Найти тему
Василий Боярков

Потусторонняя одиссея (ужасы 18+)

Глава V. Нечаянная встреча

Коня́ев Андрей Геннадьевич замещал должность заместителя начальника полиции по охране общественного порядка и дослужился до звания подполковника; понятно, при сорокасемилетнем возрасте, он обладал, в организации служебной деятельности, неисчерпаемым опытом. Среди подчинённых влиятельный руководитель пользовался абсолютным авторитетом и имел непререкаемо безграничную власть; то есть любое его указание никогда не оспаривалось, а выполнялось и точно, и в срок. Солидного положения он достиг и многолетней, и кропотливой работой; довелось ему побывать и в многочисленных переделках. При том что внешне мужчина не выглядел примечательным: высокий рост отмечался тщедушным телосложением и не считался физически развитым; худое, продолговатой формы, лицо всегда представлялось сосредоточенным и выделялось гладкой и смуглой кожей; серые, немного зауженные глаза наполнялись пытливым умом, особенной проницательностью и твёрдыми убеждениями; остренький нос и худощавые, плотно прижатые губы выдавали звериную хитрость, высокую жёсткость; иссиня-чёрные волосы укладывались по-офицерски аккуратной причёской.

В текущие сутки он заступил дежурить ответственным от полицейского руководства. Согласно установленного регламента, в половине двенадцатого поехал проверить расставленные наряды. Получив от Ма́ркина небывалое сообщение, что «совершается вооруженное нападение», озадаченный подполковник уточнил «находятся ли нападающие отморозки снаружи или уже внутри», после чего скоординировал оперативные процедуры. Слыл он начальником опытным, тактически грамотным, поэтому, выяснив что пистолетная стрельба раздаётся внутри, разумно предположил: «Навряд ли беспрецедентный налёт под силу всего одному человеку; а значит, орудует организованная преступная группа, которая первым делом захватит оружейную кладовую. Оценив реальные риски, Коняев не бросился, сломя голову, на верную смерть; нет, он доложил о неслыханном вероломстве в областные структуры и принялся ожидать серьёзного подкрепления. Перед грядущим рассветом (когда местные сотрудники сконцентрировались немного поодаль) городскую тишину разорвал громогласный крик тысячи глоток (то ли звериных, а то ли и демонических?); они словно слились воедино и походили на раскатистый рык, вырывавшийся из Дьявольской Преисподней. Простые полицейские стали судорожно креститься; да и у сурового подполковника правая рука непреднамеренно потянулась ко лбу – и только усилием несгибаемой воли он удержался от проявления непозволительной слабости. Через полтора часа показался региональный ОМОН. Вместе с ними практичный начальник проследовал к на́голову разбитому кровавому отделению.

На улице вовсю рассвело, а время перевалило за часовую отметку «пяти», когда появилось уже ненужное подкрепление; даже не заходя вовнутрь, становилось больше чем очевидно, что вряд ли кого-то застанут живым. В любом случае специально обученные бойцы работали согласно установленных правил: во-первых, окружили наружный периметр; во-вторых, постепенно проникли внутрь; в-третьих, рассредоточились по чётким канонам военного дела. Никто из штурмовавших спецназовцем не тешился напрасной надеждой, что обнаружится хоть какой-то сравнимый порядок; они представляли растерзанного дежурного, оставленного на голом асфальте, и ожидали чего-то подобного. Сплошная уверенность не уберегла их жутких, едва ли не отвратительных ощущений, какие охватывали любого, кто оказался в эпицентре жестокой бойни. Здесь было чего ужаснуться! Всюду валялись окровавленные, отделенные друг от друга, людские останки; и полы и стены обильно обагрялись невысохшей кровью; повсеместно наблюдались частички человечьего мозга; вокруг стояла неимоверная вонь, затхлая и едкая, гнилая и нестерпимая. Многие, и видавшие виды, сотрудники опустошили чувствительные желудки от оставшейся, не переваренной с вечера, пищи; они добавили в общий тлетворный состав ещё и рвотные массы. Всем им сразу же захотелось на уличный воздух.

Изо всех сотрудников лишь Коняев не мог себе позволить ни маленькой слабости. Окружив себя стойкими, по возможности немолодыми, бойцами, он обследовал подведомственные помещения вплоть до последнего кабинета. На верхнем этаже обнаружили Горячева, так и лежавшего без сознания.

