Некоторые сказки А.Линдгрен удивительны своей пронзительной лиричностью, соединенной с бесстрашным экскурсом в тему одиночества и смерти. Для детской литературы зона топкая и опасная, потому что малейшая интонационная неточность грозит полным провалом. Как говорить с детьми о смерти и болезнях, о потерях? И для взрослых тема конечности (собственной, своих близких, всего мира) необыкновенно тяжела, а с детьми редко говорят о таких вещах прямо, и для детей книга, возможно, первый опыт, первое упоминание о том, что приходит время (иногда внезапно) расставаться с близкими, с любимыми животными, а порой, и с жизнью.
Я мало знаю примеров детской литературы, где эта тема не страшит, а воспринимается смиренно-элегически, смерть показана как часть жизни, печальная, но неизбежная. В русской дореволюционной литературе, возможно, были такие примеры, не припомню. В ранней советской детской литературе чаще всего были примеры героизированной смерти, яркий пример -- Алька из гайдаровской "Военной тайны", некоторые прекрасные авторы (вроде Драгунского или Носова) вообще не касались этой темы (если я ошибаюсь, поправьте).
Я сама столкнулась с этой темой еще в детском саду, воспитательница решила прочитать группе (4-5 лет) условно "детский" рассказ "Нахаленок". Я с тех пор, со своих пяти лет, ни разу его не перечитывала, желания не возникало. Муху на открытом глазу мертвого отца, которая потом снилась по ночам, пережить было сложно. Прямое в лоб столкновение с ужасом смерти и тления, детям такое читать нельзя, на мой взгляд.
В позднесоветской детской литературе, я так понимаю, этой темы касался в основном В.Крапивин, который удивительным образом прошел мимо моего всеядного и жадного читательского аппетита. У многих этот автор, как я понимаю, даже сформировал некоторые аспекты мировоззрения. Я среднем школьном возрасте вовсю читала зарубежную детскую литературу, Майн Рида, Беляева, Ефремова, Стругацких, русских классиков. Крапивин бы уже не влез. Но слишком рано читать некоторые произведения классического реализма тоже не следует, слишком велико на ребенка воздействие неприкрашенных ничем ужасов действительности, особенно разные примеры мучительных и страшных смертей. И не всегда можно предугадать, что именно наиболее сильно испугает детскую душу, прямая сцена насилия или, например, сцена прощания с матерью из "Детства" Толстого. Кричащая в истерике деревенская девочка, которую принесли к гробу покойницы, ужасный запах и неестественный цвет лица дорогого человека, который замораживает душу Николеньки Иртеньева, все это произвело на меня, помню, очень тягостное впечатление. Опять тлен и разрушение, без какой-либо надежды на воскресение. Будущий "арзамасский ужас" появился у Толстого во многом, как мне кажется, благодаря таким впечатлениям детства (мать Льва Николаевича умерла, когда ему было два года. Возможно он и не помнил этого события, но описанное в повести очень достоверно). Ведь этот ужас не просто экзистенциальный страх, осознание своей конечности, но и отвращение перед почти непристойным ликом тлена и разрушения (которое, как мы помним, заставило прослезиться даже Спасителя, когда он пришел к дому умершего Лазаря).
Читая сказки Линдгрен я испытывала удивительные эмоции светлой печали и катарсиса. Когда принц Мио и его верный друг Юм-Юм узнают, что защищая их погибла маленькая Милимани, дочка ткачихи, которая была среди других детей, обращенных страшным рыцарем Като в птиц, печаль становится невыносимой. Но почти сразу следует чудо -- воскресение благодаря волшебному плащу, сотканному матерью девочки. Мне кажется, это важно, дать ребенку возможность осознать, что, да, есть смерть, есть страшные ожоги на руках погибшей девочки, но есть и нечто другое -- возможность переступить через страх тления и забвения, возможность, если не воскреснуть (что легко происходит в сказочном мире), то хотя бы осознать смерть, как возможность перехода, преображения, отвлечься от физической оболочки умершего.
