[Очень хотелось создать образ Проклятого дитя, ребёнка Сатаны, вестника смерти. Пришлось использовать рамки российской школы. Осторожно: помутнённое сознание, гибель, кровь!]
Часть первая.
Елена Юрьевна по средам дежурила в блоке начальной школы. Это были дни, которые приносили только головную боль. Вовсе не из-за кучи малы, которую устраивали на переменах младшеклассники. Весёлое месиво скорее радовало учительницу - все в детстве, как щенки, любили возню, громоздились, наскакивали друг на друга, переживали радостные минуты "жизни в стае". Однако она с суровым лицом разгоняла школьную мелкоту: ещё травмируются ненароком или витраж разобьют.
Елену Юрьевну беспокоил, да что там беспокоил, прямо изводил упорный взгляд девчушки на скамеечке у огромных кадушек с фикусами. Казалось, что через неестественно белёсые глаза ребёнка за школьной жизнью наблюдает кто-то не принадлежащий к роду человеческому, страшный и безжалостный. Наблюдает и делает выбор. Ощущение близкой беды наваливалось плитой, делало ноги ватными.
Елена отирала потный лоб и виски, клала под язык валидол и начинала сомневаться в своём психическом здоровье. Ну разве можно так воспринимать ребёнка! Ведь это всего лишь неухоженная девочка, худенькая и анемичная. Ничего не поделаешь, одинокий ребёнок у фикусов вызывал даже не брезгливость, какая случается, когда под ванной обнаружишь мокрицу, а настоящий страх.
Елена поинтересовалась у молоденькой учительницы второго "б": из какой семьи девочка, как успевает в учёбе, с кем дружит. С удивлением узнала, что Катя прибыла в конце прошлого года, просто заявилась на урок. Её личное дело возникло в общей папке, а фамилия - в электронном списке учащихся. Больше ничего Ирина Витальевна сказать не смогла. Какое сейчас ей дело до белобрысой тихони, если совершенно замучил токсикоз первой беременности?
Елена ещё больше встревожилась, посоветовала учительнице наладить общение ребят с девочкой. Не годится ей сидеть одной у фикусов, смотреть совиными глазами, которые предвещали несчастье...
Вот что она сейчас подумала?! Ну не сумасшедшая ли? До пенсии по выслуге лет ещё далеко, а она уже выгорела на этой изматывавшей работе. И Елена Юрьевна твёрдо решила обратиться к неврологу.
А потом увидела: возле странного ребёнка появились подружки. Подумала, что Ирина Витальевна не безнадёжна, как это может показаться поначалу, что Катя втянется в школьную жизнь и перестанет пугать потусторонней отстранённостью и таким же потусторонним знанием в бледно-голубых глазах.
Сегодня возле девочки собралась целая толпа ребятишек из разных классов. Её губы размеренно двигались, а у рта, на первый взгляд, витало в воздухе нечто тёмное, вроде нитей.
Елена, чувствуя знакомую тошнотную боязливость, поправила очки. Нет ничего, почудилось. Просто ребёнок рассказывал детям что-то увлекательное - вон, даже не шевельнулся никто, все внимательно слушали.
Учительница подошла ближе, так что можно было разобрать в обычном школьном гаме голос, по тембру похожий на пересыпание сухих песчинок. Она почему-то была уверена, что Катя знала о подслушивании, хотя и не глядела в сторону Елены Юрьевны. Знала, и девочку это устраивало.
- И вот её дядя умер. Плохо умер, повесился... - монотонно и гладко, как по-писаному, вещала Катя, а дети словно позабыли дышать. Да и Елене показалось, что шальная перемена и школьный холл переместились далеко, в другое измерение, а она вместе с какой-то малышкой только что обнаружила висельника в тёмном коридоре.
- Верёвка о железный крюк тёрлась, а он скрипел. Руки удавленника дёргались, будто Машу схватить хотели: дай мне воздухом хоть секунду подышать, боли не чувствовать. Ноги взбрыкивали, да без толку - от петли уже не сбежишь. Лицо чёрной кровью налилось, зубы ощерились и раздвинулись, выпустили наружу вздутый язык. Маша смотрела на лужу под дядиными босыми ступнями и чувствовала, что и по её ногам стекает струйка. Но с места тронуться не могла. Так и стояла, пока покойника не скрыла темнота. Чудилось Маше, что он силился мёртвые глаза открыть. И если откроет, то беда: увидит Машу и с собой утянет туда, где живых не бывает... - Катя прервала рассказ, уставилась невидевшими глазами в ребят, которые плотным полукругом встали возле неё. Тёмные нити от её рта протянулись к ребячьим головам. И возле Елениного лица заколыхалось нечто подобное - сейчас забьётся в ноздри, рот, проникнет в мозг...
