15+ снова на связи! Пора-пора рассказать о любимом и многоуважаемом "Преступлении и наказании" и не менее уважаемом мастере слова - Достоевском, чьей работой с текстом я восхищаюсь при каждом перепрочтении.
Теорию Раскольникова уже, бедную, замусолили до дыр со всех сторон: и про двойников говорили, и со всеми возможными героями сравнивали, и на контрасте, и параллели проводили - в общем, кажется, уже нечего сказать лично мне, потому что, что ни скажи, оно уже было и уже не ново - даже если оно не под луной, так что мне придется постараться.
Не знаю, высказывал ли подобные идеи до меня, но все же я попробую - попытка, как говорится.. - это вам не теорию проверять.
Теория Раскольникова в классическом прочтении, но?
Понятное дело, все мы знаем, ради чего - вернее сказать, из-за чего - убивает Раскольников. Это знают, пожалуй, даже те, кто произведение не читал. Раскольников убивает ради теории: чтобы убедиться, что он право имеет, а не тварь дрожащая, что он Наполеон, что натура вынесет и все в этом духе.
И мы понимаем, что убийство старухи и Лизаветы физическое - это еще и смерть самого Раскольникова, только уже его души: неспроста он именно Раскольников и неспроста "Я не старушонку убил, я себя убил".
Смерть души - страшная вещь, тем более в романе Достоевского, где все рассматривается через призму Библии и православной веры, но разве только ли от убийства физического, как у Раскольникова, наступает смерть души?
Давайте подумаем об этом и постараемся провести параллель через основные женские образы романа.
Ложь во спасение: как женщины в романе убивают свою душу, не убивая ее?
Вера - это всегда про искреннее раскаяние и искупление. Никто не безгрешен, даже великие святые, вопрос именно в том, чтобы человек искренне признал свои ошибки, искренне раскаялся и искренне захотел это исправить - тогда он встает на путь искупления, которое является ключом к его спасению.
Слышала я как-то такую фразу "кровь кровью искупается". С одной стороны, можно понять это как кровную месть: око за око, зуб за зуб, а с другой - как раз про искупление: когда человек потом и кровью "оттирает" грехи со своей души, очищает ее ценой собственной крови.
Но разве это не похоже тогда на теорию Раскольникова? Разве мы тогда не должны, как он, вскрикнуть в ответ Лужину "По вашей же вышло теории, что убивать можно". Чем же мы тогда отличимся от Раскольникова и от Лужина с его целым кафтаном, чем мы тогда лучше? И значит ли это, что убить серийного маньяка - плохо, но не такой страшный грех? Что старушку, замучившую людей, убить - тоже не так уж и плохо?
Вот тут мы и подобрались к сути. Смотрите внимательно: Достоевский, как фокусник-виртуоз грамотно держит наше внимание в напряжении с первых страниц, еще даже когда не знаем мы ничего о теории, а только погружаемся в роман. А потом уже поплывем по страницам и будем вместе с Раскольниковым сомневаться: а можно ли? А так ли, а грех ли? А грех ли в той же степени, что и.. - и вот тут мы уже почти дошли до края шаткой пропасти под названием "материализм". Еще один такой шаг - и станем мы Лужиными, из плюсов, правда, с тем, что кафтан целый - да только без души, потому что за кафтан продались.
Запомните мысль про кафтан, а теперь вспомните, как я обозвала заголовок. Я неспроста упомянула "ложь во спасение" - уже, наверное, полноценную крылатую фразу, которая предполагает под собой, что ложь, сказанная во благо, не так плоха и грешна, как та ложь, что произнесена умышленно.
Когда вы берете на душу тяжелый груз: обмануть человека ради него. Вдумайтесь: ради него. Разумеется, это не снимает с нас полномочий в том, что мы соврали, но так ведь и вовсе можно дойти до крайностей: либо все станут откровенными через меру, либо мы будем этим "спасением" оправдывать свою ложь перед самими собой, в еще большей степени загрязняя душу, чем первоначальной нашей ложью.