- Один, кажется, жив?! - крикнул один из омоновцев сопровождавшему подполковнику; проверяя пульс, он приложил два пальца к сонной артерии.

Андрей Геннадьевич поспешил к выжившему сотруднику и лично убедился в правдивости изречения.

- Несите его вниз, сразу на выход, - распорядился он, обратившись к двум подоспевшим сотрудникам, - там, наверное, «скорая» уже прибыла́.

- Не надо, - промолвил очнувшийся капитан, - я в полном порядке, - сказал, трогая повреждённую голову; он обнаружил лопнувший кожный покров да тонкую струйку кро́ви.

Коняеву кто-то сунул толстый платок, и его приложили к рассечённому месту. Чтобы усилить тампонный эффект пришлось увеличить его парочкой в чём-то похожих. У приспособленных омоновцев нашёлся стандартный бинт, и он моментально превратился в тугую повязку. Когда с первой помощью успешно покончили, влиятельный подполковник помог простому офицеру подняться и сопроводил его к личному рабочему кабинету; тот располагался рядом, за особенным ответвлением. Оставив детальное изучение профессиональным спецназовцам, заместитель начальника заторопился выяснить: что именно приключилось во вверенном отделе внутренних дел? Как только они остались вдвоём, он обратился к выжившему в ужасной мясорубке раненому оперативнику:

- Так, а теперь, капитан, расскажи-ка мне поподробнее: что здесь случилось и кому, вообще – такое! – под силу?

Оперуполномоченный, склонив бедовую голову, на некоторое время задумался (словно соображая, с чего бы ему начать?), а победив нахлынувшее смущение, твёрдым голосом заявил:

- Можете считать меня сумасшедшим, но, по-моему, ночные гаишники да несостоявшийся вымогатель сказали нам правду. По нашему городу действительно ходит нечто – ТАКОЕ! – что неподвластно нормальному восприятию; а главное, его совершенно невозможно убить: пистолетные пули от него отлетают, точно от металлической сковородки. Мы, товарищ подполковник, находимся в полной заднице, и как с ужасным явлением бороться – я просто не представляю. От одного его громогласного рыка я отлетел на несколько метров назад и ударился так оглушительно, что – как Вы сами изволили видеть – надолго лишился сознания.

- Но почему ты выжил? - выразил резонный интерес вышестоящий начальник; он вперил в говорившего человека проницательный взгляд. - Судя по остальным, у кровожадного выродка нет никакого желания оставлять кого-то в живых, а основной его целью является освобождение бренных тел от «надоевшего» мозга, - он неприлично острил. - Так почему ОНО не убило тебя? Может, ты его знаешь?

Предположение казалось настолько естественным, насколько контуженный сыщик склонился к аналогичной мысли и молча перебирал возможные варианты. Рассуждение вроде логичное? Однако полицейский никак не находил рациональный ответ; ни о ком из знакомых, кто мог бы обладать сверхъестественными способностями, достоверная информация так и не прояснилась.

- На ум никто не приходит, - выдал он после пятиминутного размышления, - ТАКОЕ мне пришлось увидеть впервые.

- Возможно?.. - как бы согласился высокий начальник. - Всё равно, Горячев, я убежден, что ты и происходящая жуть как-то взаимосвязаны, то есть разгадку конечную необходимо искать конкретно через тебя.

***

В то утро Витя Горячев просыпался, как и накануне, в холодном поту, отчётливо помня, что снилось кошмарной ночью. Отца дома не было, на кухне же хлопотала вредненькая соседка. Сообразительный мальчик вычислил её по шаркавшим звукам старческих ног; они еле-еле передвигались в соседнем пространстве и перемежались с недовольным, по-старушичьи кряхтевшим брюзжанием. Находясь под «закошмарившим» впечатлением, вспотевший ребёнок долго не мог собраться и вылезти из промокшей кровати; он надеялся, что жуткие страхи рассеются сами собой. Они передавали немыслимую резню, происшедшую в полицейском участке; она отчётливо стояла перед десятилетним взором, никак не желая избавить от жуткого наваждения.

