В солнечное утро десятого апреля выезжаем. В последний раз окидываем взглядом, ставший родным, дворик. Жаль уезжать и расставаться. Всегда, черт возьми, жаль. Место это жаль, своих воспоминаний и эмоций. Жаль уезжать навсегда и никогда больше не вернуться. Обычный двор, каких миллионы в Японии, но он наш, в нем мы оставили частичку себя. Пристегнутый на замок и сто лет стоящий во дворе, мотоцикл, блестящий красный автомобиль, все время простоявший на маленькой, дворовой парковке, огороженная газовая колонка с баллонами газа, трещинки в асфальте, цветы у обочины.
Чувство расставания знакомо всем людям. Когда-то давно, покидая Японию, помню, я взял судовой велосипед и за несколько часов до отхода нашего пароходика, проехал на велике вдоль побережья так далеко, как только смог. Ехал, куда глаза глядят, и вот так же смотрел на морской берег, на рыболовные снасти, лодки и шхуны, на каменный парапет и линии волноломов, о которые разбивались белые гребни волн. И так же знал, что больше этого места я не увижу никогда в жизни. От осознания этого в момент прощания всегда становится как-то тоскливо. Причем, в России у меня такого ощущения нет. Наверное, оттого, что всегда есть некая возможность вернуться. А вернуться куда-то за границей очень трудно, наверное, потому охватывает грусть, будто ты в космическом скафандре покидаешь чужую, яркую и красочную планету. Да уж, в скафандр оденут, скорее всего, по прилету. Мы смеемся, чтобы не заплакать.
Был один чемодан, теперь два, в придачу - пара сумок и рюкзаков. Ерунда, никаких проблем, до станции три минуты ровной дороги, а у чемоданов имеются колесики.
Наши японцы предупреждены еще с вечера. Наоми с Томоми встречают нас на вокзале Нагои. Томо-тян, отдышавшись – в обеденный перерыв на работе она села не велосипед и примчалась к нам – достает приготовленные для нас и наших детей, подарки и все подробно объясняет. Показывает детям, как запускать самолетики, чего боится пират в бочке, достает кучу сладостей и конфет. Нао-тян привезла подарки от родителей. Папа в ответ на наш Уссурийский бальзам, отдарил нас первоклассным японским виски, Тетя с Дядей передали сшитые Тетей по размеру и цвету, маски для всей нашей семьи. Позже, в разгар короны, этот подарок стал неотъемлемым атрибутом при посещении больших магазинов, где охранник на входе бубнит, как заведенный –Оденьте маску – а купить что-то на кассе без этой тряпки под носом, нельзя. Так что большое спасибо Тете! Видя, как мы судорожно пытаемся впихнуть презенты в наши рюкзаки и сумки, Томо-тян исчезла куда-то, и через пару минут возникла перед нами вновь, держа в руках кучу вакуумных пакетов, призванных, как следует, утрамбовать наши вещи. Никто лучше японцев не может уложить багаж так аккуратно и продуманно, чтобы влезло все, и, если у вас хватит глупости распаковать чемодан, уложенный японскими руками, обратно вы это не вместите.
Обеденный перерыв заканчивается, Томоми придется побить мировой рекорд, чтобы успеть на велосипеде на работу, и она торопится попрощаться с нами. Бесконечные поездки с Томоми на машине, терпеливые объяснения нам различных нюансов, касаемо самых разных сторон жизни японцев, вплоть до помощи выбора блюд в кафе – все это заслуга Томо-тян. Со своей стороны, ей, было очень интересно узнавать, как там у нас, в России. Женя с Васей по-настоящему сдружились с Ще-тян и Мику-тян. Наде жаль, что из-за сильной занятости с нами не смог встретится муж Томоми. Томоми говорит, что он и сам сожалеет об этом. Ну, пора прощаться. Объятия, пожелания доброго пути, и Томо-тян скорым шагом исчезает в дверях главного выхода вокзала.