- Тут хлопнула дверь, это мама пришла, свет включила, - продолжила Катя, дети дружно и шумно перевели дыхание. - На её крик понабежали соседи, вызвали полицию. Началась толчея возле висельника. Все про Машу забыли. А когда на минуту коридор опустел, дядя-покойник шевельнулся, повернулся на верёвке к Маше. Его веки приоткрылись, показались тускло-жёлтые белки глаз. Он поднял руку и указал скрюченным пальцем на Машу.
Рассказчица вытянула худенькую ручонку с не по-детски длинными ногтями и чуть не ткнула в лицо Кристинки из класса Елены Юрьевны.
Это отрезвило учительницу, вырвало её из морока, который опутал душу и голову. Елена обняла за плечи ученицу и чуть ли не потащила её из холла в класс. Кристинка не хотела идти, не слушала увещеваний педагога:
- Нечего всякой ерундой заниматься, лучше материал по естествознанию повтори, я могу вызвать тебя к доске.
И на уроке девочка была невнимательной, какой-то опустошённой, словно что-то безвозвратно покинуло её.
А Елена измучилась исчезнувшим воспоминанием: уводя свою ученицу из холла, она заметила что-то очень значимое, важное для всех, но что именно?..
После уроков за Кристинкой пришла бабушка. Девочка медленно собрала вещи в рюкзачок и встала, уцепившись за учительский стол, словно бы не желая покидать класс.
Елена Юрьевна удивилась: обычно ребятишки пулей вылетали из кабинета, радуясь свободе.
Бабушка велела девочке идти вниз и ждать её у выхода, а сама стала задавать учительнице вопросы ни о чём, попутно жалуясь на здоровье и всё на свете.
Кристинка обиженно посмотрела на взрослых и скрылась за дверью.
Елена постаралась сохранить вежливость во время беседы, хотя голова после рабочего дня взорвалась болью, а предчувствие беды перешло в настоящее удушье. Она сняла взмокший шейный платок и расстегнула блейзер.
За окнами послышался многоголосый вопль. Елена бросилась к окну и сначала ничего не смогла понять.
Дети и взрослые отчаянно кричали, разбегались кто куда, а возле крыльца грызлась свора громадных псов. Из-за чего-то розового, красного, голубого. Вроде девчачьей курточки и рюкзачка.
- Где охранник? - гневно спросила Елена и отстранила рукой Кристинкину бабушку, которая сопела ей прямо в ухо.
Через миг ещё бодрая, при макияже, в модных джинсах бабушка кулём осела возле окна.
Учительница не успела отреагировать на бабкино состояние, потому что её глаза нашли охранника, который выбежал из двери, покрепче перехватив дубинку.
В тот же миг одна тварюга мгновенно отделилась от своры, в нереальном полёте преодолела несколько метров и располосовала клыками горло охранника. Он рухнул навзничь, сжимая рукой алый фонтан. Дубинка покатилась по плиткам, выложенным весёленьким орнаментом. Похолодев до потери чувствительности и рассудка, учительница подумала, что этому орнаменту всегда не хватало красного цвета.
Крики прекратились, словно ужас запечатал всем рты, и в тишине стали слышны рык и урчание псов. Как по команде свора распалась и разлетелась в разные стороны, оставив на плитках разорванную, разлохмаченную груду.
Елена увидела, как тварь, убившая охранника, унесла в пасти красный рукав курточки. Из него торчала красная ладошка, колыхалась, словно махала на прощание.
Ни к селу ни к городу в голове Елены всплыло то, что она безуспешно силилась вспомнить раньше: на перемене, уводя Кристинку, обернулась и поймала взгляд этой чёртовой Кати из второго "б". Девочка улыбалась, ощерив мелкие тёмные зубы, а в её прозрачных глазах плескались кровавые отсветы. Она знала всё, что должно случиться. Елена была в этом уверена.
