#символика
Относятся к той сфере символики, которая ныне в значительной степени окончательно изжила свои целенаправленно выработанные и переработанные в ритуалы функции.
Со времени официального основания масонства (1717 г.) в нем придавалось огромное значение осознанному обращению к символам, с тем чтобы облегчить достижение нравственных императивов. «В символике масонство так же раскрывает свою внутреннюю сущность, как церковь — в своей догматике, — пишет А. Вольфштиг (1922 г.), — в ней пульсирует подлинная внутренняя жизнь величественного искусства властвования».
Упомянутый автор приводит цитаты из старинных компетентных источников: «Символика труда не просто установление новой духовной общности, но осознание себя... причем символы внутреннего опыта должны быть каждым открыты вновь... с тем, чтобы всякий, кто желает их постигнуть, свыкался с единым миром восприятия мыслей и идеалов, в котором они преосуществились» (П. Вагелер).
«Символ есть преодоление и освоение мертвой материи сердцем человека для животворной жизни, в которой расчлененность абстрактных научных понятий предстает в искусном цельном художественном образе, голая рассудительность замещается прочувствованным существованием, вместо внешних вычисленных оценок устанавливается внутренняя ценность вещей к пользе дела» (Ганс).
«Невозможно увидеть в символах то, что сохраняют документальные свидетельства о предмете, так почему же символы продолжают существовать долгие века наряду с письменными источниками?» (Гримм, «Немецкие правовые древности»).
Во времена, насыщенные символикой, стремление «сделать духовное чувственным, реальную жизнь претворить в замечательную образность» (Густав Фрейтаг) было непреодолимым.
«Строители церкви сладостно впали в глубокий символизм; пирамиды представляли собой чудеса геометрического знания. Геометрия представляла собой служанку символизма. Символизм, можно сказать, является спекулятивной геометрией» (А. Пике).
К этим и другим извлечениям из литературных источников Август Вольфштиг (1859—1922) в духе основополагающих масонских установок прибавляет следующие суждения: «Символ всегда возникает там, где какому-либо реальному событию, числу, слову, знаку, растению, образу или зданию, короче, одной какой-либо вещи придается значение более глубокое, чем она в своем реальном существовании в действительности обладает, — таким образом, вещь в ее формах удостаивается большей и высшей фетишизации, чем ей, собственно, пристало; в обычной вещи предполагается глубокий духовный и моральный смысл, что обычно приводит к духовным последствиям, которые невозможно даже представить. Следовательно, символ является чем-то прямо противоположным аллегории, которая посредством изображения отдельного события создает чувственное воплощение выявленной обобщающей идеи... исходя из определенной всеобщей истины, посредством отображения единичных фактов, такая аллегория изыскивает уже готовые чувственные выражения для заранее предустановленного у ее наблюдателя хода мыслей... символ, напротив, стремится одно единичное понятие, одно единичное ощущение... возвысить до общезначимого, прочно связывая с уже имеющейся вещью функцию носителя и образа, он способен через этот образ сейчас и в будущем вызвать в сознании у наблюдателя определенный ход мыслей, единую всеобщую истину или напоминание о ней. Символ таким образом предоставляет наблюдателю простор для различных соображений и истолкований». Вольфштиг добавляет к этому сформулированное в книге «Символика и мифология древних народов» (1810—1812) Г.Ф. Крейцером: «В достоинство символа может быть возведено только самое важное... Он объемлет все, что такого рода вещам (религия, искусство) свойственно: преходящесть, тотальность, необходимость, непостижимость и возвышает их до высочайшей ступени. В едином таком слове изъяснено сразу и проявление божественности, и преображение мирских отражений... В символе само понятие восходит до мира телесности, и мы наблюдаем его непосредственно именно в образе».
Такой высокочтимости символики в масонстве, да и его самого, противостоит девальвирующая гротескность в замечании Матильды Людендорф: «оболванивание искусством символики».
