Глава VI. Четвертые лунные сутки
Постепенно Витя пришёл в себя, однако мальчишеский мозг, осознавая, чему он стал невольным свидетелем, всё более погружался в глубокие размышления. «Что это, «блин», такое? - думал он лихорадочно, сопоставляя ночные кошмары и странное поведение. - Откуда на меня чего навалилось? Сначала немыслимые убийства, теперь вот некая невидимая стена? Что это всё означает?» С невесёлыми мыслями Горячев провел оставшуюся часть дня, не выказывая ни малого интереса к любым развлечениям. После нежданной встречи проворные пацаны поспешно покинули злачную территорию; они перебра́лись по веревочной лестнице, которую забыл в спешке бежавший трусливый бандит. Двое мальчишек, следуя за задумчивым предводителем, отправились на привычную спортплощадку, разбитую на школьном дворе; на ней и находились до раннего вечера. Расходились и в угрюмом, и в подавленном настроении, так и не найдя тем жутким явлениям, что творились последнее пару дней, объяснительную разгадку.
Виктор вернулся, как и обычно, в десять вечерних часов. На кухне хлопотала участливая соседка, заканчивая приготовление нехитрого ужина. Можно сказать, для неё большое удовольствие – исполнить неприхотливую просьбу отважного полицейского, охранявшего благополучное спокойствие обыкновенных городских обывателей. Хотя еда и являлась вкусной, но угрюмый ребёнок поел без всякого аппетита; правда, кушал он сравнительно долго: ему (страсть!) как не хотелось отправляться в тёмную комнату, где снова замучают ночные кошмары. Угнетённый парнишка вообще бы никуда сегодня не уходил, но через сорок минут Агрипина Евлампиевна скрипучим голосом, так ему уже надоевшим, язвительно настояла:
- Ты чего, Пострелёнок, ешь словно в последний раз? Ну-ка давай-ка быстрее да отправляйся в кровать: твой отец дал строгие указания, чтобы в половине одиннадцатого ты оказался в постели.
- Но я ещё не наелся, - протестовал смышлёный пройдоха, наполняя детский желудок уже через силу.
Дивное дело, пусть кривая старуха и была ему отвратительна, но почему-то нынешним вечером он не хотел лишаться её противного общества. «Лишь бы подольше не засыпать», - подумывал рациональный ребёнок, прокручивая мучительные события, какие пришлось пережить за последние двое суток.
- Нет, - возразила уверенная старушка, нахмурив и без того морщинистый лоб, - ты отправляешься спать – и это не обсуждается!
Лёгким шлепком она подтолкнула подопечного отрока, напоминая, что ничего не может быть вечно. Витя не сумел её ничем возразить, а, понурый, поплёлся в пустынную комнату. На улице совсем потемнело, и стоило неимоверного усилия воли, чтобы заставить себя выключить успокоительный свет. Спать? Нет уж, дудки, – простите. Он продолжал лежать и хлопать тупыми зенками, ни в коем случае не позволяя себе уснуть. Пришлось применить немыслимый труд, дожидаясь, пока неторопливая старушенция покинет жилое пространство. Уходя, она заглянула в детскую комнатёнку, дабы убедиться, что порученный заботам строптивый юнец не занимается чем-нибудь непристойным: не смотрит телевизор, не играет в компьютер, не «сидит» в телефоне. Удостоверившись, что всё протекает, как и поручено, она удовлетворённо кивнула и шаркавшей походкой направилась к выходу.
Как только захлопнулась громкая дверь (сегодня уж очень?!), взволнованный парень резво вскочил и щёлкнул электрическим выключателем. Прыгнул обратно, в нагретое ложе. Окутался. Замер. Он давно себя убедил – сегодняшней ночью ни за что не уснёт. Тем более что неокрепшая психика находилась в состоянии сильного возбуждения и наполнялась совсем не детскими страхами. Какое-то время зачумлённый мальчик лежал, прислушиваясь к малейшему шороху; он невольно вздрагивал каждый раз, когда раздавался какой-нибудь подозрительный шум, не находивший разумного объяснения. «Скорее бы светлое утро, - проговаривал он в помутившемся разуме, выпучивая и так-то большие глаза, - там будет легче. Днём ОНО, - подразумевалось Мрачное Существо, - не приходит, а единственно, тёмной ночью».