Большой город легко и быстро переваривает любые новости, даже самые трагичные. Через неделю об ужасном происшествии уже не говорили. И школа тоже быстро вышла из ступора. А мелкая ребятня даже стала играть в "дикую стаю". Следствие забуксовало, а потом и вовсе застряло в загадочных обстоятельствах: следов собак-убийц так и не нашли. Но ведь где-то же было их логово или хозяйский двор, откуда они вышли на охоту? Почему растерзали именно этого ребёнка?
Елена Юрьевна костьми легла, чтобы её класс с наименьшим вредом для детской психики пережил горе потери, чтобы бесконечные беседы о правилах безопасности не сделали из ребят малолетних параноиков, но вместе с тем извели под корень детскую беспечность - в наше время иначе нельзя.
А ещё у неё был свой девятиклассник, сынок Сашка, бесстрашное существо с прожорливой глоткой, бездумной головой, тягой к приключениям и абсолютно устойчивой к переживаниям и стрессам нервной системой. На рассказ матери он отреагировал философским "не повезло девахе", отказался что-либо обсуждать и занялся своими гаджетами. Вот за него-то материнское сердце исходило тревогой едва ли не больше, чем за несмышлёнышей-второклассников, которые хотя бы не разучились слушать взрослых.
Дежурства Елены Юрьевны перенесли на пятницы. Недели две она не встречала чёртовой Кати в холле. Потом девочка появилась на лавке в кругу сверстников. Её тонкий подвижный рот чуть скривился в усмешке, когда она увидела учительницу. Глаза на секунду полыхнули и сразу же погасли, словно успокоили и подманили: ничего страшного, подходи ближе, я обычная девочка, хотя ты меня не любишь и выдумываешь всякую ерунду.
Елена Юрьевна хотела уйти с места дежурства, и пусть бы потом её за это наказывали: здоровье дороже всего, ей ещё сына поднимать. Если уж так травмирует обычная школьная сцена, то лучше не наблюдать её вовсе. Ну не объяснять же заместителю директора, что, по её мнению, этот ребёнок - вестник самой смерти?
Меж тем ноги сами принесли Елену Юрьевну к фикусам. Зашелестел пришепётывающий, свистящий голосок:
- Машу похоронили с высоко поднятым саваном, чтобы не были видны чёрные следы от руки, которая её задушила. И ещё врач сказал, что в теле не осталось ни капли крови. Убийцу, конечно, не нашли. - Катя обернулась и вскинула бледно-голубые глаза на Елену. - Только с тех пор в селе стали погибать люди. Выйдут вечером в магазин, или во дворе прибрать, или просто ворота запереть, и не возвращаются. Находили их задушенными, а рядом - следы детской обуви. Зимой и летом одинаковые. А за несколько дней до смерти люди слышали стук в окно, подходили, но никого не видели. Или им звонили в тёмное время суток, но в снятой трубке была тишина. Это погибель к ним подбиралась, метила их...
Катина рука стала медленно подниматься, и Елена с ужасом поняла: вот сейчас чёртово дитя укажет на кого-нибудь, и после случится беда с кем-то из ребят или с ней самой. В голове зашумело, задрожали руки. Нужно что-то сделать: закричать на девчонку, может, ударить её, или просто разогнать ребят. Нужно, нужно!..
У Елены потемнело в глазах.
И тут раздался недовольный голос Ирины Витальевны:
- Воронцова, ты почему дневник наблюдений не сдала? И деньги на тетради по английскому не принесла. Кстати, я просила тебя передать родителям, чтобы они пришли в школу.
Белёсый взгляд неторопливо переместился на учительницу, огладил её выступавший живот, скользнул по шее.
- Что ты на меня уставилась? - взорвалась Ирина Витальевна. - Я из своего кармана должна за тебя платить? Завтра без родителей на уроки не пущу, так и знай!
Елена совершенно оправилась от мгновенно поразившего её нездоровья и даже осудила молоденькую коллегу. Какой бы мерзкой ни была эта Катя, ругать ребёнка не за что - все вопросы о деньгах только к родителям. Даже на взрослых кричать неприлично, а здесь ребёнок. Да и для Ирининого дитятки материнская злоба всё равно что яд, нервные клетки пострадают.
И тут грянул звонок.
Ребята словно очнулись и потянулись в кабинеты.
- Ирочка, да не волнуйтесь вы так, пожалейте своего малыша, - стала увещевать коллегу Елена Юрьевна.