Наоми пока в отпуске по уходу за маленькой Щихо-тян, с которой сегодня нянчится бабушка, поэтому провожает нас до самой платформы. Когда мы думали, как сэкономить на дороге до Токио, то Нао-тян, все просчитав, сказала, что наиболее экономичным и наименее утомительным способом доехать до Токио будут обычные пригородные электрички. Правда, придется несколько раз пересесть, но в сравнении со скоростным синкансен, затраты уменьшатся вдвое. Подходим к кассе, где есть возможность приобрести билеты не в автомате, а у живого кассира, и Наоми покупает нам билеты до Токио всего за тринадцать тысяч иен, против двадцати пяти тысяч, заплаченных нами за синкансен. Она вручает Наде целую кучу билетов и объясняет последовательность их использования. Что ни говори, это сложная задача даже и для нас, съевших собаку на поездках в японских электропоездах. Выходим на платформу в ожидании электрички. Здесь очень свежо, широкий козырек скрывает солнце, дуют сквозняки. Наоми мерзнет, и мы достаем ей из сумки мою, видавшую виды, куртку со сломанной собачкой молнии, которую мы брали в Японию, чтобы проложить мягкой прокладкой наши подарки в чемодане. Во все время эта куртка провисела дома у Леши с Любой на крючке, и мы даже не хотели брать ее назад, но все-таки взяли, чтобы избавить Лешу с Любой от ненужных вещей. Теперь эта куртка пригодилась, как нельзя, лучше. Наоми согрелась, подходит наш поезд, пора расставаться. С тактильными контактами у японцев не очень, их заменяют поклоны, но в семье Нао-тян с этим все хорошо. Надя льет слезы, Наоми плачет, поочередно обнимет всех нас и на последнем прощальном кадре моего телефона маленькая Наоми в моей куртке одиноко стоит на платформе, и в проеме закрывающихся дверей машет нам рукой. Наоми не плачет никогда, но при встречах и расставаниях с Надей, она всегда плачет. Наши жизни и судьбы, соприкоснувшись на краткий миг, вновь расходятся, и как близкие, но такие далекие реки, продолжают течь в своих руслах и своих странах. Прощайте, наши дорогие японцы, бог даст, свидимся еще не раз!
Чтобы добраться до станции Синагава в Токио, где нас должна встретить Алена, нам нужно сменить пять электричек и затратить шесть часов времени. Но в Японии в этом нет никаких проблем. Проехал час, полтора, вышел на конечной станции, подождал пять минут и сел на следующую электричку. Платформы вровень с поездом, куда-то тащить чемоданы не нужно, а если где потребуется перейти на другую платформу, то для этого есть удобные лифты. Шесть часов пролетают совершенно незаметно. Пригородные поезда едут не так быстро, как синкансен, сейчас день, и можно хорошенько все увидеть и рассмотреть.
Слева раскинулись неглубокие долины, чередующиеся невысокими холмами, на склонах которых примостились игрушечные домики. Многоцветные, кудрявые сопки щеголяют всеми оттенками нежно-зеленого, желтого и даже красного, будто на дворе не апрель, а октябрь. Удивительно красиво. Время от времени путь проходит вдоль тихоокеанского побережья. Лазурные и изумрудно-зеленые, как с журнальной картинки, волны накатывают на пологий берег. Что это за заграница такая, где такие яркие краски? Ну не покрасили же японцы сопки и море? Наступающая южная весна прекрасна и совсем не стыдится своего великолепия!
Меняющиеся электрички почти пусты, и ниже среднего наполняются лишь при подъезде к узловым станциям. Шесть часов с пересадками пролетают быстро. Дети бодры и веселы, и только на последнем перегоне начинают клевать носом. Но здесь уж недолго осталось ехать. Несколько станций в Иокогаме, где садится и сходит достаточно много народу, а дальше Токио, где на Синагава ждет нас Алена.
Почти сразу же замечаем ее в компании с еще одной русской девушкой.
- Алена, привет, а вот и мы, долго пришлось ждать?
- Привет, путешественники поневоле, да нет, совсем недолго ждем. Какие большие детки уже! Вот, познакомьтесь – это Юля, сейчас мы все вместе пересядем на другую электричку, и доедем до станции Тачиаигава, где Юля поселит вас в гостиницу. Конечно, это не президентский люкс, но все необходимое там есть.