Пусть и не созревшим умом, но Горячев отчётливо понимал, что Одинокий Странник как-то связан с его ночными кошмарами и что именно он запускает тот ужасающий механизм, какой уносит жизни ни в чём не повинных людей. Ещё он прекрасно осознавал, что расскажи он кому-то из взрослых – его сочтут сумасшедшим, и надолго отправят в безвылазную психушку. А та-а-ам?.. Говори им не говори, но доказать ничего не получится; да и от таинственного страшилища они не избавятся, а дьявольский прихвостень так и будет тиранить, так и продолжит их убивать. Поэтому ответственный Виктор решил противодействовать зловещему проявлению сам лично, собственными силёнками.
Терзаемый жуткими размышлениями, мальчик незаметно, раз от раза смыкая «тяжёлые» веки, погрузился в тревожные сновидения. Едва уставший мозг обволокся томительной негой, дыхание значительно участилось, а тело неестественно задрожало. Случилось новое потрясение. И было ему ужасное объяснение: закалённый организм активно сопротивлялся и сумасшедше боролся. Против чего? Юному мальчугану то́тчас приснилось: во-первых, как в каком-то, незнакомом раньше, сарае висит то жуткое одеяние, в какое облачается Таинственный Незнакомец; во-вторых, как рядом, на дощатой стене, располагается заржавленный серп; в-третьих, как оба они его манят, требуя немедленного присутствия. Невероятным усилием воли натренированный мальчик смог вырваться из страшного сна! Обливаясь холодным потом, какое-то время безвольно лежал на кровати; он уставился в одну, выбранную им, точку на потолке. Ещё дважды ретивый подросток боролся с неведомой силой, пока не решил, что оставаться в тёплой постели глупо, бездумно, да очень опасно, и пока окончательно не спрыгнул с кровати, и пока, включив домашний компьютер, не принялся играть в различные игры. Так короталось время до наступления спасительного рассвета. Лишь ранним утром, сморённый усталостью, мальчишка забылся тревожными сновиденьями.
***
В то время, когда Горячев-младший боролся с Потусторонними Силами, преступник Кентюрин направлялся к закадычному другу, селившемуся на отдалённой окраине. Ютился тот в хорошенечко покосившейся хижине; она больше чем явно свидетельствовала, что внешний вид и общая прочность не заботят нерадивого хозяина – вовсе нисколько. Приблизившись к хилой избёнке, Максим осмотрелся по всем сторонам, приблизился к квадратненькому оконцу и осторожно поскрёб одними ногтями. Внутри горело неяркое освещение и слышались «согретые» хмельными напитками негромкие голоса. На легонький шум, созданный неожидаемым гостем, вышел массивный хозяин. Он грозным голосом крикнул:
- Кого «нелёгкая» принесла? Если чего пустое, то лучше проваливай, не то выйду и «бошку» тупую сверну. Всё ли прекрасно понял?..
Злобный мужчина не успел договорить недружеское напутствие, потому как прервал его не менее грубый окрик.
- Большой! - распорядился несостоявшийся похититель маленькой девочки. - Открывай – это я!.. Кент.
Названное имя, очевидно, являлось известным, потому как внутренние шаги быстро засеменили к дверному проёму, отодвигая хлипкий запор. Перед преступным посетителем предстал громадный мужчина, вежливо позволивший проследовать внутрь. Иглю́тин Михаил Владиславович – бывший тяжелоатлет, по окончании спортивной карьеры безнравственно спившийся. До тридцати пяти лет он проживал в центральной столице, где, беспробудно пьянствуя, погряз в несоразмерных долгах и вынужденно загнал трёхкомнатную квартиру, располагавшуюся в одном из элитных районов Москвы. Оставшихся денег хватило на неказистый домишко, кое-как сохранившийся в глубокой провинции; его помогли отыскать пронырливые риелторы, занимавшиеся урегулированием кредитно-проблемных вопросов. В настоящее время ему исполнилось сорок шесть лет и вид он приобрёл уныло-печальный. Продолжая обладать неимоверной силой, тело его виделось значительно исхудалым, а пропита́я физиономия покрылась глубокими старческими морщинами; рост стремился к высокому и продолжал внушать невольное уважение; квадратное лицо обрюзгло осунулось, приобрело звероподобную форму; серо-голубые глаза давно уж потухли (ещё лет десять назад) и вообще не выражали былого величия; гориллообразная голова основательно облысела, лоснилась широким затылком и переходила в широкую, едва ли не бычью шею. Наружная одежда отличалась синим, рвано облезлым трико, жёлтой, изрядно застиранной майкой и чёрными сланцами. Теперь опустившийся горе-спортсмен раболепствовал перед провинциальным злодеем, не в силах ему хоть в чём-нибудь отказать.