Из глубокой задумчивости его вывела Агрипина Евлампиевна; она зашла сообщить, что пора вставать и что завтрак, давно готовый, стоит на столе. Выполняя родительские инструкции (тот позвонил ей с утренней рани), она пришла будить подопечного мальчугана ровно в половине седьмого. Увидела, что Витя не спит, а внимательно изучая, уставился в незримую точку на потолке. Скрипучим голосом ехидная старушенция молвила:

- Давай, Пострелёнок, - так она его всегда называла, - вставай, умывайся да быстренько отправляйся позавтракать. Ты спросишь: почему опять нет дома отца? Как и всегда, у них, там, в полицейской конторе, какой-то аврал, и он опять останется на внеурочной работе… что-то у них случилось неимоверно серьёзное? Так что ты снова поступаешь в моё старушечье ведение, а как ты знаешь – со мной шутки плохи. Поэтому сейчас быстро – в ванну, а затем – марш на кухню.

Спорить с престарелой особой всё одно бесполезно, тем более что они оба недолюбливали друг друга. По той же причине не захотелось с ней делиться ночными кошмарами. Был бы дома родной отец, испуганный сын, возможно бы, и открылся; но откровенничать со вредной старухой, нет! – простите покорно. Он сам решил побороться с необъяснимыми страхами – без чьей-либо помощи. Резко стряхнув тревожную тягу, сковавшую не очень окрепшую психику, бойкий проказник спустился с кровати и устремился на кухню; чувствовалось, там дымились свежие блинчики. Что-что, а готовить у бабушки получалось! Умяв зараз не меньше десятка, проворный мальчик успешно насытился. Одновременно он избавился от «лишнего груза» и через полчаса практически ничего не помнил; лишь смутное воспоминание продолжало удерживать глубинное подсознание, не отпуская, до конца, мальчишечьи мысли.

Быстро расправившись со вкусненьким завтраком, Горячев устремился на улицу, чтобы встретиться с неразлучными дружками-приятелями. Запретов категоричных не поступало, и исполнительная старушка не стала никак воспрепятствовать. Единственное, ей захотелось выяснить, стоит ли готовить к обеду первое блюдо.

- Ты есть днём заявишься, - прошамкала она беззубыми челюстями, - или, как всегда, останешься мыкаться? Ежели так, я не буду утруждаться ненужной готовкой.

- Вы рассуждаете правильно, бабушка, - ответил самоуверенный мальчик, обувая новёхонькие кроссовки, - я сегодня останусь у доброго друга, хи-хи, - промурлыкал он тихо.

Остальная одежда, соответственно времени, составляла серую футболку да чёрные трико с белыми лампасами, по внешним бокам. Облачённый в простеньком одеянии, мальчуган выходил из душноватой квартиры. Его уличная команда, по обыкновению многочисленная, к концу июня значительно поредела: верные товарищи отправились, кто в летние лагеря, кто к деревенским «пращурам», а кто и в родительские отпуска, в основном на Чёрное море. В городской округе оставались лишь два пацана; они и проводили с Витей свободное время, а его у них случалось предостаточно много – с раннего утра и до позднего вечера. Первым делом юный проказник отправился к Борцову Ивану, жившему в соседнем подъезде той же пятиэтажки. Жуткий любитель поспать, тот находился ещё в кровати, так как правила в их доме являлись намного менее строгими. Жалостливые родители не старались вырастить из сына кого-то особенного, а предоставляли ему самому распоряжаться собой, по детскому усмотрению. Заняты́е «предки» (оно и понятно) ушли уже на работу, и стоило большого труда дозвониться до лучшего друга. Наконец, после десяти минут усердных звонков да барабанных стуков, послышались полусонные, но и бранчливые причитания; они изливались из крайне недовольного хлопца.

- Хватит бурчать! - крикнул Виктор сквозь металлическую преграду. - Открывай уже!.. Впускай меня внутрь. Опять, наверное, просидел в компьютерных играх до самого до утра.

