Вообще-то я собирался совсем другую песню Григория Данского о зиме поставить. Есть у него зимних с избытком. Аж целый Зимний альбом вышел в 16-м году. И большинство песен, что туда вошли – это вполне себе серьезная философская поэзия, подкрепленная не менее серьезной и не менее философской мелодической основой. Я и собирался-то поговорить на примере одной из песен с этого альбома о современной поэзии, современной авторской песне и т.д. Но что-то не заладилось. Не написался толковый текст, все куда-то в сторону уносило от основной мысли. Может, конечно, еще напишу или предыдущий текст завершу, но не сегодня, и не завтра. Возможно, и вовсе не зимой, а в разгар жаркого лета, когда захочется, по примеру Стаса Смолина, ощутить голой спиной дымящийся сугроб после парилки. А сегодня вместо того культурологического разговора на примере философской лирики Григория Данского, меня неожиданно вынесло на весьма забавную его, хотя тоже вполне себе зимнюю песню. И связана эта песня вовсе не с культурологией или поэтикой, поскольку в ней со всем с этим дела обстоят весьма традиционно, а с превратностями любви немолодого человека в неблагоприятных климатических условиях.
Песенку эту Гриша Данской написал давно. Не в юном уже возрасте, но, скажем так, в молодом. Сейчас он уже сравнялся, а то и обогнал годами героя своей этой песни и очень любопытно, поменялось ли его отношение к самой описанной ситуации. Надо будет как-нибудь при встрече спросить.
А у меня с этой песней весьма забавные воспоминания связаны. Я никогда тут не говорил, просто к слову не пришлось, но я же около 10 лет работал главредом тележурнала Огнеборец! Понятно, что не пожарный, а журналист, но окружение-то, друзья! Пару раз в неделю в любой сезон и любую погоду заходишь в управление, где наша студия тогда базировалась, и понимаешь, что выглядишь слегка диковато, поскольку нормальные люди ходят исключительно в форме, а ты в своих джинсах среди них как попугай в стае голубей. Так вот, мои тогдашние друзья в погонах Школьной истории Григория Данского не оценили. От слова совсем. Она их изначально раздражала. Даже тех, кто и сам еще в свободное от службы время мог рассчитывать на взаимность юных прелестниц. Но это такие воспоминания… Не о том я хочу сегодня поговорить, а скорее о том, зачем автору понадобилось эту историю привязывать именно к январскому снегу, а не к весенним ручьям или летнему многоцветью.
Каюсь, друзья, и сам я влюбчив. Сколько себя помню, всегда. Вот только в разных возрастах это и проявлялось по-разному. И именно в этой вот разнице и причина загнать влюбленного бранд-майора с чахлыми гвоздиками мерзнуть на январском снегу. Просто ни в какой другой сезон не возникает трагикомической ситуации, когда у одного героя весна впереди, а у другого исключительно позади. И речь, конечно, не о весне календарной, а о весне жизни, сумасшедшей и нежной одновременно, как у Родена.
И если говорить именно не о календарных сезонах, а о сезонах жизни, весенняя любовь как весенний пожар может вспыхнуть на любом клочке сухой прошлогодней травы. Он ведь даже и не выбирает, она стихийна и нерасчетлива. Любой взгляд, мимолетный поворот головы или ни к чему не обязывающая улыбка может оказаться роковой искрой – и ты уже горишь, и средств пожаротушения для тебя еще не изобрели. Любовь начала лета, наоборот, очень расчетлива и избирательна – ее дарует нам мать-природа, чтобы и нас, и себя саму продолжить. Все тропы, на которых ты можешь встретить свою любовь в такое время, так или иначе ведут в ЗАГС, а туда по нашим законам толпу красавиц не приведешь, приходится взвешивать и выбирать. В зените лета любовь как бой, причем, что особенно пикантно, почти всегда бой с самим собой. Это разрушающая стихия, способная изломать одним ударом десяток судеб. А еще и показать человеку его самого в полный рост и во всей красе. Любовь зенита лета необходима, чтобы познать самого себя и окружающий мир. Осенью приходит время любви поэтической и печальной, которая учит тебя самоотречению. Ну а нынешняя любовь, любовь поздней осени , по мне, так прекраснее всех остальных – ты один черт влюбляешься в них, но уже как в дочек. А еще, что и вовсе удивительно, и как в сыновей. Эта любовь ничего не требует от них, а тебя заставляет раздавать самого себя без остатка. Зато в эту пору можно действительно «любить всех подряд», не боясь ни ревности, ни скандалов, ни выяснений отношений. Ты даже можешь открыто в глаза при всех говорить с ними со всеми о своей любви, и они тебе за это только благодарны.
А зима? Не знаю. Пока не знаю. Но вот Гриша в зиму засунул любовь запретную, стыдную, безумную и заведомо бесперспективную. Но забавную.
