1892 год
«Ростов-на-Дону. По городу усиленно циркулирует слух об одном «живом мертвеце»; когда, говорят, явился священник для того, чтобы отпевать покойника, он заметил, что мертвец еще совсем теплый; немедленно послали за врачом, который, осмотрев покойника, не велел его сейчас хоронить, а выждать еще некоторое время».
«Ростов-на-Дону. Вчера мы сообщали о краже денег у содержательницы гостиницы г-жи Щелоковой, теперь передаем подробности по этому делу.
В гостиницу Щелоковой явился молодой человек, по-видимому купчик, назвавший себя Иваном Ивановичем Орловым, занял № 43 рядом с номером хозяйки. Вещей с собой Орловский не имел, за исключением небольшого ручного саквояжа. Прибыв в Ростов 25 апреля, он пробыл в гостинице до 28 числа и затем внезапно куда-то скрылся. Вслед за исчезновением г-на Орловского, обнаружена была пропажа денег, но, понятно, никому и в голову не могло прийти, что кражу совершил приезжий гость. Бросились в № 43, и при полицейском дознании было обнаружено, по вскрытии саквояжа, что в нем лежал камень, кусок рогожи, хлеб и колбаса, а также старое грязное белье. Кроме того в чемодане найдено было письмо на имя г-жи Щелоковой, в котором автор его благодарит содержательницу гостиницы за полученную сумму денег и сожалеет, что пришлось получить так мало, разыскивать его он не советует, так как в то время, когда она будет читать его письмо, он уже будет по дороге к «черту»… Затем полицией были собраны сведения об Орловом и дознано, что на днях Орловский был в Таганроге, но совершил ли там какое-либо преступление, пока не известно. В его же номере были найдены стамеска и два больших ключа». (Приазовский край. 032 от 07.02.1892 г.).
1894 год
«Таганрог. Кражи продолжаются. На днях совершена кража ценной старинной скрипки из дома господина Мигули. Похититель – татарчонок, служивший раньше у господина Мигули, а равно и скрипка была в тот же день найдена околоточным надзирателем Зембулатовым.
В посудном магазине Шаевича совершена кража посуды, но на этот раз не приказчиком, а греком, служившем в кофейне, расположенной по соседству. Похититель воспользовался слуховым на общем чердаке окном и при посредстве его производил, как видно, ежедневную безденежную покупку разной буфетной посуды, найденной у него на квартире.
В квартире Бутника 4-го февраля в 7 часов утра, со взломом дверей, похищено векселей и одежды более чем на 300 рублей». (Приазовский край. 035 от 07.02.1894 г.).
1895 год
«Таганрог. В Таганроге на днях имел место следующий случай грабежа, жертвой которого сделался один из деревенских мужичков под влиянием опьянения. Крестьянин деревни Лысогорки, Таганрогского округа, Козьма Пруц, вместе с сельским писарем, молодым человеком, приехал в Таганрог для сдачи в местное казначейство (Пруц – сборщик податей) собранных с крестьян деревни Лысогорки общественных денег. 2-го февраля, приехав в город, Пруц с писарем закутили и, в конце концов, попади в один из вертепов. Тут уже Пруц заметил, несмотря на свое опьянение, что попал в подозрительную остановку и что находящиеся здесь женщины отличаются своим поведением, а потому задумал удалиться оттуда таким образом, чтобы этого не заметил и писарь. «Шестьдесят лет прожил я на свете, - рассказывал потом несчастный, - а в таких местах не приходилось бывать… Горе там нашему брату, мужику!» Выходя из вертепа, злополучный сборщик сел на извозчика и… не помнит, как очутился уже близ кладбища. Здесь извозчик, везший его вместе с другим, следовавшим все время позади его, стянули Пруца с дрожек, повалили его, придавили к земле и вынули из кармана 350 рублей серебром, сохранявшиеся в платочке и назначенные в казначейство. Потерпевший явился во 2-й участок и заявил о случившемся. На другой же день приставом был произведен тщательный розыск извозчиков-грабителей, а 4-го числа, благодаря энергичным мерам того же пристава, был отыскан один из извозчиков, которого Пруц признал, как грабителя. Дело это передано судебному следователю, а относительно розыска другого извозчика приняты самые тщательные меры». (Приазовский край. 035 от 07.02.1895 г.).
