Дизайнер Катя Добрякова прошла через то же, что и многие другие. Речь идет не только о счастье материнства. Но и кое о чем еще. Об этом не все решаются говорить. Катя решилась.
Я никогда не хотела ребенка для себя. Сам факт материнства не казался мне таким уж привлекательным. Такая огромная ответственность — вдруг начать отвечать не только за себя, но еще и за младенца, а потом еще, лет до двадцати, заботиться о нем. Свобода — вот что я ценила больше всего. А может, я просто не встретила своего мужчину? Мне не хотелось по графику приезжать домой, испытывать угрызения совести, занимаясь своими делами. Я вот собаку хотела, но даже на нее никогда не решалась. В самолетах особенно остро чувствуешь, что не готов. Когда на соседнем кресле оказывается орущий мини-пассажир и ты «наслаждаешься» весь полет. И только опыт Ксении Анатольевны, которая была резко против спиногрызов, но в итоге стала счастливой, внушал небольшую надежду, что и у меня после рождения ребенка может сработать материнский инстинкт. Но эта теория требовала подтверждения.
Часики тикали у других, а вот я никогда не ощущала себя на свой возраст и не зацикливалась. От пары мужчин в своей жизни я хотела детей, но исключительно как продолжения союза мужчины и женщины, чего-то сакрального, того, что укрепило бы отношения и стало бы началом счастливой семьи.
Пару лет назад я встретила смуглого кудрявого виолончелиста из Колумбии, и после первого свидания, глядя на нас в зеркало, он сказал, что у нас будут красивые дети. Я вообще все красивое люблю. Он очень хотел детей со мной. Сильно сопротивляться я не стала, подумала: интересный какой сюжет, у мелкого могла бы быть пышная шевелюра, длинные ресницы, смуглая кожа, пара языков с детства и музыкальный папа. Звучало все достаточно привлекательно, как и его рассказы о солнечной волшебной Колумбии, куда мы поедем вместе проводить старость на океане.
Недолго думая мы приступили к производственному процессу. Надо же было проверять теорию. Процесс в целом был приятный, я быстро втянулась и через год увидела две полоски. Ночью, перед тем как я узнала о своем положении, отец ребенка сказал, что меня любит на всех языках, и все, казалось, происходило как в сказке. Он радовался больше меня, он чувствовал, что это будет сын, и заранее придумал ему имя. Его должны были звать Лучио! Спустя пару недель я полетела в Израиль на несколько дней и, вернувшись домой, привезла с собой ковид. Мой латиноамериканский мачо из сказки сообщил мне, прилетевшей с температурой 39, что я, оказывается, жирная, тупая, меркантильная старуха и мне нужно искать такого же старика, как я, и ушел не оглядываясь. Где искать, он не уточнил, оставив меня в затруднительном положении одну. Больше я его не видела. Но нашла дома серьги, такие же дешевые, как и впоследствии нашедшаяся их хозяйка.
Сюжет ушел куда-то не туда, похоже, что сценарист запил и что-то перепутал, а может, заболел ковидом и в жару потерял рассудок?
Это же я, со мной же такого не могло случиться, я же не какая-то дурочка. Вполне себе успешная, состоявшаяся, умная, самодостаточная, заботливая — самый настоящий подарок. Только не со мной! Тут была какая-то ошибка. Дожидаясь, пока сценарист протрезвеет, я потеряла время, и думать о том, хотела ли бы я одна воспитывать ребенка, было уже поздно. Ему было уже три месяца.