Едва он договорил, дважды щёлкнул дверной замок, и железная створка поспешно открылась. Навстречу предстал полусонный ребёнок, достигший примерного возраста; он активно пытался протереть карие, хорошенечко заспанные глаза. По росту второй парнишка казался чуть выше и значительно превышал в физической силе – выделялся излишне крупными формами (однако, в отличии от Горячева, характером тот выдался и мягким, и добрым, и абсолютно покладистым); круглая физиономия напоминала добродушного Мишку (медведя из старого мультика); пышные щёки, обильно усыпанные веснушками, маленький, не выпиравший особо, нос и пухлые губы – все они выдавали натуру уравновешенную, склонную к спокойному образу жизни. Непонятно за что (по каким отличительным признакам?), он считался для Вити одним из лучших друзей. Действительно, в каких крутых переделкам не приходилось участвовать, на небольшого, но сильного человечка всегда полагались как на себя, не опасаясь, что в трудную минуту он бросит либо предаст. Вот и сейчас, верный мальчишеской дружбе, он, оставаясь в одних синих семейных трусах и белой, но сильно застиранной майке, стоял, готовый к любым приключениям.

- Опять, что ли, играл в бездумные «танчики»? - ёрничал Виктор, разглядывая изрядно потрёпанный вид.

- Было дело, - не оспорил второй ребенок выдвинутое предположение, - ничего не могу поделать: сяду играть – не могу оторваться. Не прикасаться к «компу» совсем? Этого я не могу.

- Я могу посоветовать, сам знаешь, одно, - заключил рачительный посетитель, - надо заниматься или лёгким бегом, или тяжёлыми приседаниями. И вот тогда!.. Охота ко всяким «стрелялкам» – она пропадёт.

Приветствие посчитали законченным, и дружные ребята направились в детскую комнату. Гостеприимный хозяин, окончательно избавившись от захватившего сна, поспешно оделся, чтобы отправиться на ежедневный прогулочный променад. Удобное одеяние мало чем разнилось от Витиного; оно включало спортивные трико, синие да широкие, и клетчатую рубаху, с короткими рукавами и объёмными грудными карманами (в один из них удобно помещался сотовый телефончик). Облачившись, голодный парнишка прошёл на кухню и с аппетитом умял питательный завтрак. Горячев, естественно, отказался, памятуя, что только-только откушал вкусные старушечьи блинчики. Когда крупный мальчик допивал горячий утренний чай, в квартиру опять постучали.

На пороге стоял их третий друг-одногодка, запыхавшийся от быстрого бега. Коще́ев Алёша, их слишком худой одноклассник, выглядел несколько несуразно; однако он не жаловался на нехватку физической силы и, как и все остальные сверстники, спокойно проделывал атлетические приёмы и турниковые упражнения. Понятное дело, тот отмечался нетипичными признаками: лицо его, вытянутое, не виделось привлекательным, но и не выглядело излишне отталкивавшим; голубые глаза лихорадочно бегали, как бы предупреждая, что торопливый обладатель вечно куда-то спешит и что боится туда опоздать; ноздреватый нос выпирал гораздо больше чем надо, проявляя чрезмерное любопытство; губы широкие, всегда плотно сжатые, выдавали излишнюю обидчивость, коварную мстительность; кудрявые блондинистые волосы остригались по нижние мочки и прикрывали лопоухие, широко торчавшие, локаторы-уши. Оделся он, как и другие товарищи, в серое, сплошное, без рисунка, трико, белую футболку и однотонные ей кроссовки; с левой ноздри свисала зелёная, неприятного вида, сопля, что делом считалось всецело нормальным. Опрятные друзья давно смирились с отвратной особенностью и не сильно на ней заострялись, лишь изредка напоминая в детских язвительных шуточках.

- Вы слышали невероятную новость? - выкрикнул он, едва переступая порог. - В полицейском участке сегодняшней ночью перебили дежурных сотрудников.

- Как? - ненамеренно вздрогнул Горячев, вспоминая ночной кошмар. - Там же находился мой папа?

Непроизвольная тревога пересилила всё остальное, и Витя, достав из трико простецкий мобильник, попытался связаться с отцом. Гудки надсадные шли, но ответа не следовало. После третьего срыва встревоженный мальчик не на шутку разнервничался, прокручивая страшные картины безумного наваждения. Он отчётливо помнил, что Таинственный Незнакомец не убил, во сне, Горячева-старшего, а лишь отбросил его к стене. С другой стороны, не могло же всё соответствовать досконально, и возбуждённый мозг чего-то просто не понял, ну, или показал совсем по-иному. Находясь в необъяснимом смущении, предупредительный парень хотел уж было бежать в районное отделение, чтобы воочию убедиться в той страшной трагедии, – и даже направился к двери; но тут… заботливый родитель сам перезвонил на детский мобильник и обозначил, что всё у него в порядке.