Вдвоём они вошли в крохотную избушку, состоявшую всего из одной комнаты. Посередине устанавливалась давно не белённая русская печь; она делила внутренние помещения на отдельные кухню и комнату. Из мебели имелось два стола, полуразвалившаяся кровать, некое подобие топчана да пара убогих стульев. Помимо алкоголика хозяина, в покосившейся хижине находилась грязненькая сожительница (из разряда местных любителей выпить) да загостившийся (более месяца) её родной брат, опущенный полубомж.
Варна́ева Кира Петровна достигла сорокадевятилетнего возраста, но выглядела на все шестьдесят: некогда красивую внешность сгубила пагубная привычка. Дорасти она смогла всего до среднего роста и не отличалась складным телосложением; отнюдь не гладкая кожа отвратно обрюзгла и испещрялась множеством крупных, старивших тело, морщин; пухлые формы указывали на наличие неизлечимых заболеваний, а вовсе не на чрезмерный избыток питания; лицо, вообще обрюзгшее, выглядело просто ужасно и покрывалось язвенными прыщами; впалые глаза, утратив былое великолепие, превратились в злобные звериные зенки; синюшный нос на конце распух да превратился в созревшую «сливу»; треснутые губы ввалились в беззубый рот и полностью обесцветились; короткие волосы, некогда тёмные, основательно поседели и торчали скупыми клочками. Из неприглядной одежды отмечались дырявый многоцветный халат да синие, сплошь поблёкшие сланцы.
Третий персонаж необычного трио представлялся Варна́евым Иннокентием Петровичем, или попросту Кешей. Он являлся настоящим отбросом общества, утратившим к нормальной жизни всяческий интерес; единственное, что его занимало, – постоянное употребление вино-водочных жидкостей. Неказистое подобие человека перевалило пятидесятитрёхлетний рубеж, но, как и родная сестра, выглядело гораздо старше полного возраста; рост казался высоким, сгорбленно худощавым; морщинистое лицо не отражало никакой привлекательности (от слова «совсем») и выглядело безобразным, напоминавшим верного служителя Преисподней, или простого чёрта (для полного сходства не хватало чёрного пятачка да аккуратненьких рожек); нос представлялся большим, похожим на гнилую картошину; голова оставалась всклоченной, давненько нечёсаной, и красовалась поседевшими патлами; похожая борода застилала нижнюю часть прочерневшей физиономии. Невзирая на тёплое время года, оделся знатный «бомжара» в засаленную фуфайку, серую и дырявую, и однотонные, по-зимнему утеплённые шаровары; на немытых ногах наблюдались «просившие каши» кожаные полусапожки.
Все трое излучали непревзойдённую вонь. Вошедший уголовник поначалу закашлялся, а потом подкатило и неприятное ощущение, перераставшее в скопившийся ком; он заставлял постоянно отхаркивать «першившую» слизь. Кое-как, через великую душевную силу (поскольку в неприглядных притонах любой разговор заводится через алкогольную дегустацию) Кентюрин выставил на общий стол продолговатую пол-литровку, заполненную сорокаградусной водкой.
- Ну и «запашина» у вас?.. - выразил нежданный посетитель первичные ощущения; далее, обратился к смутившемуся хозяину, как будто не спросил, а поставил в прямую известность: - Большой, я перекантуюсь у вас какое-то время, а то меня «мусарня» местная ищет и нужно чутка отсидеться.
- Что-то случилось? - недоверчиво уточнился Иглютин, выставляя четвёртую стопку; в противовес другой посуде, она присутствовала в полном наличии.