1899 год
«Азов. Азов переживает в настоящее время острый экономический кризис. Начиная с самого незаметного обывателя и кончая городской кассой все испытывают нужду. Исключение составляют лишь небольшая кучка богачей да славная, довольно быстро размножающаяся здесь плеяда кулаков и ростовщиков разных рангов и, пожалуй, еще любители чужой собственности, которые с каждым днем становятся у нас все смелее и смелее. В последнее время многие из жителей, при малейшей возможности, бегут из этого Богом забытого, затхлого городишка, где жить стало очень трудно. А, ведь, и Азов знавал красные дни, и ему судьба когда-то улыбалась. Это был городок с будущим, в особенности в торговом отношении. Но вот тут-то и начинается горе-злосчастье города. Жители его, не обладая сколь-нибудь значительным культурным уровнем, выбирали себе представителей со свойствами совсем им не соответствовавшими.
Укажем на два-три факта. До вступления Е. Г. Пятибратова в должность городского головы Азов имел довольно солидный капитал, который после продолжительных престидижитаторских манипуляций господина Пятибратова, куда-то исчез, оставив еле заметный след на якобы вновь приобретенной городом (с огромной помощью банка) земле. Правление Пятибратова было чревато разного рода грандиозными проектами и почти беспрерывными поездками в Новочеркасск и Петербург для личного ходатайства.
Этого почтенного деятеля сменил П. М. Мочалин, освещение деятельности которого в должности городского головы мы предоставляем суду, где в настоящее время находится дело о нем.
Из целого ряда горьких опытов наши избиратели убедились, что представители капитала, будучи крайне мало осведомлены относительно требований закона, о городских интересах имели весьма сомнительное попечение. Поэтому, на место ушедшего до истечения срока своих полномочий городского головы Мочалина, не был выбран купец, а уже представитель другой общественной группы, Ф. П. Калита, бывший довольно долго судебным приставом в Азове. Правда, и за новым избранником не было репутации опытного хозяина, но тут представлялась избирателям гарантии со стороны законности в действиях, так как новый голова в своей прежней должности имел близкое соприкосновение с гражданским и уголовным кодексами. Что же сделал для города господин Калита в должности городского головы? Пока, нужно признаться, очень мало. Его недолговременное служение городу, вопреки ожиданиям, оказалось чреватым мелкими (все грандиозное было уже предвосхищено) событиями, если не сенсационного, то все-таки исключительного характера и иной раз даже курьезного. Вспомним хотя бы о таких фактах, как запрещение гласным «иметь свое суждение», когда те расходились с мнением господина Калиты, как председателя; затем, довольно странное отношение его к просителям и просительницам (излишняя воинственность); затем, предложение думе продать с аукциона дом городских учреждений, который охотно, как говорят, купил бы один местный крез. Но перечислять все характерное для нашего лорд-мэра было бы слишком утомительным, и мы, заметив вскользь об отношении его к частной библиотеке, остановимся подробно только на двух более ярких фактах. К библиотеке господин Калита относится так: правление ее подало в думу прошение об ежегодной субсидии. Прошение было заслушано и вызвало прения. В результате ходатайство правления было удовлетворено, но в журнал думских постановлений оно было занесено в такой редакции, будто субсидию библиотеке в 300 рублей решено выдать лишь на один год, тогда как во время прений о сроке субсидии и речи не было (как известно, сам господин Калита предлагал совсем отказать в субсидии в виду недостатка средств).
Но наиболее ярко господин Калита проявил себя в объявлении, адресованном к беднякам, обратившимся за помощью к благотворительному обществу, и в деле крайнего истощения жизненных припасов, имевших место здесь на днях. Начнем с объявления.