- Сынок, ты звонил? - первое, что послышалось во включённом динамике.

- Да, - подтвердил поуспокоенный мальчик, остановившись у входа и отпустив дверную ручку, на которую собирался давить, - я прознал о ночном происшествии и захотелось узнать, всё ли с тобой нормально.

- Не переживай особенно, Витя, - убедительно заверил рациональный отец, стараясь не посвящать его во все ужасные события трагической ночи, - свалилось много срочной работы, и мне, очевидно, придётся основательно задержаться – пока мы со всем здесь не разберёмся. Ты уже большой и должен справиться сам. Кушать тебе приготовит Агрипина Евлампиевна: я с ней сегодня договорился. Ну всё, мне сейчас некогда, а если что будет нужно – звони.

Непродолжительный разговор враз оборвался, потому как спешивший родитель отключился от сотовой связи. Ему предстояло разобраться: как ко всему случившемуся причастен преступник Кентюрин, благополучно покинувший «оперско́й» кабинет? Теперь его требовалось срочно найти и вернуть, негодного, в районное отделение. Неоспоримое указание поступило от высшего руководства, то есть нельзя было ни есть, ни пить и не спать, пока оно не будет исполнено. Не отдыхая вторые сутки, усердный оперативник продолжал оставаться в строю, смутно предполагая, когда же закончатся его рабочие будни.

Обеспокоенный сын, уточнив, что с последним родным человеком ничего не случилось, сам решил произвести коротенькое расследование. С помощью верных друзей он вознамерился прояснить одну существенную деталь; она мучила после ужасной вести, какую принёс сопливый товарищ. Положив потухший мобильник в карман, он вернулся на кухню, где оставались другие мальчишки и, насупившись, сурово спросил:

- Никто из вас не слыха́л: в нашем городе не случилось чего похожего, как с полицейским участком?

- Нет, - хором ответили и тот и другой, - мы же всё время оставались с тобой, и всяко бы ты знал то же самое, что и мы.

- Ладно, Толстый, - он обратился к Борцову, - заканчивай набивать свой непомерный желудок, и пошли со мной проверим одно секретное место.

Второй раз повторять не потребовалось: послушный мальчишка одним глотком допил поостывший чай и бросил чашку в посудомойную раковину, предоставив вымыть кому-нибудь из родителей. Все трое устремились наружу, следуя за действенным предводителем. Тот, не спуская сосредоточенной мимики, отправился по направлению загородного коттеджа, пять минут назад отчётливо всплывавшего в детской памяти. Подбежав к протяжённому двухэтажному дому, начавшему череду кровавых событий, и он, и верные спутники обнаружили, что внешний вход надёжно закрыт и опечатан прокурорской печатью. «Ха-ха!» - они посмеялись. Для смекалистых пацанов затруднительное (вроде бы?) положение ничего не значило: они непременно желали проникнуть внутрь и исследовать всё воочию.

- Закрыто, - прервал Алёха недолгие размышления, - наверное, нет никого, и попасть мы туда не сумеем.

- Интересно, Кощей, - перебил его Витя, называя пацанским прозвищем и озаряясь хитрой ребячьей ухмылкой, - когда нас что-нибудь останавливало?

- Никогда, - подтвердил и сильный попутчик, подойдя к двухметровому забору да пытаясь допрыгнуть до верху (естественно, в силу маленького ростка, так нечего и не получилось).

- Ладно, хватит заниматься ерундовой фигнёй, - промолвил Горячев, избирая обратное направление и удаляясь от входного проёма, - я там, по пути, заметил хорошую доску – айда её заберём!

Небыстрой пробежкой они вернулись метров на триста, где, и действительно, возле дорожной обочины, скрываясь в траве, лежал деревянный материал, доходивший до двух с половиной метров. Издав торжественный клич, Виктор поднял подсобный предмет и с помощью остальных участников дотащил его к высокой преграде. Приставил к бетонной конструкции примерно до половины – это одним концом; другой упёрся в каменистую почву.

- Делай как я! - крикнул он, отбегая чуть в сторону, чтобы выбрать короткий разбег.