- Юля, рады познакомится – отвечаем. Да мы вовсе непривередливы, была бы крыша над головой.
- Вот и хорошо, отсюда до Тачиаигава всего десять минут езды – отвечает Юля.
Так что хватаем свои пожитки и садимся в очередную “дэнща” – электричку. Алена с Юлей расспрашивают о наших приключениях и мытарствах. Здесь, в Токио уже давно все запуганы и все, без исключения, в масках. Да уж, в провинциальной Нагое в этом отношении жить гораздо спокойнее. Правда, если слово – провинция - применимо к четвертому по величине мегаполису Японии.
Через две остановки сходим на Тачиаигава, спускаемся по эскалатору и оказываемся на узкой улочке, сплошь застроенной с обеих сторон невысокими двух – четырёхэтажными домиками. Застройка настолько плотная, а улочки одинаковые, что заблудиться здесь – дважды два. Однако, пройдя от станции даже менее одной минуты, Юля останавливается около узкого входа, до пола зашоренного металлическими подъемными жалюзи. Она недолго колдует над навесным замочком у пола и ловким движением сворачивает жалюзи вверх. Те с грохотом и лязгом, отъезжают и перед нами открывается узкая и очень крутая лесенка. Первого этажа здесь нет, и чтобы попасть в наши апартаменты нужно как-то исхитриться затащить наверх чемоданы. Сопя и пыхтя, в несколько приемов все же побеждаю коварные ступеньки, и втаскиваю наши пожитки в крошечное пространство, за которым нас ждет гостиничный номер.
Он представляет собой комнатенку, площадью квадратов восемь или десять, по трем сторонам которой установлены три железные двухъярусные кровати, а по четвертой прилепилась слева маленькая раковина, за ней крошечный туалет, посередине большой холодильник, а справа небольшая столешница с полочкой над ней. За одной из двухъярусных коек большое окно, через которое открывается вид на узкую речушку, протекающую прямо под окнами, а чуть справа видна часть железнодорожной эстакады, через которую каждые пять минут проносятся поезда.
Юля говорит, что в коридорчике есть общий душ, но, поскольку сейчас постояльцев нет, он полностью в нашем распоряжении. Этажом выше расположена еще одна, точно такая же, комнатка, но она пустует, поэтому мы можем обустраиваться, где хотим. Сегодня этот хостел, рассчитанный на одновременное проживание двенадцати человек, полностью наш. Туалет, душ, холодильник, обеденный стол, сто пятьдесят “тыщ” пар тапочек, мыло и постельные принадлежности, есть даже интернет по вай-фай, а коек столько – на каждой - спать, не переспать! В общем, не жизнь, а малина. Спасибо тебе, Юля! Юля оправдывается за отсутствие микроволновки и кастрюльки, все-таки детям нужно горячее, но обещает завтра же утром все подвезти. На этом экскурс по хостелу закончен, и она убегает, оставив свой номер телефона.
Остаемся вместе с Аленой, которая достаточно приблизительно, только по словам Юли, знала о том, что нас ждет и находится немножко в шоке от нашего “Президентского люкса”. Но мы действительно рады любому жилью. Главное ведь, тепло и крыша над головой, а роскошь персидских ковров, блеск и красота – всего лишь суета мирян.
Чисто, никаких насекомых, словом, мы довольны. За такие деньги это роскошная гостиница. До центрального вокзала Токио всего несколько остановок, а где, скажите, в Токио можно найти жилье дешевле? Правильно – нигде. И то, цена – подарок, до пандемии здесь одно койко-место стоило пятерку, с общим доходом за сутки – шесть манов, а если так пойдет дальше, то неизвестно чего и ждать! Весь мир сел в лужу с этим новым вирусом, а индустрия туризма – в первую очередь.
Заверяем Алену, что это царские хоромы, большего нам и не надо, и что мы искренне рады этой помощи. Алена расслабленно улыбается, и все вместе мы решаем немного пройтись на воздухе.
Вывески лавчонок, тусклые красные фонари, неизменный “лавсон”, узенькие улочки, стиснутые с обеих сторон разнокалиберными домишками– картина разительно отличается от привычной нам, Японии. Здесь ощущается теснота и скученность, нечем дышать. Но вечером, особо ничего не разберешь, может днем у нас сложится другая картинка.