А можно ли тогда "загрязнить" душу только в какой-то степени, не скатываясь в Лужинские кафтаны, морализм и идеализирование?
Ведь, технически, Дуня и Соня делают именно это. Не спешите серчать на меня, сейчас объясню это по пунктам. К слову, Дуня и Соня - одни из любимых героинь русской литературы в принципе.
Теперь рассказываю: начнем с Сони. Все мы понимаем, что она - буквально ангел во плоти, который практически продает душу за родных, которая соглашается отдать свою нравственную чистоту, только бы выжили близкие, хоть даже и не родные ей люди. И с точки зрения морализма и церковного писания, а также банально десяти заповедей Соня - грешница, она и сама о себе говорит как о великой грешнице, об этом злорадно говорит и Раскольников.
Что ты великая грешница, то это так. Живёшь в этой грязи, которую так ненавидишь. Ведь знаешь сама, да стоит только глаза раскрыть, что никому ты этим не помогаешь. Никого ни от чего не спасаешь.
И в ту же секунду признает, что просто не понимает - как в ней сочетаются и уживаются и грех, и эта грязь, которая постоянно ее окружает, и ее нравственная и духовная чистота, а также абсолютная незапятнанность души.
Ответ банален и прост: Соня делает это не для себя. И разница вот в этой небольшой, как будто ничего незначащей мелочи. Уверена, вы и без меня понимаете прекрасно эти вещи, потому что это истины прописные, мы понимаем, что Сонин грех - не грех вовсе, потому что не ради себя, не ради похоти, удовольствия, денег, не с потребительским отношением, а с отвращением, а с переступанием через себя, с превозмоганием это делает и снова - ради других, а не для себя.
И эта жертва - поистине христианская, и это мы понимаем совершенно интуитивно: Соня жертвует не ради "великого страдания" , как, например, происходит с маляром Миколкой, она жертвует ради других собой просто потому что, даже не столько из-за какого-то чувства долга или облегчения совести, она не говорит об этом ни разу, она хочет только не допустить близким ей людям оказаться в той же ситуации, что и она, потому что она испытала это на себе.
У Дуни похожая ситуация, не в той, правда, мере: у нее с точки морали все прикрыто выгодным браком, однако мы прекрасно понимаем, что брак этот совершенно не на равных, что Дуня в положении не просто жертвы, молчаливой спутницы, а рабыни в красивом платье, аксессуаре, которым будут хвастать, она станет вещью в руках Лужина. Но она идет: ради брата и матери, пусть брак и разрывается в итоге, но мы не можем не отметить решимость Дуни в совершении этого шага.
Ведь она хлеб черный один будет есть да водой запивать, а уж душу свою не продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст, не то что за господина Лужина. Нет, Дуня не та была, сколько я знал, и... ну да уж, конечно, не изменилась и теперь!.. Что говорить!
И ситуация Дуни отличается от Сониной лишь тем, что брак в обществе не осуждается, хотя с Соней люди даже жить сторонятся. Однако своей великой жертвой девушки "снимают" с себя вину и смывают "грех", поскольку помыслы их чисты - тут ведь идея как раз в этом, идея всегда в помыслах и намерениях, лишь они делают разницу: ситуации внешне могут быть совершенно разные, а вот суть - одна и та же, и так всегда.
Вернемся к кафтану: кафтан в Лужинской теории - лишь удобный ему визуальный образ для метафоры, и это именно вещь, потому что все ценности Лужин измеряет деньгами и вещами, и вот он продается за кафтан, а Дуня и Соня отдают души за кафтан для других - то есть прямо противоположно теории Лужина. И как бы "продаются" тоже за вещь, но это формальность, суть в том, что не для себя, а для других.
