Спросила наконец-то у Яндекса (догадалась!), что такое свет невечерний?
Подозревала же, мол, это явно что-то такое, что все знают, кроме меня... и правда. Всплыла первой строкой брошюрка Сергея Булгакова "Свет невечерний" с неизбежным Нестеровым на обложке, и это пишет учитель литературы, да... почему я вообще забыла про Булгакова, который философ? В общем, когда я восемь лет назад начинала водить экскурсии по храмам, то была куда увереннее, чем сейчас, ибо знала просто меньше.
Это строчка из стихотворения поэта Хомякова, которого я знаю, но отнюдь не наизусть... а стихи очень красивые. Поэтому, когда в нашем городе проходила выставка церковной утвари, святынь, икон из фондов краеведческого музея, то она была лирически названа "Свет невечерний". И я на ту выставку кинулась бегом, т.к. выставляли евангелие в серебряном окладе, которое Пётр I подарил нашему Знаменскому монастырю. Для Сибири это редкость... да и не только, ибо он на каждой странице что-то подписал от себя, подчеркнул... в общем, потратил своё драгоценное время. Люблю такие личные подарки.
Суть в том, что Евангелие это ни разу не выставлялось в свободном доступе - хранится оно в ризнице монастыря и... тут я просто впервые увидела то, о чём годами рассказывала. Согласитесь, это кружит голову!..
И можно себе позволить минутку поэзии:
Ночь на востоке с вечерней звездою;
Тихо сияет струей золотою
Западный край.
Господи, путь наш меж камней и терний,
Путь наш во мраке…Ты, свет невечерний,
Нас осияй!
Хомяков А.С.
Да, если вы хотите увидеть ледяную часовню Иркутска, то это здесь:
В этом году я уже вряд ли сболтну и спутаю кадило с паникадило, но могу вдруг споткнуться на "хиротонисан в архиереи" и... замолчать, потрясённая - я не помню, как это греческое слово переводится. Наверное, если бы это всё с детства как-то впитывалось, то... именно православная культура, а не христианство в целом. И это у меня ещё была школа, где Ветхий Завет и Новый читали каждый день на протяжении нескольких лет. Потом в институте у меня был Старославянский, после - Древнерусский. Не представляю, как бы я справлялась совсем одна, если честно.
В душе-то я просто древний грек, который страшно далёк от этого, но зело любопытен. Ибо всё это похоже, и хочется во всём этом свободно и легко ориентироваться, но... я иногда с ужасом тону просто в названиях.
Да, необходимо пояснять в каждой статье о храмах, что я человек светский, невоцерковлённый, поэтому и провожу экскурсии для среднестатистических "советских" туристов, которые говорят "нам бы по-простому, мы всё равно ничё не знаем". То есть я всегда много говорю об истории, архитектуре, купечестве, а какие-то обрядовые вещи и глубоко православные задеваю постольку-поскольку, ибо для людей, которые по-настоящему в теме - есть паломнические туры, есть специализированные экскурсии, а я гид совершенно светский...
Иногда с ужасом понимаю, что я хочу рассказать про иерархию священников, но у меня вместо этого крутится в голове "занимает пятое место в диптихе автокефальных православных церквей мира", что туристам точно не нужно, а нужно проще, яснее, понятнее, т.к. люди записываются на подобные экскурсии с надеждой хоть что-то понять во всём этом откровенном греческом... которого я не знаю, и с горечью именно в Греции поняла, что я ничего не понимаю, и что в Италии мне легче, ибо я просто всё могу прочесть, ибо латынь мне точно матушка, а греческий канул в Лету после революции, видимо. И что новые иностранные языки даются мне так нечеловечески тяжело, что впору вспомнить алгебру...
С годами почти отучилась говорить "у нас" (какой, извините, к бесу, "у нас"? ты хоть раз была на каком-либо церковном таинстве, кроме массового крещения в 90-ых годах, куда тебя отвели мама с тётей Леной, где побрызгали водой сотню человек, а потом запустили ещё сотню человек... на выходе мы купили в киоске сверкающий крестик, и он у меня лежит в шкатулке), а заменила на мягкое "у нас, христиан", если в автобусе явно одни белые лица... но зато столько открылось подводных камней, столько сложных и непонятных мест, как этот рождественский тропарь, где упоминаются слова "свет невечерний"... и я всякий раз просто хожу по раскалённым углям, боясь обнаружить полное незнание жизни. Ибо это огромная жизнь - как история, политика, культура, искусство, архитектура... и прежде, чем что-то из этого смело критиковать - нужно это хоть мало-мальски знать.
