Леонид Железный раскрыл одну из чудесных особенностей скрипичной музыки знаменитого финского композитора
В недавнем вечере академической музыки, состоявшемся в Театре оперы и балета республики имени Чайковского, Государственный симфонический оркестр Удмуртии под управлением приглашенного дирижера Антона Шабурова исполнил произведения Александра Глазунова и Яна Сибелиуса. В цикле из Шести юморесок для скрипки с оркестром финского композитора солировал Леонид Железный. После концерта в интервью для Удмуртской филармонии известный российский скрипач назвал один из творческих парадоксов Сибелиуса и признался в том, что для струнника смычок может быть не менее значимым, чем его музыкальный инструмент.
Завороженный природой и музыкой
Примерно полтора десятка лет назад, впервые побывав в стране Суоми, Леонид Железный проникся особым отношением к музыке Сибелиуса.
– Мне очень любопытно узнать, откуда вы почерпнули эту информацию?! – с дружелюбной улыбкой на лице московский музыкант отреагировал на первый эпизод, взятый филармоническим журналистом для обсуждения.
– Почерпнул из глубоких источников, потому что предпочитаю готовиться к каждому разговору, – интервьюеру пришлось в шутку немного похвалить себя.
– Все дело в том, что это произошло давно и пока стало моим единственным пребыванием в Финляндии. Имею в виду, что не проездом, не мимолетно, а основательно. Тогда я еще учился в Центральной музыкальной школе и в составе юношеского оркестра под руководством дирижера и преподавателя ЦМШ Александра Якупова, в котором мне довелось быть концертмейстером, мы выехали в Хельсинки. Причем Александр Николаевич опекал своих учеников не только как музыкант-педагог, но и как любящий отец, участвуя в образовании, воспитании, просвещении и расширении кругозора своих подопечных. Не зря же во время гастролей в Финляндии мы ездили на экскурсии, слушали финскую музыку, сочинения самого Яна Сибелиуса, а в один из дней оказались в его усадьбе. Этот визит произвел на меня сильное впечатление. Я был заворожен не только музыкальными картинами, но и суровой красотой зимней финской природы. Её пейзажами со снегами и метелями, и когда сейчас я прилетел в заснеженный Ижевск играть произведение Сибелиуса и выглянул в окно, то мгновенно вспомнил свою давнюю поездку в страну Суоми. Мне показалось глубоко символичным играть музыку Сибелиуса в январе на родине Чайковского…
От элементарного до экстремального
Можно было предположить, что скрипичная основа в композиторском генезисе Сибелиуса должна была помочь и даже научить его писать скрипичную музыку удобно для исполнения.
– Однако выдающийся Скрипичный концерт у этого автора получился на редкость сложным в техническом плане. Начиная с аппликатуры. Он ведь очень труден в пальцах! – высказался обозреватель Удмуртской филармонии.
– Откровенно сказать, Скрипичный концерт и скрипичные сольные партии в цикле из Шести юморесок для скрипки с оркестром написаны страшно неудобно! – Леонид Железный подобрал усиленный эпитет. – Поделюсь собственной версией сложного скрипичного письма Сибелиуса – вполне допустимо, что это происходило из-за того, что он нечасто практиковался в игре на скрипке. Особенно на сцене. При этом я не думаю, что Сибелиус намеренно писал неудобно в желании поиздеваться над коллегами-последователями. Это был Художник, которого занимали гораздо более высокие материи, чем мотив «измучить скрипачей». Другой большой парадокс в композиторском языке Сибелиуса заключается в том, что у него есть вещи, когда ты открываешь ноты, смотришь в текст и начинаешь ошибочно думать: «Ага, тут все элементарно и я легко справлюсь с заучиванием и исполнением» Но когда ты начинаешь играть эту музыку, то понимаешь, что это экстремально сложно! Опять же когда ты постепенно погружаешься в тяжелую работу, и свыкаешься с ней, то в какой-то момент совершенно внезапно происходит что-то сродни озарению и все технические трудности чудесным образом уходят на второй план. Для меня эта особенность музыки Сибелиуса остается одной из неразгаданных тайн в творчестве великого финского композитора, Скрипичный концерт которого является безусловным шедевром во всем его творчестве. Он берет тебя за душу с первых сыгранных нот. Если же говорить о Шести юморесках, то они интересны мне тем, что требуют того самого постепенного вживания в их сущность, когда ты ощущаешь, что с каждым новым часом в репетиционной работе над этим сочинением к тебе приходит понимание созвучности этой музыки твоему «я», твоему личностному ядру. Может быть поэтому сейчас я чувствую и осознаю, что Шесть юморесок для скрипки с оркестром – это еще один подлинный шедевр Яна Сибелиуса.
Откровение о скрипках и смычках
Заметим, что в личном собрании Леонида Железного есть две скрипки и несколько смычков, два из которых сейчас находятся в репетиционной и концертной работе у музыканта.
– Один из них несколько лет назад вам подарил выдающийся отечественный скрипач Виктор Третьяков. За это время вам удалось разузнать о характере этого смычка? Насколько я могу представить, свои характеры присущи не только скрипкам, но и смычкам тоже.