Алена предлагает зайти куда-нибудь посидеть и тут же находит по навигатору ресторанчик известной сети, в котором, по ее словам, можно недурно поужинать.
Заходим в заведение, расположенное на втором этаже двухэтажного домика. Деревянные столики и столы, кожаные диванчики, уютно. Клиентов, кроме нас, нет. Тщательно умываемся и моем руки с дороги. Как бы мы не относились к вирусной заразе, а сто раз на все лады повторяемая мантра - Мойте руки с мылом – будто до этого мы их никогда не мыли – невольно заставляет с излишней боязнью и подозрительностью относиться даже к собственным ладошкам, вот до чего доводит людей массовый психоз.
Ну, теперь можно и подкрепиться. Надя с Аленой совещаются, изучают меню, в ресторанчике тепло и уютно, и глядя на девчонок, я вспоминаю, как и с чего начиналась и началась наша семья. И родилась она десять лет назад, когда, только познакомившись, спустя недолгое время, все вместе мы поехали за город на конеферму кататься на лошадях. Точнее, катались Надя с Аленой, да еще сестра Алены – Оксана. Мне же было достаточно просто фотографировать. Молодые наездницы, влитые в седла статных животных – мечта любого фотографа, и вообще любого. И как эти девчонки по дороге трещали на японском, мама дорогая! Я так быстро по-русски разговаривать не умею! А мне же мама когда-то рассказывала сказки про Японию и Диснейленд. Японистов, ребята, уважаю я, как врачей и летчиков.
Если покопать, как следует лопатой, то можно найти эти корни. Вот эти первые тонкие корешки, которые проросли во мне, когда моя тетя привозила японские жвачки, когда в моей жизни случились первые, белые, японские кроссовки и куртка – Аляска. Вот журналы с пляжами и белым песком, японскими магнитофонами и телевизорами. А вот более основательные ростки, когда я закончил ВУЗ, в 1996 году пришел на свою первую работу, где меня отправили в первую командировку, которая оказалась сразу с японским уклоном.
Одному из наших работников, в совершенстве владеющему японским языком, было поручено сопровождать командированного японца нашей японской фирмы-партнера, посетившего Владивосток с какой-то деловой целью. Меня взяли прицепом, так сказать, для ознакомления с деятельностью нашего учреждения. И поездка прошла отлично. По прибытию на место, Сакурабе-сан, первым делом, налили половину граненого стакана водки, и как он не упирался, заставили выпить, по-русски - Пей-до-дна. После нелегкого испытания узкие глаза японца медленно расширились и стали круглыми, как у лемура, потом он отчаянно захрипел и закашлял, тщетно обмахиваясь галстуком. Однако заботливые русские тут же поставили перед ним тарелку ухи и огромный бутерброд с икрой. Давай - говорят - быстрее закусывай!
И вот наш японец заулыбался, расслабился и совсем не деловая беседа полилась широкой, плавной рекой, а тематика ее была так же неожиданна, как кета, то и дело, выпрыгивающая из речки рядом. В самом начале застолья Сакураба поинтересовался, почему сам директор предприятия, куда мы привезли его, уделяет столь много времени его скромной персоне, ведь у директора, должно быть, по горло других, более важных дел. На что через переводчика получил исчерпывающий ответ, дескать, мы здесь в России, так что расслабься и отдыхай, а у директора есть много помощников, которые справятся. На это сообщение японец согласно закивал, но на всякий случай снял с себя наручные часы, показал их всем, и демонстративно положил в карман, пролопотав что-то. Наш переводчик Юра пояснил, что Сакураба-сан очень извиняется, что крадет драгоценное время нашего руководства, но снимает с себя часы и закрывает глаза на этот вопиющий факт. Ну да, ну да – почесали репы наши простые мужики – понимаем, чего же тут непонятного. И когда от ящика охлажденных бутылок в речке остались только плывущие по воде, этикетки, наш директор лихо вскочил, отбил каблуками гопака по черной земле и торжествующе крикнул – Смотри, мягко, земля, ага?! А у вас везде один асфальт!