- Да, - неохотно признался матёрый преступник, отводя взволнованный взгляд, - замыслил одну «делюгу», но что-то пошло не так – и вот теперь приходится «ударяться в бега»! Ты как, не против, если я пересижу здесь пару-тройку деньков?
Максим вынул из-за пазухи ещё одну водочную бутылку и поспешил приставить к «поставленной» таре.
- Что ж… живи, человек ежели ты хороший, - согласился гостеприимный хозяин, округляя довольные зенки; он наполнился приятным ощущением от удачного вечера.
Получив логичное одобрение, Кент (чтобы заглушить тот гнилостный запах) выпил сразу, подряд, под запал, три стопки крепкой холодной водки и заел резковатым солёным огурчиком; его он извлёк из литровой банки, заблаговременно прихваченной на закуску. Приятный алкоголь мгновенно распространился в застылой крови; он устранил тошнотворные ощущения, возникшие от царившего вокруг ужасного смрада. Когда вновь прибывший участник освоился в затхлых условиях, он разрядил неловкое напряжение и поддержал обыденный разговор.
- Ты, Большой, хотя бы телевизор допотопный, что ли, купил?.. - промолвил он, улыбаясь от полупьяного состояния. - Не то скукотища у вас, сплошная, а так, глядишь, музыку какую послушали.
- У нас есть миниатюрный приёмник, - захлопотала услужливая хозяйка, наслышанная о злобном характере бандита-молодчика.
Она достала маленькое устройство, работавшее на пальчиковых батарейках, и поставила его на середину стола. Ввиду портативных размеров, звук, издаваемый с помощью крохотного динамика, едва слышался, но уже одно его присутствие заставляло расслабиться и чувствовать себя гораздо свободнее.
- Давай наливай, а иначе уйду, - рассмеявшись, пошутил опьяневший Кентюрин; он начинал испытывать далеко не слабенький голод.
Тут же сорокоградусная жидкость разлилась по гранённым стопкам, и, махом опустошив предложенную посуду, Максим суровым голосом предложил:
- Хозяйка, сбегай купи чего-то пожрать, денег наличных я тебе проспонсирую.
Он достал пятисотенную купюру и протянул некому подобию женщины. Она лётом умчалась выполнять несложное приказание, направляясь в ночной магазин. Вернулась минут через сорок и принесла питательные продукты: скалку «Любительской» колбасы, две банки шпротов, куриный паштет, две буханки хлеба, дешёвый сыр и дополнительную банку солёных огурчиков. Хмельное распитие пошло в более дружеской обстановке… Вдруг! Кентюрин напрягся. Ему показалось, из пристроенного двора, используемого исключительно в качестве жилищного туалета, послышался подозрительный шум; он походил на осторожную поступь.
- Кто это у вас… там? - осведомился Максим, покрываясь холодным потом и моментально трезвея.
- Никого, - неуверенно ответил смущённый хозяин; он старался понять, что именно напугало авторитетного гостя, - может, вездесущие мыши?
- Какие, «на…», мыши? - запротестовал испуганный посетитель, вдыхая чаще обычного. - Летом они убегают в чистое поле и по затхлым избам не лезут.
- Тогда, возможно, кроты? - предположила Варнаева, невзначай пожимая плечами.
Едва она досказала, странный звук повторился, привлекая настороженное внимание уже и всех остальных. В действительности он походил, как будто по двору осторожным шагом передвигается крадущийся человек.
- Вы слышите? - прошептал похолодевший Кентюрин. - У вас дворовая пристройка, вообще, запирается?
- Да, - недоумённо нахмурившись, припомнил Иглютин, - только я не вспомню, когда её последний раз запирал – должно быть, и позабыл?
- Так сходи, Большой, посмотри, - выдал неоспоримое заключение влиятельный посетитель; постепенно он справился с нахлынувшим страхом и приобрёл обычное, злобно серьёзное, выражение, - дом твой, а значит, тебе и следует разбираться.
Бывший тяжелоатлет, как «подоённый» телёнок, справившись со странными чувствами, ранее незнакомыми, уверенным шагом поплёлся в указанном направлении.
- Не забудь потом запереть! - прикрикнул Максим, едва за ушедшим хозяином захлопнулась дощатая дверь.