– Это абсолютно верное наблюдение, и я очень надеюсь на то, что мне удалось узнать характеры моих инструментов и смычков, – с деликатной ироничной усмешкой произнес скрипач. – Поэтому считаю, что бесценным подарком от Виктора Викторовича Третьякова можно замечательно играть произведения Баха, классические сочинения и музыку Брамса. А вот смычком, подаренным мне отцом Варфоломеем, который чуть тяжелее по весу и которым я играл в столице Удмуртии, мне слышится и чувствуется, что можно исполнять как раз сочинения Сибелиуса. Скажу больше, порой от смычка зависит половина успеха в концерте. К слову сказать, история со смычком, подаренным мне святым отцом, который является монахом в миру и одновременно признанным скрипичным мастером, вышла исключительно интересной. Произошло это в пандемию, когда скорость жизни вдруг замерла, и у отца Варфоломея появилось свободное время творить. Незадолго до этого он неожиданно позвонил мне и сказал: «Лёня! Я сделал для вас скрипку и хочу передать её вам в дар». Когда чуть позже мы встретились, то мастер подарил мне скрипку своей работы и смычок из собственной коллекции, сделанный французским мастером. И когда я взял в руки этот инструмент, то не мог сдержать изумления. Эта скрипка представляла собой точную копию одного из детищ Джузеппе Гварнери дель Джезу (этой «добавки» Гварнери удостоился из-за изображенного клейма, которые он ставил на свои инструменты, напоминавшего эмблему иезуитского монашеского ордена «дель Джезу́», что означало «от Иисуса» – прим. авт.), которую иначе называют «Вдовой Паганини». А еще раньше эту скрипку называли il Cannone или «Пушка Паганини».
– Но ведь на концерте в Ижевске в ваших руках был не аналог «Пушки Паганини», а другая скрипка?
– Да, здесь я играл на скрипке, которую приобрел в 2009 году, выбрав её из остальных пяти-шести инструментов, предложенных мне. Эта совсем юная скрипка, которая была изготовлена в 2005 году «неизвестным мастером» из Северной Америки. Между тем внутри этого инструмента я обнаружил клеймо, расшифровал его, но… Настоящее имя мастера или же группы мастеров, я так и не узнал, выяснив только, что он или они работает или работают под псевдонимом. При этом знаю, что аналогичным клеймом освящена еще одна виолончель. Сегодня, когда возникли серьезные сложности с ввозом раритетных старинных музыкальных инструментов в Россию из-за рубежа, я могу посоветовать своим молодым коллегам, обращать больше внимания на современные скрипки. Поверьте, что среди них можно найти очень достойные инструменты.
Музыканты с несказанным везением
Не раз в своих репортажах нам приходилось повторять, что тонкое чувствование эмоционального состояния собеседника и его личного времени должно становиться важнейшей необходимостью в наборе профессиональных качеств людей, которые работают в сфере коммуникаций.
Поэтому обостренная за долгие годы работы интуиция снова подсказывала – наступил срок для заключительного вопроса. И тогда из множества различных вариантов журналист Удмуртской филармонии выбрал тот интерес, который вынашивал почти полтора года с момента предыдущей встречи с Леонидом Железным.
– Ваша откровенная фраза, произнесенная в одном из интервью, не дает мне покоя в течение длительного времени. «Как можно играть музыку Шумана или Брамса, если в своей жизни ты никого не предавал, и тебя никогда не предавали?» Как понимать и чувствовать это выражение? Под ним вы подразумевали, что к музыке Шумана и Брамса надо созревать личностно? Но ведь не пробовать предавать, наверное, а образно говоря «набивать шишки» удаленно. Как это модно сегодня дистанционно?
– По всей вероятности, в том интервью я не совсем точно подобрал слова. В тот момент мне гораздо важней было обойтись без красивых пафосных фраз, но при этом оставаться откровенным в самой высокой мере. Тогда мне хотелось сказать о том, что в своей жизни оба этих величайших композитора пережили очень многое. Дай Бог каждому это пережить и на полном контрасте, не дай Бог никому это пережить, потому что в жизни Шумана и Брамса были моменты, которые и врагу не пожелаешь. Если рассматривать данную тему с христианской точки зрения, то каждый человек в своей жизни совершает ошибки. И крайне важно знать, как потом мы к ним относимся, какие выводы делаем, и растем ли личностно после всех этих осознаний. При этом если говорить о музыкантах, то наши рефлексии должны в последующем оказывать положительное влияние и улучшать наше исполнение… В истории мировой музыки очень частыми были случаи, когда композиторы настолько погружались в собственный творческий процесс, что не могли понять и принять мир других гениев. Наверное, и в этом тоже состоит одна из граней в природе гениальности. Зато нам музыкантам несказанно повезло в том, что мы можем любить творчество как одного, так и другого творца при дарованном счастье играть их потрясающую музыку!
Текст: Александр Поскребышев
Фото: Руслан Хисамутдинов
