сдерживая нахлынувшие слёзы. – Как же я ждал этого известия!
– Прости, что я немного припозднилась…
– Это, что ещё за слово! «Прости!» – произнёс Степан, с укором глядя на жену.
– Как же, Стёпушка, стыдно мне, что я вот такая застенчивая уродилась! Мучила тебя столько времени своей недоступностью!
– Ты у меня самая нежная и ласковая, самая заботливая и работящая, самая красивая! И будет у нас большое и счастливое семейство! И только благодаря тебе! – муж с таким жаром и пылко говорил жене эти слова, что у Аннушки перехватило дух. А затем начал целовать с не меньшей страстью. – Слово «прости» больше не хочу слышать от тебя! Так и знай! Если и будет кто виноват во всём в нашей семье то только я!
Осознав о чём были сказаны его заключительные слова, оба долго и весело смеялись.