И тут! С тыльной постройки послышался оглушительный, наполненный ужасом, визг, точно резали безумную животину. Оставшиеся люди, не сговариваясь, все враз передёрнулись, как пробегает электрический ток. Кент, помимо прочего, подскочил словно ужаленный и метнулся к квадратному окошечку, ударом ноги вышибая оконную раму. Проём не оказался широким и не позволил выскочить на улицу единственным махом. Замешкавшись среди разрушенной рамы, через пару секунд Кентюрин услышал, как возвратился уходивший с проверкой расторопный хозяин. В руках он нёс трёхцветную кошку, испачканную в человеческих нечистотах, и увлеченно смеялся:
- Вот кто стал источником никчёмных волнений – всего-навсего пугливая животина. Она запуталась в разложенной на земле рыболовной сети́, потому-то мне и попалась.
Рачительный дядька увидел застрявшего в оконном проёме матёрого уголовника и, естественно, удивился:
- Чего у вас здесь случилось?
Вопрос считался прямым, вполне справедливым, и требовал искреннего ответа. Ни секунды не думая, несостоявшийся беглец озлобленно оправдался:
- Я думал, что «менты поганые» нас окружают, и решил, от греха подальше, по-быстрому скрыться. Вы меня извините, но в тюрячку промозглую не очень-то хочется. Рама что? Заклеите плотной плёнкой – сейчас тепло и никто не замёрзнет.
Простое объяснение устроило всех. Кеше Варнаеву?.. Тому и вообще было всё безразлично. Выпив «для снятия стресса» последнюю стопку, он погрузился в непродолжительный, но крепкий сон изрядно опьяневшего человека. Остальные участники допили хмельные остатки и также забылись тревожными, а где-то унылыми, сновидениями.
***
Той же ночью, пока маленький мальчик боролся со сном, а жестокий бандит пытался обмануть неприветливую злодейку-судьбу, в многоквартирном доме, где селился Витя Горячев, происходили странные, ежели и не ужасные вещи. Его квартира располагалась в среднем, по счёту третьем, подъезде. В тот волевой момент, когда он вырвал себя из первого «погружения», стали твориться неописуемые события.
В первом случае проявилась квартира соседняя, примыкавшая смежно. Почитаемый хозяин Сараев Герман Иванович являлся мужчиной среднего роста и достигнул тридцатипятилетнего возраста. Работал он на местном комбинате текстильной направленности и занимал там должность помощника мастера. Ответственный работник, пускай и не обладая внушительными размерами, выделялся немаленькой силой; он не являлся красивым, хотя и не лишался мужской привлекательности. В любом случае он заполучил себе в жёны обаятельную ткачиху. Случилось счастливое бракосочетание лет эдак тринадцать назад. Сейчас дородная женщина приблизилась к определённому возрасту, когда женская красота начинает стремительно увядать, – ей только-только исполнилось тридцать три года. Екатерина Васильевна по невысокому росту равнялась худосочному мужу. С ними жил ещё общий сын, которому вот-вот должно исполниться четырнадцать лет. Серёжа (так звали ершистого мальчика) кое-как закончил обучаться в классе седьмом и готовился продолжить в восьмом.
В тот вечер муж пришёл пьяный и, поругавшись со сварливой супругой, отправился спать. Униженная женщина до тёмного времени печально проплакала, а запозднившийся сын побыстрее отужинал и, не выясняя удручённой причины, укрылся в собственной комнате. Часовые стрелки уверенно устремлялись к полуночи, а Екатерина всё предавалась невесёлому настроению. Она предполагала, что у неверного мужа случилась очередная любовница и что он уделяет ей гораздо больше внимания. Если бы пригласить к ним, в то время, специалистов, изучающих эзотерическую направленность, они бы установили, что отрицательная энергия основательно стала зашкаливать. Наконец, справившись с ненавистными чувствами, хозяйка квартиры, выругавшись злобными матюгами на изменника мужа, решила идти отдыхать. Едва она открыла входную дверь, ведшую в супружеские покои, пьяный избранник непроизвольно зашевелился, как будто (НЕКТО!) посторонний передвигал его по двуспальной кровати.