Во время беременности я узнала, что была у него не одна, нас было как минимум десять и еще одна девушка была также беременна. Он нас всех заблокировал. Пережить это было очень сложно, подробности его параллельных жизней сыпались на меня, как пени на Елену Блиновскую. Обработать такое количество информации было сложно и просто невыносимо. В это время я потеряла почти всех своих друзей. С их слов оказалось, что мне нужно было сосредоточиться на ребенке. Правда, никто не уточнил, как можно сосредоточиться на том, чего ты не видишь и даже не можешь себе представить. И сколько бы я ни пыталась, я не испытывала к нему никаких чувств и просто пыталась выжить. Это был самый настоящий ад, я ревела каждый день и каждую ночь. На вопрос, ставлю ли я ему классическую музыку, у меня была аллергия, а от вопроса, как я его назову, меня в буквальном смысле тошнило, хотя токсикоза у меня не было. В придачу ко всему этому у меня начались очень сильные отеки, и мне казалось, что кожа на моих ногах просто лопнет.
Живот стал таким огромным, что я не могла поворачиваться с боку на бок ночью в постели, не говоря уже о том, чтобы надеть брюки, носки или ботинки. Хотя какие ботинки, я могла носить только тапочки, и те сорок пятого размера. Все это было настоящим испытанием на прочность. У меня была одна только мысль: ни за что на свете я во второй раз бы на такое не пошла, и, если бы все девушки были такие, как я, человечество бы точно давно вымерло.
На седьмом месяце я решила полететь в Турцию немного отвлечься. В самолете, по классике, на соседнем кресле меня встретил орущий младенец, который преследовал меня до самого отеля. Я подумала: это худшее, что со мной случилось, но не тут-то было. На ужине я обнаружила, что все гости, которые отдыхали там, были как минимум с двумя детьми. Я судорожно взяла трубку и начала строчить агенту, чтобы меня срочно переселили в другой отель. «Сейчас самый сезон, все в октябре едут отдыхать с маленькими детками, ведь они еще не ходят в школу. Сейчас везде так. Вот тебе и генеральная репетиция», — ответила она. Но я не хотела репетировать, слово «детки» и счастливые папаши, таскающие на плечах своих чад, вызывали у меня раздражение и депрессию. Мне никогда не было так безнадежно больно внутри. Вообще, все особи мужского пола, бросившие своих беременных женщин, должны гореть в аду. Никогда не пойму, как можно так поступить и потом как-то функционировать — есть, пить, спать, признаваться кому-то в любви. Как?
Мне было очень страшно каждый день, но страшнее было ночами. Я плакала и просыпалась в тревоге. За пару недель до родов меня отказался вести таксист, он просто высадил меня на дороге с огромным животом и уехал. Я боялась, что, если у меня начнутся роды и я вызову такси, меня не отвезут в больницу.
Чтобы как-то облегчить себе жизнь, я заранее нашла няню, которая должна была помочь вернуть мне меня. За неделю до появления ребенка няня написала мне сообщение, что хочет оплату ее услуг с сегодняшнего дня. Что это будет платой за ожидание. Оплата за сутки была похожа на прожиточный минимум семьи в регионе. Договорились на полставки за ожидание.
Работала я все это время по двадцать часов в сутки, чтобы заглушить боль, но ночами себя было не обмануть. В день икс, как я и чувствовала, все началось рано утром. Я написала врачу, и она сказала ехать в Лапино, и побыстрее. К моему счастью, таксист оказался не бессовестным, и я благополучно доехала до клиники. Сил у меня не было совсем, и врач предложила сделать кесарево, сказала, что так будет безопаснее для ребенка, и я согласилась. Все прошло очень быстро, и, когда мне на секунду приложили ребенка, я почти ничего не поняла, только что он здоров и весит три кило триста пятьдесят грамм, и его сразу унесли. Никакого обещанного хирургом прилива эйфории я не почувствовала. Меня отправили в отделение интенсивной терапии и положили под теплое одеяло отходить от наркоза. В этот момент в ответ на то, что я родила, мне написала няня: «Екатерина, переведите хоть рубль, я голодная». Няню не сильно волновало мое положение, ей хотелось скорее получить хоть какие-то деньги, и она не искала подходящего времени, а просто требовала закрыть ее потребности прямо сейчас. Даже не представляю, как она жила до того, как встретила меня, и не умерла от голода.