В конце ноября, когда уже пришла зима, и выпал снег, и музыканты так славно играли на тёмной и вечерней Урицкого, подошёл самоуверенный парень с брошюрами, и я даже кивнула и взяла автоматически, но парень пошёл за мной и принялся допрашивать "хожу ли я в церковь?" или "только слышала звон, а не знаю ничего, как молодые вертихвостки". Терпела-терпела, но так дивно играли "Молитву" Би-2, а парень так противно что-то нудел, что я не выдержала и сказала:
-Дайте послушать музыку, а?
-Думаете музыка вас спасёт? Только Христос спасёт, а не музыка.
-Так. Забирайте вашу брошюру, идите прочь, - резко ответила я, а потом шла и думала:
-В храмах Иркутска мне встречаются образованные интеллигентные люди, которые желают говорить о Создателе, о звёздах, о Тургеневе, о терпении, о долге, об умении слушать и слышать, а у меня с терпением как-то не складывается... ни в молодости не складывалось, ни сейчас. Иногда кажется, что получше стало, ан нет...
Вспомнила сцену из Анатолия Алексина:
"Мучительно переходить из мира в войну. Но и к миру после четырех лет... надо привыкнуть. Меня охватили не только истеричное ликование, но и растерянность. С прежним страхом я взглянула на лестницу, спускавшуюся в подвал, который мысленно все еще называла «бомбоубежищем». Оттуда, снизу, цепляясь за перила, как после изнурительной болезни, появилась женщина с таким лицом, будто она всю войну просидела в подвале. Я знала ее. Но откуда? Человеческая память избирательна: один забывает номера телефонов, но мастак по части имен и фамилий, другой же — наоборот. Моя память отталкивала от себя лица. Человек здоровался, а я не знала, о чем разговаривать, на какую тему: кто он — лечивший меня доктор, управдом или продавец из соседнего магазина?
— Это не болезнь, а особенность, свойство натуры, — объяснил Ивашов, который был для нас с мамой самым авторитетным на земле человеком. — Все молодые сотрудницы в моем представлении — Верочки. Ну, и что? Не Валечки и не Галочки... А только вот таким образом.
Ивашов не успокаивал — он, пользуясь собственным опытом, объяснял, что причин для волнений пет. Паники он не выносил. Особенно, когда для нее были основания.
— Паника, хоть и криклива, все притупляет, лишает зрения. И погружает во тьму хаоса. Это не я утверждаю, а исторический опыт. Вот таким образом.
Он часто обрывал разговор этой холодной фразой, не желая показаться сентиментальным или велеречивым.
Ивашов знал, конечно, что опыт люди используют в науке, а в личной жизни им чаще всего пренебрегают.
— Этому есть оправдание, — помню, сказал он. — Ведь теории личной жизни не существует: ничто здесь не подвластно правилам, обобщениям.
Мы с мамой немедленно восприняли его мысль, как обобщение и руководство к действию. Опираться на его убеждения было очень удобно: не возникало риска споткнуться, ощутить вакуум.
Женщина, которая появилась из бывшего бомбоубежища, казалось, и не слышала о победе.
— Ивашов-то из эвакуации насовсем вернулся? — мрачно, с подковыркой спросила она.
Я заспешила по давно немытым ступеням.
— Дочь-то его, красавица, говорят, замуж вышла? — догнал меня следующий вопрос. — Там осталась?.. Теперь в двух комнатах один проживать будет?
Я и на это ей не ответила.
«Сейчас увижу Лялю и Машу?» — подумала я о своих лучших подругах, убегая от въедливого, укоряющего голоса.
— А ты расцвела... Выросла! — догнал он меня уже на втором этаже. -
Война была, а ты расцвела. Все из эвакуации обратно поползли...
Отоварилась?
У меня в руках была сумка с продуктами.
Я испытывала благодарность и облегчение, когда люди сами напоминали, кто они и откуда знают меня. Женщина, стало быть, просто видела, как я девчонкой бегала к Ивашовым, — я встречала ее здесь же, в подъезде. Все вспомнилось, но благодарность от этого не возникла".
Но расстроилась, что так легко потеряла самообладание - подрасслабилась в наших храмах и церквях... потому, что в Иркутске ты всегда обретаешь в храмах своё - часто замечаю, что если туристы хотят лечиться, то у них будет буддийский монах с чашами, если идут за интеллектуальными знаниями, то священник будет рассказывать об архитектуре или соборном уложении, о Петре или морских экспедициях... музыкантские воспитанники будут говорить о музыке Баха и Шуберта. То есть все обретут своё, и мне кажется, что это самое прекрасное и ценное, что есть в нашем городе: