Ибрагим закрыл дверь и сел в подушки.
- Могу я узнать с кем разговариваю?
- Всему свое время, Ибрагим. Моя задача — познакомить тебя с другим собеседником. Я лишь соединю вас, на том наши пути разойдутся, - красное облако вновь вырвалось из темноты. - Я знаю, что славы ты не ищешь, богатства тоже, но есть то, что ты хочешь знать больше всего на свете.
- Когда-то хотел, но время лечит, и я больше не хочу знать, - Ибрагим посмотрел на свои руки, сцепленные в замок.
Слегка потрескавшиеся, сухие от постоянной работы с кожей, они не утратили изящества. Кожа его рук на тыльной стороне ладони истончилась и походила на пергамент: тонкий и в то же время нежный, как атлас. Он расцепил руки и погладил внутреннюю часть одной из ладоней шершавыми подушечками пальцев, кожа зазвучала, это шероховатости указательного и большого пальца рассказывали гладкой и упругой ладони, как они работали последние дни.
Ладонь внимательно слушала, она не знала той работы, что выполняли пальцы.
Отполированная кожа ладоней всегда служила неким упором, прессом. Когда башмачник обтягивал обувную колодку кожей, ладони полировали задник будущего ботинка, приминала носок, если это было необходимо, но никогда не могли пробраться внутрь ботинка, где выделка кожи бархатной стороной скрывала тугие и ровные швы.
Ибрагим не заметил, как мысленно покинул повозку и оказался за дверью у той самой фигуры, что несколько минут назад оттолкнула его своим видом, заставила сжаться внутри в комок. Он и сейчас чувствовал этот комок чуть ниже сердца, словно второе, настоящее сердце дало о себе знать. «Вот я, сколько ты можешь прятать меня, сколько ты можешь отказываться от меня?» - звучал тихий голос в голове мастера.
Пустыня застыла во времени, ветер улегся. Мастер смотрел на Карапынар, от горизонта до горизонта простиралась только она - всепоглощающая пустыня, а сверху жгучим прожектором смотрело солнце. Ибрагим поднял глаза к небу и прикрыл их рукой, рука светилась янтарным воском, как переспевшее яблоко. Каждый палец на просвет являл суставы, как яблоко семенную камеру.
Ибрагим вспомнил, как в первый раз, еще мальчишкой, он разрезал яблоко. Поперек разрежешь - семена в чашечках увидишь, вдоль - увидишь жесткие пластинки; стоят стражами, семена прячут. Пока яблоко на дереве, оно живет свою жизнь и никому не показывает, что внутри у него. Иногда червяк проберется внутрь яблока и узнает раньше других, что оно скрывает. Яблоко живет жизнь короткую и простую, а человек живет и мучается.
- Ты подойди, - тихо шепнул голос, Ибрагим почувствовал, как чья-то рука подтолкнула его к черной фигуре. Мастер шагнул, фигура развернулась, и он увидел, что даже лицо ее скрыто черной материей. Не человек это вовсе. Так долго на жаре не простоишь, задохнешься.
Фигура разглядывала Ибрагима, то в одну сторону наклонит голову, то в другую. Ибрагим тоже вглядывался в надежде найти что-то, что ему знакомо, но фигура, как потайной ящик, вроде перед тобой, а что внутри одному Аллаху известно.
Фигура неожиданно отвернулась от мастера, красные цветы вспорхнули с дерева словно бабочки, Ибрагим от испуга вдохнул разгоряченный воздух пустыни...
Вновь он сидел на подушках, а перед глазами плыл красный дым кальяна.
- Видел?
- Да… - во рту пересохло, Ибрагим закашлялся.
- Выпей воды, - голос звучал медленно, тягуче. Перед Ибрагимом появился небольшой столик с резными ножками и искусным узором, торчащим из-под серебряного блюда. Ибрагим взял пиалу с блюда и осушил ее двумя большими глотками.
Продолжение следует....
Подпишитесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации
Иллюстрации, использованные в статье, взяты из сети интернет.