Вечером, когда меня перевезли в палату, мне прикатили пластиковый лоток на колесах, где лежал маленький человек. Я еще не знала, как его назову, но моя подруга что-то рассчитала по дате рождения и сказала, что ему очень важно держать связь с родом. В этой области по линии отца у нас был отрицательный результат, и я решила, что хотя бы дам ему колумбийское имя. Накануне ночью я думала об этом и решила, что самым достойным колумбийцем, которого я знала, был Габриэль Гарсиа Маркес. Имя Габриэль мне очень нравилось, но я решила еще по совету родителей проверить святцы. И каково же было мое удивление, когда я увидела, что он родился в день своих именин. Гавриил, выдавал мне первый в поисковике сайт, староеврейское Габриэль, помощник Бога. Всё, сомнений не осталось, моего сына будут звать Габриэль. Как бы странно это ни звучало. За этим именем — его история. Я осторожно взяла его, и Габи засопел и зачмокал у меня на груди. Я никогда не держала в руках ничего более беззащитного и милого, и в эту же секунду мое сердце растаяло и я поняла, что в ответе за этого маленького ангела, и у него никого больше нет, кроме меня, и я буду любить его и защищать во что бы то ни стало.
Через четыре дня я снова получила сообщение от няни. Няня писала: «Екатерина, переведите на анализы». И тут я поняла, что мы никак не сойдемся с этим человеком по ценностям. Что с няней, которая не спрашивает, как я себя чувствую и как себя чувствует малыш, а зациклена только на деньгах, нам не по пути. Я сообщила ей об этом и в день выписки снова оказалась без помощи. Я приняла решение уезжать из Лапино одна, без этих красивых памятных семейных фотографий на стене с цветами. Я предвкушала свое состояние неполноценности, стоя с ребенком без мужа и отца, и решила этот момент опустить. Когда я вышла, на той самой стене фотографировалась семья из десяти человек, все были очень счастливыми и обнимались с толпой родственников и детей. У меня подкатил ком к горлу и навернулись слезы, я постаралась побыстрее оттуда убежать. Дома меня никто не ждал. Когда я приехала, Габриэлю нужно было есть, а я еще не понимала, как приготовить молочко и стерилизовать бутылочки. Он кричал, я носилась, пытаясь найти и прочитать инструкцию и от стерилизатора, и от смеси. В гости приехали мои родители и пытались мне помочь, но я так устала, что быстро проводила всех, и мы легли спать. Микрочип я положила с собой. Шов все еще тянул, но мой парень об этом не знал и отчетливо давал понять, что он хочет есть каждые три часа, сначала включая режим «регулировка» — как полицейский с палочкой на дороге, он махал руками в разные стороны, потом, если я не поняла или не успела, переходил к режиму «сирена». В ту ночь я сожгла все пальцы горячим паром и абсолютно сбилась с ног, то нагревая, то охлаждая бутылочки. Слава Богу, утром приехала другая няня, и быт стал налаживаться. Я думала, что никогда не буду спать с ребенком, но кроватка тут же перекочевала из комнаты няни ко мне в спальню, хоть так пока ни разу и не пригодилась, потому что мой сын пока спит со мной. Каждый вечер я смотрю, как он сопит рядом, и не хочу выключать свет, чтобы подольше полюбоваться этим маленьким чудом, которое как-то выросло из одной клетки. Я наблюдаю, как начинает оттаивать и проявлять к нему интерес кот, который, кажется, решил стать его охраной и не отходить далеко. Наша новая няня ставит ему Моцарта, Шопена, когда мы укладываем его спать и кормим. Моя аллергия на классическую музыку, кажется, начинает поддаваться терапии.
Что там случилось со сценаристом, я так и не поняла, но, надеюсь, он придет в себя и напишет гениальную счастливую развязку этой истории, в которой у моего маленького принца будет любящий отец, а у меня — достойный мужчина рядом. Я бы могла родить ему девочку. Ау, Вуди Аллен, придумай что-нибудь, я же знаю, ты можешь, как слышно?!
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №119. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