Тема детского одиночества -- одна из ведущих в творчестве Линдгрен, эта тема раскрывается через мотив своеобразного "двоемирия", герои сталкиваются с реальностью волшебного, и этот волшебный мир настолько органично вплетается в реальный, повседневный, что не возникает сомнений в его достоверности, своего рода магический реализм в детской литературе. "В меру упитанный мужчина в самом расцвете сил" прилетает к Малышу из домика на крыше, Принц Мио оказывается в волшебной стране, перенесенный туда Духом, который был заточен в обычную бутылку, валяющуюся в парке, Крошка Нильс Карлсон (предтеча Карлсона, который живет на крыше) вылезает к мальчику Бертилю из мышиной норки, где сдается хвостатой хозяйкой комната в аренду.
Шестилетний Бертиль страдает от одиночества, совсем недавно от болезни умерла его старшая сестра. Но даже описание страдания у Линдгрен получается трогательным и очень бережным для детской психики, другого слова не подберу.
"В комнате было холодно. Папа топил печь по утрам, но к обеду почти все тепло уходило. Бертиль замерз. В углах комнаты сгустился мрак, но он и не думал зажигать свет. Было так ужасно грустно, что он решил лечь в кровать и немножко подумать о том, почему на свете все так грустно.
Ему не всегда приходилось сидеть одному. Раньше у него была сестра, и звали ее Мэрта. Но однажды Мэрта вернулась из школы больной. Она проболела целую неделю, а потом умерла. И когда Бертиль подумал о том, что теперь он один, без сестры, слезы покатились у него по щекам."
Бертиль горюет, но он еще малыш, поэтому вся неприяглядная сторона смерти ему неведома. Он видел, что сестренка заболела, болела неделю, потом умерла. Никаких описаний мертвого тела, скорби родителей. Можно предположить, что малыша просто не взяли на похороны.
На свете все очень грустно, но... Тут из мышиной норки (под кроватью Бертиля) велезает очаровательный крошечный румяный малыш -- Нильс Карлсон. Вообще-то это не совсем малыш, это ниссе, так в Швеции называли кого-то вроде домового, похожего внешне на гнома. Фантазия Линдгрен превращает ниссе в крошечного мальчика, так похожего на самого Бертиля! Ведь горюющему ребенку, родители которого оставляют его дома совсем одного, потому что целый день работают на фабрике, нужен новый товарищ по играм, ему нужно общение и теплота понимающего его живого существа. И вот, ниссе учит Бертиля как обращаться в крошечного мальчика и обратно, чтобы они могли погостить в его мышиной норке (домик на крыше даже более реалистичный вариант, согласитесь).
Ну, а потом благодарность Бертиля за такой подарок судьбы выливается в чудесные поступки, которые доставляют самому ребенку огромное счастье. Он помогает крошке Нильсу растопить печь, натаскав в норку спичек, дарит ему кукольную мебель умершей сестренки (таким образом, оживив память о ней), организует купание, кормит его хлебом, котлеткой и сыром. Счастливый и усталый крошка Нильс засыпает в теплой кроватке, получив от мальчика почти родительскую заботу. А сам Бертиль словно воскресает, он чувствует, что началась новая жизнь, у него есть друг, тайный, прекрасный друг, который всегда рядом.
— Как хорошо, что Бертиль снова весел, — обрадовался папа.
"— Бедный мой мальчик, — вздохнула мама. — Как жаль, что ты целыми днями один.
Бертиль почувствовал, как под рубашкой у него зашевелилось. Такое теплое, очень-очень теплое.
— Не расстраивайся, мама, — сказал он. — Мне ужасно весело, когда я один.
И, сунув указательный палец под рубашку, он осторожно погладил Крошку Нильса Карлсона."
Мы можем долго рассуждать, реален ли маленький ниссе, или это лишь фантазии одинокого ребенка (тот же вопрос можно задавать по поводу всех выше перечисленных произведений Линдгрен). Важно другое, человек уходит от одиночества, когда начинает заботиться о других, когда он может проявлять свою любовь по отношению к другому, более слабому и беззащитному (или довольно наглому, но веселому, изобретательному и тоже одинокому).
Такое раскрытие темы детского одиночества очень правильное, глубоко христианское по сути. Но достичь такого смыслового и художественного воздействия довольно простыми средствами детской литературы удается немногим.
Я обожала читать эту сказку своим детям, когда они были возраста Бертиля. Мне кажется, что это позволило им немного закалить душу перед первым осознанием тягостного экзистенциального одиночества, от которого не уйти никому из живущих. Одиночества, сопутствующего взрослению души. Ведь оно приходит к некоторым очень-очень рано.
Друзья. пишите ваши мысли, ставьте лайки, это очень меня вдохновляет!