Кафтан Раскольникова
А за что продается Раскольников? За идею. Спорно - не вещь же, материализма и выгоды нет. Но за идею не для других ведь? Он ведь неспроста оправдывает себя тем, что убивает ради других людей, ради денег, чтобы потом помочь людям, чтобы освободить их из-под гнета старушки: однако деньги и ценности оказываются под камнем, а мы понимаем - убил не для других, а для себя.
А теперь представьте себе ситуацию: Раскольников убивает старушку именно из-за денег для родных: страшный грех, однако мы понимаем, что это не настолько же тяжело на моральных весах, как убийство ради себя. Что если бы он убил, допустим, Свидригайлова? Тоже грех, но ведь ради сестры? Разумеется, мы снова уходим в моралистику и философию, но мысль четка и ясна: это не одно и то же. И дело не в убийстве - вернее, не столько даже в нем, - сколько в отсутствии раскаяния и в теории. Все снова упирается в теорию. И в намерения - дело именно в голове.
Почему я говорю про то, что Раскольников именно продается?
«Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!» Проходя через мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!
Впоследствии, когда он припоминал это время и всё, что случилось с ним в эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя в сущности и не очень необычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением судьбы его.Именно: он никак не мог понять и объяснить себе, почему он, усталый, измученный, которому было бы всего выгоднее возвратиться домой самым кратчайшим и прямым путем, воротился домой через Сенную площадь, на которую ему было совсем лишнее идти. Крюк был небольшой, но очевидный и совершенно ненужный.
и что, стало быть, старуха, ровно в семь часов вечера, останется дома одна.
Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что всё вдруг решено окончательно.
Это все ведь так похоже на отречение Петра - когда его вера так и остаётся на словах, как и слова Раскольникова о том, что он откажется от своей теории, которые забываются в тот же момент, когда предоставляется знак и возможность проверить свою теорию.
Удобно списать все не просто на судьбу, а на Божье провиденье - и ведь какое-то время, вероятно, он считает себя героем, освободителем, спасителем всех униженных и оскорбленных, но дело даже не в том, что он "сверх плана" убивает ни в чем неповинную Лизавету - это лишь еще один грех на душу, - дело именно в том, что он не для всеобщей справедливости, чести, не ради спасения, не ради милосердия, не ради защиты, заботы, доброты и искренне добрых намерений убивает, а исключительно только для себя. Раскольников жертвует другими ради себя, а Дуня и Соня - собой ради других, вот и вся разница.
И пережить такой грех сил Бог не дает. Уверена, сделай он это ради людей заправду или ради семьи действительно, то морально бы перенес, ибо
Цель оправдывает средства, если цель - спасение души.
Про вторую часть забывать никогда не стоит, обидно, правда, что про нее многие и не знают в принципе, хотя в этом и суть.
Как сказано было в замечательном фильме Майор Гром: Чумной Доктор:
Достоевского читал? Нельзя людей убивать, даже самых последних тварей. А иначе весь мир с катушек слетит. Как ты. ... Нельзя людей убивать.
Поэтому в заключение: кланяюсь в ноги вечной Сонечке, ибо на Сонечке вечной держится мир, всему страданию человеческому и иду пересмотреть МГЧД (вам очень советую, потому что нерв затронут действительно очень тонкий и глубокий).
И уже совсем в счет последнего P.S.S: предлагаю задачку на досуг - кто лучше: герой, который жертвует собой ради мира, герой, который жертвует вами/ дорогим человеком ради мира или злодей, который жертвует миром ради вас/дорогого человека? И злодей ли он?
Буду ждать всех мыслей и мнений в комментариях. Критика - хорошо, оскорбления - бан без объяснения причин. Порфириев Петровичей уважаю, если аргументированно скажете мне, тварь ли я дрожащая или право имею, то буду только рада это с вами обсудить. Всем спасибо и на связи!
А ещё приглашаю вас в свой тгк: обещаю закулисную сторону подростковой жизни, рассказы про подготовку к ЕГЭ, прогулки по Москве, путешествия и мини-приключения, которые у меня частенько случаются, а еще истории про фехтование и мысли по книгам, которые сейчас читаю.