Все оно с начала до конца носит характер строгой морали. По личным наблюдениям господина Калиты многие из жителей, обращавшихся за помощью в благотворительное общество, располагали достаточными средствами к существованию, «имели взрослых и здоровых работников (а где же достать работы?), а такие «домогательства» (!?) он, господин Калита, считает безнравственными, причем замечает, что это «обман», за который «да будет стыдно» просителям. Затем он говорит, что общество невиновно, что «здоровые работники семейств просителей расточают средства по питейным и другим увеселительным заведениям, сознательно доводя себя до нищеты»; при этом категорически заявляет, что бедности в Азове «не должно существовать». Далее добродетельный господин голова поучает жителей так: «гордость и самомнение при бедности неуместны». (О, бедный Козьма Прутков! Твои лавры начинают увядать). Проявление этой гордости господин Калита видит в пополнении рядов прислуги в Азове не местным, а пришлым элементом, и из этого делает вывод, что Азовские обыватели и обывательницы от найма уклоняются, «считая его для себя унизительным». Господин Калита находит также странным, что не все азовцы косят камыш (находящийся верстах в 5-ти от города) и предпочитают его покупать на базаре, на том де основание, что эта «черная работа для них унизительна». Почтенный моралист забывает только, что камыш нужно и косить, и привезти, а для этого нужны и теплая одежда, и хоть какой-нибудь скот, чего и нет-то у наших бедняков. Но самые ценные перлы господин Калита приберег для конца своей отеческой декларации, где он говорит, что, как им замечено, «за пособием из одной семьи являются несколько лиц и, стыдно сказать, матери, дочери которых прогуливаются по бульвару, саду и улицам под зонтиками». О, ужас! «Неужели и эти бедные заслуживают пособий благотворительного общества?» - вопрошает азовский лорд-мэр и тут же категорически отвечает: «Нет, потому что при бедности могут быть проданы зонтики и излишние наряды (?), а праздность дочерей может быть заменена трудом, чем и будет устранена нужда в пособии благотворительного общества».
Как видите, это положительно в своем роде шедевр начальнической морали. Заметим при том, что такого рода «мировоззрение» господина Калиты проходит красной нитью по всей его деятельности и как городского головы, и даже как частного лица. Это и заставило нас так долго остановиться на его бесподобном «объявлении».
Роль господина Калиты в деле снабжения городского населения достаточным количеством топлива и других необходимых жизненных припасов также является в глазах азовцев довольно странной. Здесь нет сколь-нибудь значительных угольных складов: уголь обыкновенно доставлялся сюда льдом ежедневно, и жители покупали его на базаре. Но в нынешнем году, за отсутствием зимы, это оказалось невозможным, и наличные запасы угля быстро истощились. Они истощились и потому еще, что камыша, этого важного подспорья для одних и исключительного топлива для других, достать, вследствие страшной распутицы, было невозможно. Цены на уголь почти уже полмесяца сильно повысились, а во время получения телеграфного запроса городским головой от комитета донских гирл она стояла на небывалой высоте: за так называемый кулачный уголь платили до 22 копеек за пуд (вместо 14 – 15 копеек), а на антрацит – до 25 копеек. Такая дороговизна заставила бедное население сидеть больше в холодной избе. Цена на керосин повысилась также вдвое: за фунт платили 7 – 8 копеек вместо 3½ - 4 копеек, что заставило многих вернуться к старинной лучинушке (жирники здесь). Повысились в цене и хлебные товары. Что же делает господин Калита, получив запрос гирлового комитета? Он отправляется на угольный склад узнать о количестве угля, заезжает в одну мучную лавку и в один бакалейный магазин и, убедившись, что везде имеется немного припасов, отвечает, что «топливо и жизненные припасы город имеет». Местные торговцы, прочитав в газете такого рода сообщение городского головы, явились к нему с заявлением, что это сообщение неверно, и просили его передать комитету донских гирл, который, принимая во внимание бедственное положение азовцев, желал прийти им на помощь открытием судоходства между Ростовом и Азовом при помощи ледокола – об истинном положении азовцев, которое было очень трагическим. Настойчивая просьба торговцев и вызвала второе сообщение господина Калиты в гирловый комитет, сообщение, из которого видно, насколько господин Калита был мало знаком с действительным положением дел в городе и насколько его первое сообщение было неосновательно.
Во втором сообщении он уже утверждал, что запасы продовольствия и топлива имеются у нас в ограниченном количестве и что или жители могут остаться совсем без этих продуктов, или же цены на них будут повышены. И это говорится в то время, когда цены уже повысились на многие продукты почти вдвое и когда их совсем негде было взять!
Таков наш настоящий лорд-мэр». (Приазовский край. 035 от 07.02.1899 г.).