- Достало просто всё, - призналась Ирина Витальевна. - Суют ко мне в класс бичовское отродье, а потом требуют, чтобы все в полном составе на платный английский ходили, ритмикой занимались... Вот, завуч сказала сдать на проверку дневники наблюдений по естествознанию. А этот дневник стоит шестьсот рублей!..
Елена сделала было предостерегающий жест, мол, не в присутствии же ребёнка такие дела обсуждать, но заметила, что лавочка пуста.
Учительницы понимающе переглянулись и пошли в свои кабинеты.
Елена неизвестно почему обернулась. Её коллега входила в класс. А из холла на неё смотрела чёртова Катя. Палец с длинным ногтем был направлен в спину Ирине Витальевне.
Елена вдруг снова почувствовала слабость в ногах и, не дожидаясь Катиного взгляда, быстро скользнула в дверь.
Урок математики удался: дети тянули руки, просились в доске, как орешки, щёлкали задачки. Елене помешало ощутить себя довольной пустое место, где раньше сидела погибшая Кристинка. Занять его так никто и не решился, словно все ждали, что она однажды откроет дверь класса.
Внезапно в одном из кабинетов раздался визг. Елена уже знала в каком. Вопли вырвались в коридор, от топота содрогнулся пол.
Елена кинулась в кабинет второго "б". Ребятишек уже след простыл, и слава Богу.
Ирина Витальевна с истекающими кровью пустотами на месте глаз наносила по воздуху удары громадными портновскими ножницами, которые хранились в кабинете для уроков труда, металась, силясь кого-то зацепить. После каждого взмаха, который не настигал цели, вонзала со всей силы ножницы себе в живот, поворачивала их в ранах, стараясь воткнуть глубже. Молча, в тишине, не считая чавканья плоти.
- Ира! - дико и страшно закричала Елена.
Иссиня-меловое лицо с алыми кругами повернулось к ней, сливового цвета губы растянулись в улыбке. Елена подалась назад, но упёрлась спиной в коллег, которые тоже примчались на крики. Они напирали и буквально её толкали в руки сумасшедшей.
Елена поняла свою ошибку - нельзя было кричать, нельзя было мешать бесноватой молотить воздух ножницами. Лучше всего было бы запереть её в классе и вызвать охранников. А сейчас придётся умереть...
Но сумасшедшая поскользнулась на слизистом комке, который валялся на линолеуме там, где кончалась дорожка, упала ничком, поползла в сторону.
Елена каким-то болезненно-обострённым восприятием успела отметить синюю радужку раздавленного глаза.
Учительнице всё же удалось совладать с собой, оттолкнуть визжавших коллег и захлопнуть дверь. Придавив её спиной, Елена заплакала навзрыд.
Школу закрыли на несколько дней следственных действий под предлогом карантина по ОРВИ. Елена Юрьевна рассказала следователю всё как было, кроме своих видений и мыслей о настоящем виновнике ужасных событий. Она не могла посоветоваться даже с матерью - ну кто бы поверил ей, кто бы не подумал о каком-нибудь психозе? А если заикнуться начальству, то после всего недолго и без работы остаться.
Через два дня перед возвращением к учёбе провели производственное совещание, на котором прочли лекции медики и психологи. Елена выслушала всю тягомотину вполуха: два часа назад она не дозвонилась сыну, и тревога буквально искусала её сердце. Где шастает охламон? Не случилось бы чего...
Наконец совещание закончилось. Елена побежала в кабинет, но возле холла остановилась. Почему-то было страшно свернуть за угол, оказаться в просторном, светлом помещении, с пышными растениями в горшках и кадушках, с солнечными искрами в тонком тюле на окнах, с пейзажами в золочёных рамках на стенах. Интерьеру уютной, богато оборудованной и обставленной школы не хватало строгости и простоты. Иногда он наводил на мысли о пышном гробовом убранстве.
И тут же раздался шелестевший голос.
Елена зажала уши руками и зажмурилась.
Нет, только не это!..
Нет!
Кто-то задел её локоть.
От прикосновения Елену зазнобило.
В груди образовалась ледяная пустота, а поначалу гулко и часто забившееся сердце замерло и словно раскололось.
Кристинка навестила любимую учительницу?
Ирина Витальевна пришла закончить оборванный разговор? Или довершить начатое - вонзить ножницы?..