Японец согласился, а директор, ткнув пальцем в обручальное кольцо нашего гостя, добил его окончательно – Это что у тебя за кольцо такое белое,5 некрасивое, алюминиевое что-ли? Помраченный рассудок Сакурабы еще вяло сопротивлялся, поэтому он усилием воли заставил себя поднять руку и пролепетать понятное и без перевода слово – Платина.
- Эх, ну и что, что платина, некрасиво же – не сдавался директор. Вот смотри, у меня золотое, блестящее, вот это, я понимаю, красиво!
Как водится, застолье закончилось далеко за полночь, но не в пользу японца. Он из этого застолья вышел побежденным. Русские только расходились, стали наперебой звать его в сауну, которая уже давно под парами, и банщик только ждет отмашки директора. Но куда там, бедный Сакураба к тому времени смог молвить только три слова - Не надо сауна, гостиница! Причем, он уже довольно хорошо стал понимать по-русски, как это бывает на интернациональных попойках. Уговорить его не смогли, как не пытались втолковать, что вода освежит и отрезвит его. Мне, как не принимающему участие в возлияниях, выпала почетная обязанность проводить в гостиницу нашего гостя. Закинув совместными усилиями, бездыханное тело в чьи-то жигули, мы довезли Сакурабу до маленькой квартирки, выполнявшей роль гостиницы на первом этаже трёхэтажного заводского дома, из подвала которого воняло канализацией, и впотьмах, за руки за ноги, втащили на кровать.
Всю ночь бедняга стонал, дергал себя за галстук и колотил каблуками туфель по деревянной спинке кровати. Но утром, несмотря на весьма помятый вид, держался сдержанно и с большим достоинством. На вопрос нашего переводчика о самочувствии, Сакураба сказал, что никогда в жизни так не напивался, но хочет еще раз обязательно вернуться в Россию и повторить. Что ж, любой японец ответил бы точно так же, однако не всякому японцу выпадает в жизни такая удача и бесценный опыт общения с “медведами” прямо в их берлоге. Уверен, наш японец и сейчас помнит все подробности той встречи, ну, разумеется, с учетом тех своих скромных возможностей запоминания. А уж “Коннитива”, “Аригато годзаймас” и “Скоси-cкоси” – как слабое сопротивление полному стакану водки – запомнил тогда я.
Вот такая случилась у меня первая командировка с международным уклоном. Но вообще-то я не об этом хотел сказать. Не то главное, что напоили нашего гостя до потери сознания, а то, что, услышав впервые так близко живую японскую речь, ее плавные переливы и музыкальный ритм, японский язык понравился мне сразу и навсегда. На нашего же переводчика Юру, я смотрел, как на бога и силился понять, как удалось ему постичь тайны языка и так свободно общаться с японцем на любые немыслимые темы, которые то и дело подкидывали наши, разгоряченные водкой, мужики. И я тут же зауважал нашего переводчика за его великие знания, как уважаю врачей хирургов, которые однажды спасли мне жизнь, и военных летчиков, которые столь легко, как кажется с земли, управляют грозными реактивными истребителями.
Еще через несколько лет я и сам побывал в Японии. Это окончательно укрепило мое дерево любви к Японии, пустившее глубокие толстые корни-контрфорсы. А когда давно укоренившееся уважение к чему-то совпадают и сочетаются с красотой и грацией лани, то вся эта гремучая смесь воплощается в любовь.
Вот эти плоды любви, дуют апельсиновый сок стаканами, так что аллергия уже. А мы сидим в Японии, в Токио, в приглушенном свете маленького ресторанчика, вспоминаем былое и ту самую конную прогулку. Кроссовки, магнитофоны, Диснейленд, Сакураба-сан, Япония, грациозные наездницы – японистки. Поистине, неисповедимы пути господни.
Алена сказала, что теперь нам нужно экономить, потому что неизвестно, как будет дальше, и сама оплатила весь счет. М-да, теперь мы вроде беженцев, не пойми кто. Кто бы мог подумать, черт знает, что. Еще и Лешу с Любой не сводили на прощание в “сушку” с этим скомканным отъездом. Ладно, добро мы помним, не извольте “сумлеваться”.