- Ещё и выпендривается, «гнилая скотина», - язвила раздражённая женщина, посылая в воздушное пространство всю ярую злость, какая скопилась в ней тёплым июньским вечером.
В тот же миг безвольный мужчина поднялся и, уставившись пустыми белками, словно бездумный зомби, вытянул вперёд корявые руки и медленно задвигался, выражая намерения, вовсе не благодушные.
- Ты что, совсем озверел? - пролепетала Катя, отстраняясь к дверному проёму.
Она хотела выйти наружу и отправиться в соседнюю комнату, где спокойно посапывал уставший ребёнок, предоставив общее пространство полоумному мужу, в его единоличное пользование; но… очумелый супруг широко замахнулся и резким ударом, сжатым кулаком, разбил женин нос, свернув его в сторону. Испытав невыразимую боль, она дико-визгливо воскликнула и получила повторный тычок. Нижняя челюсть свернулась направо, возвестив о двойном переломе. Из соседней комнаты выскочил встревоженный мальчик, разбуженный пронзительным криком. Увидев окровавленную родительницу, он бросился на бешенного отца, пытаясь отстранить от измученной, по сути беспомощной, женщины. Едва решительный парнишка приблизился, увидел вместо глаз белёсые склеры; он мгновенно опешил и замер на месте, не в силах куда-то подвинуться. Обалделый отец достал откуда-то кухонный нож и по самую рукоятку всадил его неокрепшему сыну в детскую печень. Мгновенно выдернул обагрённый клинок назад. Непонятным, возможно потусторонним, чутьём безумный мужчина сумел распознать, что от раненого чада дополнительной опасности впоследствии не предвидится. Он наклонился к упавшей жене и, несмотря на истеричные крики, медленно отпилил оравшую голову. Держа жутковатый трофей за рыжие волосы, направился на внешний балкон. Ненадолго застыл. Сбросил женскую голову вниз. Озверело воскликнул! Неспешным движением перерезал личное горло, заливая округу фонтаном ударившей крови. Перекинулся через низенькие перила и, завалившись, плюхнулся вниз.
Нечто похожее происходило с противоположной стороны многоквартирного дома. В сравнимой квартире ютилось семейство старых пенсионеров. Они прожили долгую несчастливую жизнь, вырастили двоих детей, помогли им устроиться в жизни и вдвоём доживали неудавшийся век, находясь в постоянных и склоках, и ругани. Они считались разными по характеру, но, ввиду огромной социальной ответственности, терпели друг друга из-за совместных детей; они-то и удержали их от своевременного развода. Потом пообвыклись и продолжали терпеть постоянные нападки, не имея возможности разъехаться по разным «углам». Корягин Иосиф Георгиевич достиг шестидесятисемилетнего возраста и выглядел худощавым, «высушенным» тяжёлым трудом; лицо его, старческое (так же как и у полноватой супруги Марии Ивановны, на год моложе его) испещрялось многочисленными морщинами, глубоко засевшими в шершавую кожу; потухшие глаза (и той и другого), помимо взаимной ненависти, ничего другого не выражали. Поэтому оба предпочитали находиться порознь – каждый в собственной комнате, встречаясь лишь в общей кухне, где всякий раз случалась словесная перепалка.
Не стал особенным исключением и тот спокойно начавшийся вечер. Поспорив из-за продуктов питания (они хранились раздельно), уличили друг друга в нахальном хищении и долго-долго ругались. Шумный скандал затянулся, и время уверенно приблизилось к полуно́чному. Вдруг! Обозлённая женщина схватила широкий нож и воткнула его в неприкрытое горло опостылевшего супруга. Поворачивая мужнину голову по часовому кругу, она прокручивала её, пока та не повисла на кожно-мышечных продолжениях. Неторопливым движением отпилила и бросила на половое покрытие. К кульминационному моменту всё кухонное помещение залило́сь липкой багряной влагой. Поскользнувшись на влажном полу, престарелая женщина грузно упала… непроизвольно воткнула острое лезвие в собственное правое око, уперев его ручкой в напольную плитку.
Под утро истекавший кровью четырнадцатилетний юнец, барахтаясь в скользком бесформенном месиве, добрался до мобильного телефона и отзвонился в службу спасения – сообщил о приключившимся с ним ужасном несчастье.