- А если там злые собаки? - поинтересовался сопливый пацан, «хмыздая» болезненной носопыркой; он заставил первого бегуна остановиться у края трамплина.

- Вот зачем ты сейчас сказал? - выругался он грубо, не позабыв про парочку крепких словечек. - Ты сбил мою скорость. Думаешь, я тупой? Забрался б наверх и обязательно осмотрелся: есть ли там кто или же нет? Всё, теперь молчите и не мешайте мне прыгать.

Он повторил первоначальный манёвр, отбежав метров на пять, на полминуты остановился, примеряясь к привычному упражнению, и побежал к подручной ступеньке. Легко доскочил до верхнего края, сделал мощный толчок, ухватился за верхний край, выполнил силовой приём и подтянулся наверх. Напористый шкет мог бы с лёгкостью перескочить на заграждённую территорию, но, памятуя о предупреждении худого товарища, завис в недви́жимом положении, озираясь по внутренним сторонам. Так длилось не дольше минуты, после чего проворный мальчик, небрежно бросив: «Ничего тут страшного нет», спрыгнул на суверенную землю. Следом перемахнул товарищ сильный, а закончил сопливый, наиболее осторожный.

Они оказались в том самом месте, где днём ранее трое преступников стремились на страшное преступление. Как водится, они пониже пригнулись к земле, опасаясь, что их случайно увидят. Короткими перебежками (то привставая, то останавливаясь, то вновь прижимаясь) сплочённые дети помчались к кирпичной сторожке; они задумали убедиться, что дополнительных неприятностей не предвидится и что бдительная охрана отсутствует. По мере приближения им попадались ужасные следы невероятной трагедии. Горячев следовал по какому-то, известному ему одному, маршруту, как бы заведомо зная, куда необходимо выдерживать конечное направление. В результате достигли кровавого отпечатка, где, общей кучей, складировались растерзанные покойники – двое охранников и столько же атаковавших бандитов. Что происходило именно так, а вовсе не по-другому, свидетельствовало багряное «пятнище» да разбросанные по округе мелкие кусочки мозгов; два трупика доберманов-пинчеров так и продолжали лежать тут же, неподалёку. Человеческие тела отправили в судебную экспертизу, животных предпочли оставить как есть, не посчитав, что они заслуживают людского внимания.

Два непривычных друга, едва увидев кровавое месиво, активно освободились от принятой пищи, чем добавили дополнительных неприятных запахов. Горячев на удивление никак не отреагировал; он молча стоял – оценивал приснившийся поединок. Во взбудораженной памяти настойчиво всплывали пережитые кошмары, ночные видения. Пока всё, что снилось в ту страшную ночь, соответствовало суровой действительности, полностью подтверждалось. Ужасные картины вставали одна за другой, погружая юного отпрыска в глубокомысленную задумчивость.

Из детского оцепенения вырвали два товарища; они основательно поочистились и выразили правильное желание побыстрее покинуть то жуткое место. Первым, как всегда, пода́л разумный голос Кощеев.

- Слушай, Брат, - проговорил он охрипшим говором, называя пацанского предводителя заслуженным прозвищем, - пошли отсюда подальше: чего-то мне здесь не нравится.

- Да, - согласился и второй участник детского трио, - давай уберёмся со стрёмного дома, не то… как бы чего не вышло?

- Нет, - твёрдо заявил неумолимый главарь, не единым мускулом не выказывая тревожных переживаний, - надо посмотреть ещё кое-что.

Уверенный, что вряд ли кто попадётся, мальчик смелой походкой отправился к стеклянному входу. Неотступным спутникам волей-неволей пришлось пристроиться следом. Как верные псы, они шли за более решительным другом, стараясь не отставать. Предположения Горячева оказались верными: через незапертую прозрачную дверь они беспрепятственно проникли внутрь опустевшего здания. Виктор не стал утруждаться осмотром нижнего этажа, разумно предполагая, что ничего интересного обнаружить не посчастливится; нет, решительным шагом он направился к закруглённой лестнице, ведшей на верхние помещения.

- Живут же люди!.. - выразил общее мнение худосочный товарищ, зачарованным взглядом озирая всё внутреннее убранство.

Брат презрительно усмехнулся: он никогда не питал «несостоятельной» зависти, довольствуясь, чем посылала всецело справедливая жизнь. Потихоньку они подняли́сь. О, ужас! В конце приличного коридора заметили сквозную дыру. В остальном всё выглядело чистым и не вызывало негативных эмоций, пока не очутились возле хозяйской комнаты; в ней так же, как и на улице, всё окружавшее пространство (и потолок, и полы, и стены) заливались невысохшей кровью, остатками серого вещества и рвотными массами полицейских сотрудников, проводивших подробный осмотр.

Мальчишки оказались намного крепче и только поморщились, никак по-иному не выказав душевных переживаний. Они смело шагнули внутрь страшного помещения, следуя за отчаянным вожаком. И тот и другой привыкли, что Витя никогда ничего не делает просто так, поэтому два друга уверенно шагали за третьим, как неотвязные тени старясь повторять всякое невольное действие.

Вдруг! В коридорном пространстве чего-то зашевелилось; так бывает, когда кто-то медленно и молча крадётся. В пацанских сердцах мгновенно похолодело, а в висках настойчиво застучало; они обернулись к входному проёму, замерев от жутковатого ужаса. «Что это, «блин»?» - колотило в каждом из них, наполняя нестерпимым, леденящим душу, кошмаром. Зловещие шаги не стихали, а, напротив, настойчиво приближались. В похожие моменты, в современных ужастиках, начинает звучать (бум… бум-бум, бум… бум-бум) тревожная музыка, но в настоящем случае пугавшей аранжировки совсем не потребовалось: трое верных товарищей и так едва не описались. Испуганные глаза настолько расширились, насколько можно дивиться, как они, округлённые, не повыскакивали наружу. Потрясённые парни, конечно бы, заорали, активно призывая на помощь, но в пересохших глотках всё как-то сковалось, и изнутри не вырывалось ни малого звука. В неестественном, практически беспомощном, состоянии их и застал матёрый преступник, украдкой подбиравшийся к родительской комнате.

Кентюрин, удачно покинувший полицейское отделение, так же как любознательные мальчишки, выискивал кошмарную причину в первичном источнике. Сначала он вознамерился просто-напросто трусливо сбежать и мчался, не разбирая дороги, пока не понял, что удачливо оторвался и что его никто не преследует. Полчаса потребовалось, чтоб основательно отдышаться и чуточку успокоиться. Затем он почувствовал суточный голод и подумал: «Неплохо бы подкрепиться». Закончив питательные процессы, несостоявшийся похититель (уж ближе к обеду) направился в элитный коттедж, где и планировал то тяжкое преступление. Каким же мужчина вдруг стал удивлённым, когда услышал детские голоса да настороженные шаги, едва ступавшие по бетонному полу. Неудивительно, он покрался выяснить, что в окровавленном особняке понадобилось трём маленьким сорванцам. Вдохновлённый назойливой мыслью, он осторожно приблизился к спальной комнате; из неё, днём ранее, трусливый злоумышленник улепётывал, не жалея подвёрнутой ножки.

Увидев в комнате троих пацанов, он ринулся с намереньем захватить хоть кого-нибудь одного, чтобы подвергнуть подробному, по сути обстоятельному, допросу. Всполошённые мальчишки, улицезрев незнакомого, одетого во всё чёрное, дядьку, пронзительно (а-я-а!) завизжали и бросились к распахнутому окошку. Выглянув вниз, они, к огорчению, уяснили, что спрыгнуть вниз никак не получится, – и развернулись навстречу непривлекательной участи. Внезапно! Сделав всего-навсего пару шагов, неугомонный преступник резко остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. От испуга и столкновения отпружинил назад, распластавшись в кровавой лужице. В следующий миг он встретился очумелым взглядом с остекленевшим взором Горячева; тот словно погрузился в гипнотический транс, необъяснимое забытьё. Почувствовав то холодившее ощущение, что и днём раньше, и нынешней ночью, Кентюрин резко вскочил и, не разбирая дороги, бросился наутёк.

- Брат, ты чего? - теребил его за плечи Борцов, пытаясь вывести из странного помрачнения. - Ты в порядке?

Ему никогда не приходилось видеть проворного друга в очумелом бездействии, и не знай Иван его раньше – он бы устремился вслед за «утёкшим» бандитом. Говоря о Кощееве, тот вообще застыл без движения, обливаясь обильными слёзками да срамны́ми густыми соплями.